Олесь Бенюх - Подари себе рай (Действо 1) Страница 20

- Будя шутить-то, - прохрипел он, пытаясь высвободиться. - Ничуточки не смешно.

- Цыть, недоносок! - услышал Костя хриплый бас и на него пахнуло перегаром и табаком. Железный замок вокруг горла с хрустом сомкнулся и в следующее мгновение Альданов, потеряв сознание, рухнул на каменный пол. Четверо молодцов окружили бухгалтера. Пятый, стоявший в холле, одетый в дорогое модное пальто и кепи, спокойно приказал:

- Милейшая Жанна Григорьевна, освободите себя от не принадлежащих вам дензнаков. Быстро и тихо.

- Почему? - нервно вопросила она, обеими руками вцепившись в мешок. Я вас не знаю.

Лицо ее пошло бурыми полосами, она лихорадочно искала взглядом кого-нибудь, чтобы позвать на помощь. Как назло, обычно людные, гардеробные и холл теперь были пустынны. Клава, онемев от ужаса, еле держалась на ногах.

- Зато я вас знаю, - сказал пятый. - А я - Франт. Вот и познакомились.

И он подал знак рукой четверым. Те стали вырывать мешок, но женщина отчаянно сопротивлялась. Франт, имевший также кличку "Джентльмен", был главарем самой крупной шайки налетчиков в Замоскворечье.

- Караул! Грабят! - очнулась, наконец, от столбняка Клава.

- Франт! Бандиты! - неожиданно пронзительно закричала Жанна Григорьевна. Один из нападавших ударил ее рукоятью револьвера по голове.

- Уходим через двор! - резко бросил Франт. Он пропустил вперед того, кто тащил мешок с деньгами. И тут из своей каморки появился Кузьмич. В одном исподнем, с ломом наперевес, он преградил им путь.

- Ну, робяты, щас угроблю всех разом.

Выглянув из-за его плеча, Ксюшка завопила благим матом: "Суки! Суки!! Суки!!!" Франт неспешно достал из бокового кармана пальто браунинг и хладнокровно с трех шагов выстрелил в Кузьмича. Сделал он это с небрежным шиком, которым славился среди братвы по всей Москве. И пуля, скользнув по виску, ушла в стену.

- Ты стрылять?! - ошеломленный Кузьмич побагровел. - Да я ведмедя один валил. А ты...

И он прошил ломом грудь того, который был с мешком, насквозь.

Франт выстрелил еще дважды и дважды промахнулся. Схватив мешок, он бросился назад, надеясь уйти через главный вход. И на пороге холла встретился лицом к лицу с Иваном, который выбежал из преподавательской, услышав выстрелы.

- А, начальство! Прочь с дороги, сявка! - презрительная ухмылка, привычная маска Франта, взбесила обычно такого уравновешенного директора.

- Ах ты гад! - вскричал он. - Задавлю, как гниду!

Он бросился на Франта и тот от неожиданности выронил мешок с деньгами. Иван схватил бандита за грудки, но тот дал ему подножку и они покатились по полу. Появились Маковлев, Рахлин, преподаватели, студенты. Троих налетчиков скрутили. И тут раздался выстрел. Иван обмяк и остался лежать на полу. Франт, потерявший кепку, в измазанном пальто, все с той же презрительной ухмылкой, медленно двигался к двери. В руке его зловеще поблескивал браунинг. Тяжкую тишину разорвал отчаянный возглас Дон Кихота:

- Ату его!

Люди словно ждали этой команды. Секунда - и Франт оказался на полу, не успев больше сделать ни одного выстрела. Пистолет из его руки вырвал Дон Кихот. Санчо Панса и еще трое мужчин сидели на бандите. Тот хрипел, на губах выступила пена, знаменитая маска сползла с лица.

- Допрыгался, бандюга! - крикнула ему в спину пришедшая в себя Жанна Григорьевна, когда его выводил из здания милицейский конвой. Молча наблюдавший за этим Кузьмич с перевязанной головой сплюнул на пол, посмотрел застенчиво, словно извиняясь, на директора, и пошел за Ксюшкой домой.

Когда Ивана увозила "Скорая Помощь", на улицу высыпали все, кто был в училище.

- Директора жалко, - сквозь слезы проговорила Клава. - Человек уж больно хороший.

- Врачи сказали - выдюжит, - неуверенно успокоил ее Дон Кихот. Ранение сквозное, под ключицей.

- Молодой, осилит, - убежденно заявил Санчо Панса. - Он нам нужен. И он знает это.

Маша стояла у окна и смотрела на входивших и выходивших из проходной швейной фабрики людей, на трамваи, конные подводы и автомобили, катившие по Большой Полянке. Там, на углу с Якиманкой, на первом этаже маленького двухэтажного дома Иван получил временную квартиру из резерва районо крохотную, но отдельную - кухонька и гостиная-спаленка. Оконца были со спичечный коробок, потолка касался головой даже человек среднего роста, но это было у Ивана и Маши первое собственное гнездышко. Без телефона, конечно, зато с отдельным туалетом и общим на восемь семей душем. "Тот самый шалаш, в котором рай", - смеялся Сергей, впервые входя в их жилище и сгибаясь в три погибели. Устроившись на работу в Москворецкий универмаг, Маша в тот же день определила двухлетнего Алешку в ясли. Закончив Харьковский торговый техникум (отец ее был военным и они то и дело переезжали из округа в округ), Маша еще до замужества поработала и в Одессе, и в Хабаровске, и, учитывая опыт и добротные характеристики, ее назначили на должность заместителя директора. На ноябрьские праздники к ней должна была приехать из Самары, где она жила с бабушкой, младшая сестра Алина, и Маша договорилась с директором, что пятого она возьмет отгул, чтобы убраться дома и встретить сестру. Она вымыла полы, протерла мебель и двери и ровно без четверти час была на вокзале. Увы, дальневосточный экспресс в связи со снежными заносами в Сибири запаздывал на двенадцать часов.

- Точно? - переспросила она девушку в справочном бюро. Та одарила ее уничтожающим взглядом, строго приказала: "Гражданка, не задерживайте очередь". Вернувшись домой, она решила взять Алешку из ясель пораньше и теперь наблюдала, как он черным меховым клубочком возится в снегу. "Неровен час, простудится", - подумала она и крикнула ему в форточку, чтобы он шел домой.

- Ты что там делал, сынок? - спросила она, стаскивая с него мокрые от снега рейтузы.

- Чистил дорожку, - ответил он. - Чтобы всем дядям и тетям было легче ходить.

- Кто тебя этому научил? - скрывая восторг, ровным тоном произнесла Маша. Ребенок пытливо посмотрел на нее, сказал, садясь на горшок:

- Никто, я сам придумал. "Молодец! - подумала она и с трудом удержалась от того, чтобы сказать это вслух. - Хвалить за благородство безнравственно. А не хвалить, может быть, и непедагогично".

Пообедав с Алешкой, Маша помыла посуду и села к столу, чтобы читать сыну сказку про курочку Рябу. Раздался нервный стук в наружную дверь. Маша не успела ничего сказать - дверь распахнулась и в квартиру вбежала Ксюшка. Пальто полурасстегнуто, под ним пестрядинная рубаха, подшитые валенки на босу ногу. Глаза зареванные, посинелые губы дрожат:

- Марья Николаевна, дилехтора чуть не убили.

- Что, что ты такое говоришь, Ксюша? - Маша побледнела, встала, держась за спинку стула. - Скажи толком, что случилось?

- Ранетый ён. Бандюки прибежали, деньги отымать. Ой, матушки, мово Кузьмича тоже из леворверта шмальнули.

- Да что с Иваном, Ксюша? - взмолилась Маша. - Жив ли?

- Дохтура бают - жив.

- Где, где же он, господи?

- В больнице он, Марья Николаевна.

- Да в какой?

- Первоградьской. Да, тама.

Маша схватила Алешку, стала его целовать, приговаривая:

- С папой беда, сынок. Я сейчас, я должна быть с ним. Ты же у меня умница, ты посиди дома, поиграй. Я скоро, я скоро, Алешенька!

Она натянула одну кофту, зачем-то тут же сняла, надела другую, закутала голову шалью, надела пальто. Остановилась посредине комнаты, пытаясь вспомнить что-то. Всхлипнула, махнула рукой, говоря себе что-то вполголоса. Наткнулась взглядом на ревевшую беззвучно Ксюшку.

- Ты вот что, слезами не поможешь, - сама плача, обратилась она к ней уже с порога, - ты побудь тут с Алешей. А я в больницу должна ехать. Ладно?

И выскочила на улицу.

Ударил морозец, и пока она добралась до приемного покоя на Большой Калужской, она изрядно продрогла. В травматологическом отделении было жарко и Маша как-то вдруг обмякла, от больничных запахов с непривычки слегка тошнило. В ожидании дежурного врача она села на лавку в коридоре и напряженно смотрела на двери ординаторской. Боже, как тяжело, как бесконечно долго может тянуться время. Минута. Две. Три. "Пытка временем, подумала Маша. - И как это Святая Инквизиция не додумалась до такого!" Подошел доктор, маленький, щупленький, седенький. Устало потер совсем детскими пальчиками виски, так же устало сказал:

- Ранение не летальное, не задеты внутренние органы, не задета кость. Главная беда - он потерял очень много крови.

Помолчал. Вновь потер виски.

- Вы можете пройти к нему в палату. Правда, он пока еще без сознания. Но все необходимое и возможное сделано и я уверен - молодой, сильный организм выкарабкается.

Он провел ее вместе с сестрой к палате, открыл дверь. Заметил, обращаясь скорее к сестре: - Да, повезло. Один в четырехместной. Ненадолго. Седьмого и восьмого будет Содом и Гоморра. Койки рядами будут стоять во всех коридорах. Воистину, никто так красочно и душевно, как мы, не умеет справлять праздники.