Нодар Думбадзе - Не бойся, мама ! Страница 24

Он поднимается в любое время дня и ночи. Одевается.

Идет. Вернется ли он? Этого никто не знает. Он и-е может прыгать, но сейчас прыгает. Он не умеет ползать по скале, но сейчас ползет. Он никогда до этого не плавал, но сейчас плывет... Это нечто совершенно особенное пограничник! В нем живет одно-единственное чувство: всепоглощающее, всеобъемлющее чувство любви к Родине, родной земле, солнцу и морю, деревьям и траве, хлебу и винограду, дворцам и развалинам... Пограничник мыслит, дышит, просыпается и засыпает с одной-единственной думой - думой о святом своем долге, о святой своей обязанности, о защите Родины. Вот что такое пограничник. Вот такой человек майор Чхартишвили.

Сегодня из Сухуми приехала жена Чхартишвили - миловидная скромная женщина.

Майор пригласил меня на чашку чаю.

И вот я сижу в небольшой комнате Чхартишвили и с удовольствием вдыхаю аромат чая. Какое все же счастье - домашний уют, семейное тепло... Я смотрю на стоящую в углу кровать с пестрым покрывалом, и меня невольно начинает клонить ко сну.

Чхартишвили сидит задумавшись и монотонно помешивает чай ложкой. Он молчит. Он всегда молчит, если с ним не заговорить. Жена майора, сложив руки на коленях, сидит в другом углу и также молча наблюдает за нами. Удивительно красивые и печальные глаза у нее!

- Нина Сергеевна, пожалуйте к столу, - прошу я.

- Ничего, посижу тут, а вы угощайтесь, прошу вас, - тихо отвечает-она.

- Иди к нам, Нина! - говорит Чхартишвили.

- Сейчас сварю кофе и приду, - говорит она и выходит.

- Жаль ее... - вздыхает майор, - пятнадцать лет живем вместе. Муж я, казалось бы, неплохой, зарплату до последней копейки отдаю ей - мне-то здесь деньги ни к чему, - каждый год посылаю отдыхать по путевке, трижды ездила за границу... Мебель рижскую купил... Дочка в музыкальном техникуме... Не пью, не курю... В прошлом году подарил ей на день рождения платье... Обняла она меня и заплакала. "Чего, говорю, плачешь?" Молчит, а слезы - кап, кап... Видно, еще в чем-то они, женщины, нуждаются, кроме того, что есть у них муж и барахло там всякое... Но в чем, черт возьми?! В любви? Так я же ее обожаю! Чего же еще? Я не знаю, не понимаю... А сама ни слова об этом. "Я, говорит, счастлива!" Врет! Вижу, что-то не так, а что именно - убейте меня, не; пойму!.. Жалко ее!.. - Чхартишвили разлил коньяк, чокнулся со мной. - А как вы думаете?

- Что вам сказать, дорогой Алеша... - Я пожал плечами, отпил коньяк. Со дня сотворения человечества писатели всего мира об этом пишут, теряются в догадках: что нужно женщине? Как называется то, чего не хватает нам с вами? На самом ли деле любовь то, что нам кажется любовью? И никто еще не ответил на эти вопросы. Что же могу ответить я?

В комнату вошла Нина Сергеевна с двумя чашками дымящегося турецкого кофе.

- Угощайтесь... Вижу, чай вы не пьете, может, кофе поправится?

- Иди, сядь с нами, - Чхартишвили взял жену за руку, привлек к себе, потом обнял за плечи.

- Алеша! С ума сошел! - женщина вспыхнула и вырвалась из объятий мужа.

- Вот видите, Владимир? - смущенно улыбнулся Чхартишвили. - Чего-то нам не хватает!

- Дорогой мой, любая женщина, даже самая простая, самая примитивная, всегда остается загадкой для мужчины, она вне пределов нашего понимания, поэтому не будем философствовать... Ваше здоровье, Нина Сергеевна! - я поднял рюмку и выпил.

- Спасибо! - проговорила женщина, подняв рюмку мужа, чуть помедлила, потом быстро осушила ее и поставила перед майором.

- Ему нельзя, - сказала она.

- Ну уж нельзя! Одну рюмку... - сказал я.

- Пограничник как ищейка: спиртное ему притупляет обоняние, улыбнулась она.

Я вопросительно взглянул на майора.

- Одна рюмка не страшна, две - это уже опасно. Налей мне, Нина, выпью за твое здоровье! - попросил Чхартишвили.

Жена налила.

- Дорогой Владимир! - начал майор. - Я хочу выпить за здоровье моей жены. Вообще-то я не мастер произносить тосты, тем более красивые тосты, но... С Ниной я познакомился в торжественный день, на нашем выпускном вечере. Их школа шефствовала над нашим училищем или наоборот, я уже не помню. Одним словом, в тот вечер, когда мы впервые нацепили погоны со звездочкой младшего лейтенанта, пришли к нам школьницы - в коричневых форменных платьицах, в белых фартуках, с розовыми бантиками в волосах. Много их было! Ну, естественно, начались танцы. Играл наш военный оркестр... Я пригласил на вальс Нину... А спустя месяц она заявила мне, что готова идти со мной хоть в могилу... Должен вам сказать, у меня тогда и угла-то собственного не было... Мы поженились.

Отец Нины закатил всемирный скандал и даже вызвал меня на дуэль... Я явился на место дуэли со значком "Ворошиловского стрелка" на груди. Испугался папаша или еще что - не знаю, однако стреляться не стал, и мы помирились. С тех пор прошло немало лет... А теперь слушайте про другое... Года два тому назад появился в нашем селе некий дядя - мастер, да какой! Золотые руки! Подрядился он одному колхознику ставить дом. И поставил село ахнуло! И пошло, и пошло! Все, какие кругом новые дома красуются, его работа. И потребовал сельский сход оставить его здесь, выделить ему участок, оформить как полагается и все такое... Клянусь вам, не лежало у меня сердце к этому человеку! Не нравились мне его глаза - зеленые, змеиные глаза! Улыбался он одними губами, а глаза были холодные, словно неживые... Но воля народа взяла верх... Целый год он трудился как двужильный:

строил, красил украшал, подправлял... Село души в нем не чаяло... Приходит он как-то вечером ко мне и говорит:

"Товарищ майор, вчера я закладывал фундамент дома Феридэ и заметил: в конце двора, под заграждением, дыра здоровенная, человек свободно пролезет. Водой, видно, прорыло. Так вы посмотрите, пожалуйста, и велите заделать. Чем черт не шутит, сами понимаете..."

А сам все улыбается, улыбается змеиной своей улыбкой. Пошел я, конечно. Действительно, дыра зияет большущая! Заделали ее, разумеется, в два счета. А ему я объявил благодарность в приказе, представил к награждению значком "Отличник пограничной службы"...

Осенью, когда поспели мандарины, дом Феридэ был готов, оставалась самая малость - окрасить столбы. Пошел я к ней - дай, думаю, посмотрю, какой получился дом у нашей Феридэ. Вы, конечно, знаете, что Феридэ - женщина самой высокой нравственности, просто святая, да и только. А тут что такое?! Вижу, на балконе Сидит наш мастер и водку попивает! Феридэ тут же рукодельничает. Мастер встречает меня, словно хозяин дома:

"О, товарищ майор Г Пожалуйста, присаживайтесь! Сыграем в шахматы?"

Я сел.

"Прошу вас, товарищ майор! - он налил мне водку. - Выпьем за новый дом Феридэ!"

Выпили. Сглупил я! Не должен был пить, а ведь выпил!

"Сыграем, товарищ майор? Вам черные или белые?"

В шахматы я играю неважно. Дай, думаю, сыграю черными: во-первых, Петросян всегда выигрывает черными, во-вторых, буду повторять все ходы белых...

На десятом ходу стало ясно - проигрываю. И взяла меня злоба: неужели, думаю, этот аспид одолеет меня? Не бывать этому! Поверите? Произошло чудо: партию, а за ней подряд еще девять выиграл я! Он молчал, лишь время от времени поглядывал на часы. Без десяти двенадцать начали новую партию. На пятой минуте он взял моего ферзя, на седьмой - ладью, на восьмой - коня, а на десятой я получил такой мат, не знал, куда деваться от стыда!

"Сыграем еще!" - предложил я. "Десять - один в вашу пользу, товарищ майор, - сказал он вставая, - завтра продолжим, если пожелаете... Спокойной ночи!" - "Спокойной ночи, Якобашвили!" - ответил я.

"Феридэ, - обратился он к вдове, - утром приду рано, инструмент оставлю здесь".

Он ушел. Я последовал за ним. У родника мы расстались. Я взглянул на часы: было десять минут первого - время смены нарядов.

"Спокойной ночи!" - еще раз попрощался он и скрылся в темноте.

"Зачем ты его отпустил! - слышу я внутренний голос. - Иди за ним! Нельзя доверять человеку с такими змеиными глазами!.." - "Спокойно, майор! - слышу я другой голос. - Бдительность - твой долг, но перебарщивать не имеешь права!"

Я вернулся на заставу, отправился обратно, потом заглянул домой.

"Нина, - говорю жене, - не верю я Якобашвили! Знаешь, он нарочно проиграл мне в шахматы, десять партий, а потом, издеваясь, за десять минут дал мат!" - "Спи, - говорит Нина, - где выигрыш, там и проигрыш".

Впервые в жизни я не послушался ее. Переложил пистолет из кобуры в карман и собрался идти на границу.

Майор налил мне коньяк, сам отпил остывший кофе.

- Не надо, Алеша, - попросила жена.

- Погоди, Нина, я впервые рассказываю эту историю и хочу, чтобы Владимир узнал все до конца!

- Не надо, милый! - повторила женщина.

- Надо! - отрезал майор, и я понял, что последнее слово останется за ним. - Не успел я взять фонарь, как ворвался дежурный: "Товарищ майор! В зоне вдовы сигнал!"

Меня подбросило словно ударом молнии "Нина, - крикнул я, - это он!" И бросился из комнаты.

Вся застава была на ногах. Следы в конце двора Феридэ ясно говорили: ушел!