Машины времени в зеркале войны миров - Роман Уроборос Страница 22

опять стало весело. Интересно, что он там пишет? Я вытянула голову и старалась прочитать слова и буквы. Он увидел это и прикрыл текст ладонью. Он дописал последнее слово и посмотрел мне прямо в глаза. Я три раза быстро моргнула. Я чувствовала тушь на ресницах. «Итак», – сказал программист, но таким тоном, которым врачи обычно общаются с пациентами. Потом он как будто что-то вспомнил. «Белые халаты. Да. Видите ли, владелец нашей фирмы, очень уже пожилой человек. И он в шестидесятых годах работал на вычислительном центре в каком-то научно-исследовательском институте, обслуживал там электронно-вычислительную машину. Так вот они все там ходили в белых халатах. Нас он тоже заставляет всех носить эти белые халаты, хотя никакой необходимости нет». Он внимательно посмотрел мне в глаза, хотел что-то сказать, но ничего не сказал. У меня было ощущение, что он сейчас достанет такую медицинскую трубку как у доктора Айболита, расстегнет мне блузку и начнет слушать меня. Дышите. Не дышите. И я начну задерживать дыхание и чувствовать, как набухли мои соски. Я вдруг неожиданно выпалила. «Ты врач». Села на свободный стул. «Как хотите», – ответил он почти нежно и опять записал что-то в тетрадку.

Начало какое-то невнятное, но подкупает, что автор, что называется, «берет быка за рога». Без всяких вступлений, описаний, раскрытия характеров. Сразу – бах – в ледяную воду действия. Ну и по «набухшим соскам» сразу понятно, что секс будет. В целом неплохо, но сумбурно.

– Итак, – это видимо у него такое слово-паразит, – Вы внимательно ознакомились с текстом договора?

– Внимательно, – ответила я. Хотя это была ложь, я даже в глаза не видела этот договор. Я даже понятия не имела, о каком договоре шла речь.

– Вы готовы его подписать? – он избегает смотреть мне в глаза.

– Готова.

– Что ж чудесно, – с облегчением сказал он и залез в тумбочку и достал два экземпляра этого договора.

Бумага была желтоватой. Было ощущение, что текст договора был напечатан на очень дорогой пишущей машинке. Доктор подвинул экземпляры договоров и положил поверх них дорогую перьевую ручку. «Паркер». Почему-то подумала я. Человек в белом халате кивнул головой, всем своим видом подтверждая мою догадку. «Угадала». Телепатически передал мне мысль. Я взяла первый экземпляр договора, открыла его на последней странице. «Донут Роман Исаакович». Вот значит, как зовут их генерального директора. Я поставила подпись напротив своей фамилии.

– Надо расписаться на каждом листе договора, – настойчиво предложил врач-программист.

Я расписалась на каждом листе договора. Потом взяла второй экземпляр и проделала то же самое. Потом передала ему оба экземпляра договоров.

– А когда Роман Исаакович распишется на каждом листе договора? – спросила я насмешливо.

– Не волнуйтесь, прямо сейчас, – сказал мой собеседник и начал неторопливо, каллиграфическим подчерком расписываться на каждом листе.

– Очень приятно, Роман Исаакович, меня Елена зовут, – я кокетничать что ли начала, как неожиданно.

– Я знаю, – сухо ответил Роман и продолжил оставлять на листах бумаги эти свои произведения искусства.

Это сон. Я отчетливо понимаю, что это сон. Как я это поняла? Очень просто. Я совсем не помню, что произошло до этого момента. Последнее, что я помню – это то, как я пришла домой, сняла туфли и переоделась. Одела шлепанцы и пошла делать себе пасту. Поужинала, выпила бокал белого сухого вина, поболтала с подругой о том о сем, и легла спать. И вот видимо продолжается этот сон. Однако он непрерывный, очень четкая картинка, очень четкие ощущения вообще, и у меня, естественно, появились сомнения. Сон или не сон?

У всех современных авторов прослеживается такая тенденция. Чуть какие затруднения в изложении событий появляются, тут же все как один бегут под спасательный «зонтик» сновидений, алкогольных и наркотических опьянений и, наконец, если и это не спасает их текс, то они прибегают к помощи необъяснимых явлений природы. Все писатели-фантасты так поступают, как один. Остаться в рамках реализма уже никто не способен.

– Не сон, – угрюмо сказал Роман Исаакович и мельком глянул на меня.

– Вы мысли что ли мои читаете? – я начала, по-моему, паниковать.

– Нет. Но все реагируют более-менее одинаково. Плюс у меня инструкции есть на этот счет. Как только вижу легкую панику в глазах клиента, я сразу ему… ей … Вам, в частности, должен сказать, что это не сон.

– Я сама хотела первой у Вас спросить, – я, кажется, начинаю что-то смутно вспоминать.

– Спрашивайте, – он прям приготовился-приготовился отвечать на мои вопросы.

– Нет, – теперь уже передумала я, – раньше я хотела, но теперь не буду, – до свидания. Я пошла.

– Как до свидания? – он недоуменно пожал плечами, – нет давайте по порядку… Струсили что ли? Но это не повод отказываться от самого безумного, самого веселого, самого невероятного в конце концов приключения в Вашей жизни. Давайте я Вам хотя бы расскажу, как вы сюда попали. Восстановлю последовательность. Да, я понимаю, Вы против. Но давайте все же… Это не займет более пяти минут. Пять минут Вы сможете вытерпеть?

– Ага, – сказала я и рванула к двери.

Я так думала, что рванула к двери, но на том месте, где, как мне казалось, находилась дверь, ничего не было. То есть была стена. Гладкая и холодная. Тут мне в первый раз за сегодняшний день стало страшно. В комнате погас свет. Полностью и абсолютно. Гирлянды больше не переливались. Сейчас от страха потеряю сознание. Но перед тем, как потерять сознание, я все же крикнула. «Включите свет!!!». Свет, естественно, не включился. Упасть в обморок не получалось. Я закрыла глаза, потому что хоть закрывай, хоть открывай глаза, все равно ничего не видно. Я сделала осторожный шаг. Дрожь прокатилась по всему телу. Я почему-то решила, что Роман Исаакович или как его там? Просто Рома. Подойдет ко мне и сорвет одежду, ударит по лицу, бросит на пол, как тряпку и начнет насиловать. Фу, как мерзко, я не хочу, чтобы меня насиловали. Я решила поделиться этой мыслью с темнотой. «Роман, я не хочу, чтобы Вы меня насиловали. Пожалуйста, не надо». До меня донесся его смех. Сначала он был не сильный. Потом он начал ржать, как ржут мои любимые лошади. Смех резко стих. О боже мой, Иисусе. Бе, как гадко. Я никогда не была религиозной, хотя тогда 4 ноября не пойми какого года, в Казанском соборе Питера…

– Ну Вы меня и насмешили, Елена, право слова. Наши клиенты по-всякому, конечно, себя вели, но, чтобы так. Я срочно включаю свет.

Мечты об изнасиловании у главной героини, от имени которой автор и вещает, как бы символизируют…

Он включил свет, гирлянды елочные опять засверкали, захороводили. Я подошла к столу и села на стул. Я не торопилась, я держала паузу. Уж что-что, а паузу я