Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин Страница 217

И Фока восстал и, покачиваясь на паучьих ножках, шагнул в мир. Он был исполнен необычайного величия, как, верно, исполнен величия паук, соткавший для глупых мух гибельную сеть...

Но Фока шёл не губить. Он шёл спасать... себя, а стало быть, и свою паству. Святые бессмертны. А смертные пусть умирают.

Осёл кинулся к нему навстречу, уткнувшись мордою в плечо. «Эх ты! – незлобно упрекнул он хозяина. – Забыл про меня? – А вот я о тебе помню, брат мой двуногий!».

Не рассчитал серый своей привязанности, и праведник опрокинулся на спину.

– У... у... утро-обаа ты длинноухая! Азият! – взроптал Коська, то есть святой Фока, и завернул непотребное словечко. – Да я тя на ка... ага, на кааторге сгною! Я тя в ад пошлю, падло! я...

Ослик сочувственно склонил над ним свою добродушную морду, обнюхал: от Фоки дурно пахло перегаром. Эта кроткая ослиная морда показалась ему ликом самого сатаны. Фока взвизгнул испуганно и на карачках уполз под крыльцо. Но морда и туда просунулась, однако достать святого не смогла. И тогда он набрался мужества и вступил с сатаною в спор.

– Сомущать явился? Меня-то? Фоку самого, то есть? Да я тя во ад... истинного говорю, во ад! Ага! Изыдь! Изыдь, нечиста сила! Здесь келья праведника! Святой он, верует в господа пресветлого, в матерь божию! Во Христа! В серафимов, и в херувимов! Изыдь! – пискнул он грозно и обмахнул себя крестом.

– Чичас... я во ад тя... – бормотал осмелевший Фока, пятясь из-под крылечка задом. Пятясь, задел ногой щиколотку осла. В ней сидела колючка. Ослик взревел от боли и лягнул хозяина. Тот, отлетев в сторону, грянулся о столбушку. Сознание, и без того несветлое, помутилось совсем. Фока пал бездыханный...

Рёв ослиный вновь перебил молитву обречённых.

– Чичас я, братие! – пробормотал Мефодий, блудливые пряча глаза. – Чичас... погляжу, нет ли знамения свыше...

Он выскользнул из храма, прикрыл двойные горбыльные дверки и накинул засов. Но ослик, томимый жаждой, воззвал к человечности. Мефодий уж сунул в петли замок, но, к счастью для паствы, оглянулся. От рёва ослиного очнулся Фока, щуроватые приоткрыл глазки, и даже в эти, едва приметные щёлки проник свет, наполнил их хоть и небольшим, но всё же человеческим смыслом.

«Вот те и шествие на осляти! – огорчился Фока, с трудом припоминая, что же с ним произошло. – Мне и на вершину не взобраться, пожалуй!»

Но ему повезло. Он увидел Мефодия и слабым, едва слышным голосом позвал на помощь. Мефодий хохотал, глумясь над соперником. В руке его головнёю чернел амбарный замок.

– Шествие, – жалобно поскуливал Коська-Фока, елозя кривыми ножками. – Я, брат Мефодий, шествие... ага, на осляти.

– То праздник, брат! То великая для нас радость, – тотчас ухватился за мысль Фоки: «Я те устрою шествие! Ох, устрою!».

Гореть не хотелось. Да и людей отчего-то жаль стало. Пускай живут. В чём провинились они перед двумя лукавыми проходимцами, каждый из которых не стоит и пуговицы на штанах.

«Не дам гореть! – решил Мефодий, словно и не подбивал скит к поджогу. – А шествие будет!»

– Подсади, слышь, – ползая под брюхом осла, умолял Фока. – Сам я не в силах... С сатаною сражался...

– И одолел? – скрывая издёвку, изогнул перед ним долгое тело Мефодий.

– Одолеть-то я одолел, да и сам пострадал, вишь, немало, – кряхтя от боли, Фока потирал огрузневший от шишки лобик.

– Та рана праведная, брат! Поди, и Егорию храброму от змея тоже досталось...

– Видно, так, – охотно согласился Фока. – И голос я слышал: «Сядь на осляти, Фока и, стало быть, это... ага... покажись людям. И передай им волю мою: мол, пожог – грех великий. Сами себя убивают. А самоубивцам в раю нет места. Так вот, брат мой!

– Святой ты, Фока! Поистине святой! Голос с небес слыхал... Удостоился... Ну, жди меня тут! А я братьев порадую.

– На вершину-то подсади!

– Подсажу, но сперва братьев на волю выпущу. Ты ж поведай им всё, что слыхал. Осла твоего сам поведу. Жди, мученик ты наш!

Подбежав к храму, Мефодий распахнул во всю ширь двери, гаркнул старообрядцам, уже одной ногою ступившим на тот свет:

– Братия мои! Знак был! Голос был! О том поведает вам Фока-праведник! Выходите, и он вам явится. Он токо что одолел нечистого...

Молящиеся хмуро и недоверчиво уставились на него. Их много обманывали на земле. Может, и в последний час обманывают?

– Да выходите же борзо! Щас шествие будет... Шествие на осляти. И шествие это... по велению господа. Выдьте, выдьте! – он первый выскочил из храма в солнечный, в гомонящий мир. На бугорочке за скитом по-прежнему рисовал Ремез. Но теперь с ним рядом сидел Турчин, несколько казаков и Домна.

Сорвав десяток репейных шишек, Мефодий скатал их в комок и скачками побежал к Фоке. Тот уже стоял на коленях, кланялся. Не богу кланялся – клонил хмель. Да и нестерпимая боль в затылке.

– Садись, брат мой, на осляти, и людям явись. Ждут слова твоего, как манны небесной...

Морщась и охая, Фока взобрался на ослика. Мефодий взял