Последний пенсионер - Петр Левин Страница 2

Выехали на проселочную дорогу. Слева — поля с посажеными деревьями в два-три ряда, справа — сплошная стена лиственного леса и по обочине — деревянные старые столбы с проводами.

«Жигуль» прибавил хода. Дорога была накатанная, ровная. Стрелка спидометра подходила к «80». Я специально подотстал от Ивана: пыль стояла страшная.

Через пару километров «Жигуль» остановился у развилки. Дорога шла по посадкам дальше, а вправо прямиком в лес вела заросшая травой кишка. Туда же уходили провода — видимо про их обрыв писали в интернете.

— Ну вот и все! Я дальше прямо поеду. А вам направо. Я ездил к Юре пару месяцев назад. Потихоньку и вы проедите на вашей пузотерке. Ну, до встречи! Передавайте от меня привет! Прокофьев моя фамилия. Иван Прокофьев!

Дверь «Жигуленка» с шумом захлопнулась, мотор взревел, задние колеса прокрутились, из-под них взметнулся песок — и машина полетела вперед, оставляя столб серой пыли. Я смотрел, как она медленно оседает, отчего воздух становится прозрачным, чистым.

Сел в машину и повернул. Дорога была сносная — Иван не обманул. Только кусты и высокая трава слишком близко росли по краям да деревья недружелюбно свесили лапы, пытаясь достать до крыши. Я ехал как можно медленней, чтобы не поцарапать бока и не словить днищем кочку. Минут через десять дорога начала расширяться. Показался первый дом, согбенный, с покосившимся крыльцом и сгнившим порогом. Маленькие окна были целы, остеклены.

Поехал дальше. По левую и правую руку стояли деревянные дома, преимущественно срубы, но были и из досок, краска отцвела, железные крыши покрылись ржавчиной. Улица шла метров на триста вглубь. В конце нее был тупик и лес.

Меня встретили жирные гуси и большой откормленный рыжий кот. Он выпрямил хвост и что-то орал на своем кошачьем. Заглушил мотор и посигналил. Вышел из машины. Воздух был влажным, свежим, не таким, как в Алешкино. Отчетливо пахло деревней: перегноем, навозом, сеном, травой, деревьями. Запах был сильный, настойчивый.

Последний дом был добротным, видно было, что за ним ухаживали — железная крыша была недавно выкрашена в зеленую краску, порог обновлен, а забор — свежий. Из-за дома вышел хозяин. Похоже, с огорода. Это был невысокий худой старик в шапке-ушанке, сером тулупе, синих штанах на ватине, резиновых до колен сапогах.

— Здравствуйте, чем могу помочь? — спросил он. Старик снял с забора тряпку и вытер руки.

— Юрий Васильевич? — спросил я, и после того, как собеседник кивнул, протянул руку, — меня зовут Константин. Я ваш родственник. Мой отец Александр Конеев ваш троюродный брат. Я прочитал, что у вас свет отключился, и приехал, чтобы помочь. Но вот выяснилось, что уже свет дали… Мне Иван Прокофьев из Алешкино все рассказал, он вам привет передает… Да я заехал просто по пути. Я из Самары в Москву еду, в командировке был.

Я соврал, потому что не хотел стеснять хозяина.

— Ну проходи в дом, родственник! Как отец поживает? Он же младше меня на двенадцать лет. Я его нянчил.

— Похоронили два года назад. Сердце.

— Ай-ай-ай, — покачал головой хозяин, — давно я его не видел. Лет двадцать он сюда не приезжал. Все хотел родительский дом восстановить. А к дому твоего отца мы сходим. От него только фундамент остался. Его наш родственничек Сергей с женушкой-грымзой продали за копейки… Сруб хороший был… А я не смог им помешать.

Я вытащил из багажника сумку с гостинцами, которые купил вечером до отъезда. За обитой войлоком дверью располагалась небольшая кухонка. Низкие потолки заставили пригнуться. Мебель была неприхотливая — старый шкаф с микроволновкой и электрочайником, ручной умывальник, советский холодильник, стол с клеенкой и два деревянных крашеных стула, которым было на вид лет пятьдесят.

— Я здесь родился, я здесь умру. А проблему газетчики раздули. Без света я могу спокойно жить. Радио есть на батарейках. Пенсия у меня хорошая по местным меркам, на все хватает. Да и не нужно мне ничего, огород свой, яйца и мясо свои. Хлеб пеку в русской печке. Договорился с хозяином магазина в Алешкино, раз в месяц мне завозят крупы и муку. А по мелочи я сам хожу — мне в радость прогуляться до магазина да и для здоровья полезно.

Сели за стол. Я достал из сумки рыбные консервы, фрукты, орехи, сок, котелку копченой колбасы, сыр, печенье. Поставил водку и вино.

— А я не пью, — сказал Юрий Васильевич и улыбнулся, — в свое время отпился. Могу пригубить за компанию. Раньше страшно пил. Знаешь что такое корытный самогон? Вот нагнали его. Я беру трехлитровую банку и еду на тракторе поле пахать. Выпью прямо из банки грамм триста и пашу час-другой, потом повторяю. И так до вечера. А к вечеру и банка пустая уже. Вот так и пропивал здоровье. Глупый был — все пьют, а я что же?

— Да и я пить не могу, за рулем. Ненадолго заехал. Пару часиков погощу — и в путь.

— Тогда оставь. Раз подарок. Водка она и на растирку пригодится. А вино я с водой как сок потягивать буду. Все развлечение старику!

— Ой, у меня же еще целый пакет пирожков с заправки. Сейчас принесу, а то пропадут! — спохватился я.

— Да зачем нам пирожки покупные! У меня пирог с капустой и яйцами, с утра приготовил. Теплый в печке стоит.

Юрий Васильевич помыл руку в умывальнике, обтер вафельным белым полотенцем и ушел в соседнюю комнату. Я последовал его примеру и тоже вымыл руки.

Родственник вернулся счастливый — в руках держал чугунную сковороду с румяным пирогом.

— С утра я уже его начал, так что, дорогой гость, не обессудь!

Поставил сковороду на деревянную подставку, достал из ящика шкафа нож и отрезал два больших куска. Аромат был чудесный. Рот наполнился слюной.

— Бери, ешь! — сказал Юрий Васильевич.

Я взял кусок теплого пирога, поднес угол ко рту и смачно откусил.

— Такого вкусного пирога ты, наверно не ел! — озвучил мои мысли старик. Он включил электрический чайник. И достал две нарядные красивые чашки их шкафа.

Я буквально проглотил пирог. Аппетит только начинал разыгрываться. И видя мою прыть Юрий Васильевич отрезал еще.

— Я тебе с собой дам продуктов деревенских. Яйца, патиссоны, тыкву. Такой тыквы ты в своей Москве не купишь! Сладкая, как мед. И еще гусь в морозилке лежит. Довезешь? В войлок заверну, не растает!

Я покачал головой.

— Да не надо ничего. Зачем?