Сретенские ворота - Юрий Яковлевич Яковлев Страница 21

Наконец Таня решилась позвонить.

— Где ты пропадаешь? — спросила мама.

И по тому, как мама спросила «где ты пропадаешь?», по ее глазам и по ее спокойным движениям Таня поняла: мама ничего не знает. Тогда Таня сказала:

— Сядем.

Мама удивленно посмотрела на дочь и села. Таня тоже села.

— Ты ничего не знаешь? — на всякий случай спросила Таня. — К тебе не приходили из школы? И про пожар ты тоже ничего не знаешь?

— Про какой пожар? — мама поднялась со стула.

— Сиди. Не в этом дело. Я хочу тебе сказать… Я бросила школу.

Пройдет время. Многое забудется. Отойдет в тень. И будет казаться, что все произошло просто, как-то само собой. Вошла в дом. Сказала маме: «Я бросила школу».

Услышала ответ:

— Не городи чушь.

— Нет, я серьезно. Бросила. Поступила на работу.

— На какую работу?

— Как ты советовала — в цирк.

— Я тебе не могла советовать такую глупость.

— Вспомни, мама. «Тебе впору идти работать в цирк».

— Дай мне сигарету.

Мама долго курила, не произнося ни слова. Она переваривала новость, которую преподнесла ей Таня. Она мучилась и потому молчала. Она почувствовала себя беспомощной, старой, ни на что не способной. Дочь вышла из-под ее крылышка. Делает, что хочет. Сегодня бросила школу и поступила в цирк. Завтра приведет за руку парня и скажет: «Знакомься, это мой муж…» Но после будет казаться, что мама просто надулась и молча курила.

Таня сидела на стуле. Прямая. Спокойная. Так по крайней мере казалось маме. Спокойствие дочери выводило ее из себя. Она с трудом сдерживалась. И потом ей тоже будет казаться, что Таня была спокойной. А Таня чувствовала себя побитой и чудом спасенной.

— Что ты собираешься делать в цирке? — глухо спросила мама.

— Не бойся, — сказала Таня, — я не буду выступать на манеже с клоунами. Работа у меня простая: я чищу клетки, чищу рыбу, ухаживаю за морскими львами. Они очень славные. Я тебе когда-нибудь покажу их. И вообще, мама, ты не волнуйся. У меня все в порядке… А в школу я никогда не вернусь.

Надо отдать должное маминой выдержке. Она не закричала. Не нахлопала дочку по щекам. Она молча курила. И все силилась найти смысл в поступках дочери. И не находила этого смысла. Чтобы легче понять дочь, она вспомнила себя в Танины годы.

— Я тоже бросила школу, — тихо сказала мама. — Но я не делала глупостей, не поступала ни в какой цирк, а ушла на фронт. Стала зенитчицей. По ночам мерзла на посту и прислушивалась к шуму моторов. Один раз обнаружила самолет, который там, впереди, прозевали. Подняла батарею по тревоге. Самолет отогнали. Потом про меня написали в газете «Тревога». У меня где-то хранится эта газета…

— Мама, все будет хорошо, — тихо сказала Таня. — Вот увидишь. Я поступлю в вечернюю школу. Ты уж не сердись.

— От тебя пахнет рыбой, — сказала мама.

— Ну да, мы с Викториной Сергеевной начистили тридцать килограммов. У меня руки покраснели.

Мама встала и пошла на кухню.

Что еще было в этот день? Ах да, опять на глаза попался Павлик. Он нес в комнату чайник.

— Я купил Нине цветов, — сообщил он, глядя в стенку.

— Молодец, — похвалила его Таня. — Она была счастлива?

— Да, она обрадовалась. Она сказала, что я первый, кто купил ей цветы… Но лучше бы я купил их тебе.

— Иди пить чай, — отрезала Таня.

— Успею… Ты не думай, она в самом деле обрадовалась. Потом я угощал ее мороженым.

— Тебе больше некому это рассказывать?

— Некому. Я ребятам не говорю. Они ведь только посмеются. Я и цветы завернул в газету, чтобы никто не смеялся. А что? — Ничего. Все в порядке, — сказала Таня и пошла к себе.

— Рыжая команда, как наши дети?

— Резвятся.

— Как у них животы?

— В порядке.

— Ты им не давала рыбы?

— Нет.

— Не врешь?

— По одной рыбке.

— Подлизываешься. Надо завоевывать любовь не рыбками. За рыбки каждого полюбят. А ты без рыбок.

— Я им витамины давала.

— Лопают?

— Еще как!

Таня стояла в клетке. На ней был огромный фартук до земли и косыночка, которая аккуратно скрывала волосы. Из бассейна торчали три острые мордочки. Массивных гладких тел не было видно, и казалось, что их вообще нет, а есть маленькие зверьки с маленькими мордочками. Они выглядывали из воды и смотрели то на Таню, то на Викторину Сергеевну.

Дрессировщица скинула норковую шубку и бросила ее на стул, как будто это был простой засаленный тулуп.

— Мы отправляемся на манеж, а ты заканчивай уборку.

В ее голосе звучали командные нотки. Но они не обижали Таню, девочка очень точно улавливала за ними добродушную иронию. Ей даже нравились эти нотки: самой бы не плохо научиться.

Таня спрыгнула из клетки на пол. Викторина Сергеевна скомандовала:

— Мальчики-девочки, на берег!

Три зверя внимательно выслушали распоряжение и стали выбираться из бассейна. И сразу превратились в больших лоснящихся морских львов. Они весело лаяли и шлепали ластами.

Морские львы обступили дрессировщицу и тыкались в колени своими мокрыми мордочками.

— Лель, не отталкивай Зину! А ты все спишь на ходу, Тонни? Кому я говорю? Тонни! Дети, на манеж! А ты, рыжая команда, закончишь уборку, приходи тоже. Начищенная рыба есть? Опять дали мелочь костлявую! Надо бы самого завхоза накормить такой рыбой.

Таня стояла рядом и наблюдала за Викториной Сергеевной. И прислушивалась к ее словам, к ее ноткам.

В дверях появилась Рита. Она все время вертела ногой, одетой в красивый чулок, и казалось, что нога у нее заводная. А оранжевая шляпа была похожа на абажур: круглая, с проступающими ребрышками каркаса. Может быть, когда-то внутри светила лампочка, а теперь абажур надели на голову.

— Манеж готов, реквизит на месте, — сказала Рита.

— Спасибо, деточка. Идем!

Викторина Сергеевна шла впереди, морские львы, хлопая ластами, переваливались за ней. Таня осталась одна. Рита все еще стояла в дверях и вертела заводной красивой ножкой.

— Вкалываешь? — спрашивала она.

— Вкалываю, — отвечала Таня.

— У вас тут рыбой пахнет. Фу!

— Я привыкла. Мне даже нравится…

— Ты прямо как Золушка. Культурная девушка. И вкалываешь. А меня Вальтер Мокин обещал взять в номер. Я способная.

— Ты способная. У тебя получится.

— Я тогда тебя перетяну. Ему много девушек потребуется для номера.

— Спасибо, Рита. Я уж лучше здесь, со своими мальчиками-девочками.

— Ну, приветик!

Рита повернулась