Лунный камень Сатапура - Суджата Масси Страница 24

Первин неудобно было брать у него такую ценную вещь.

— Я слышала про такие фонари, но в руках никогда ни одного не держала. Однако мы ведь завтра будем передвигаться днем, вряд ли он мне пригодится.

— Мало ли что может случиться ночью: допустим, вам понадобится что-то найти в темноте. Давайте покажу, где там выключатель, — добавил Колин, вкладывая фонарь ей в руку. — Если вот так вытянуть болт и заблокировать, будет гореть непрерывно.

Пока он показывал ей принцип действия фонаря, руки их соприкоснулись. Первин почувствовала, как на это откликнулся каждый нерв в ее теле. Она так смешалась, что фонарь выскользнул у нее из рук и поймать его она успела только в самый последний момент.

— Ой, простите! — воскликнула она. — Я буду осторожнее.

— У вас что-то с рукой, да? Смотрю, она покраснела.

— Я просто дотронулась до горячего металла. Ничего страшного.

— Жаль, что у нас нет ледника. — Он помолчал. — Если свет вам не нужен, сразу выключайте. Там внутри три батарейки, их хватает на несколько часов.

— Понятно. — Она задвинула болт на место, свет погас. А вот краткое касание продолжало гореть на руке, и Первин сознавала, что ожог тут ни при чем.

Накануне, выходя из вагона в Хандале, она пожала руку проводнику. А сегодня вкладывала монеты в заскорузлую ладонь торговца сладостями в сатапурской деревне. Многие женщины никогда бы себе такого не позволили, но Первин это не смущало.

Но тут другое дело. Дотронувшись до руки Колина, она ощутила тот же телесный позыв, как и когда наблюдала за ним во время йоги. Она понимала, насколько это опасно.

9. Глаз княгини

Спала Первин крепко, проснулась всего один раз, когда Дези залился лаем. Что происходило снаружи? Первин так уютно устроилась, что решила об этом не думать, а еще сильнее ее успокоило шлепанье босых ног по веранде. Видимо, Рама пошел разбираться, что к чему.

Разбудил ее крик петуха. Снова в пять утра. Поразившись петушиной точности, Первин накинула халат поверх ночной сорочки и босиком направилась в ванную — совершать утренний туалет. Там она с удивлением обнаружила, что ванна уже наполовину наполнена теплой водой.

— Рано ты проснулся! — обратилась она к стройному юноше, который вошел через полуоткрытую дверь ванной, которая выходила в сад и предназначалась для слуг.

— Прошу прощения, мемсагиб. — Он поставил на пол ведро с горячей водой и отвернулся. Видимо, его смутила небрежность ее наряда, и он отступил к самому порогу.

— Ты Хари? — спросила Первин, сообразив, что мальчик — ровесник Мохита.

Он кивнул, все еще очевидно стесняясь.

— Все хорошо, Хари. Я очень рада, что могу принять ванну пораньше, — сказала Первин, зевнув. — Рама тебя предупредил, что я рано утром уезжаю?

— Нет. Я его не видел. Просто дверь со стороны сада была открыта, вот я и решил, что можно войти.

— Открыта? — Первин взглянула на узкую дверку, соединявшую ванную с садом: она могла поклясться, что с вечера дверь была закрыта на щеколду. Значит, кто угодно мог сюда проникнуть, а отсюда и в комнату, где она спала! Первин повернулась, пошла назад в спальню. Ее саквояж стоял на низкой деревянной скамье в середине комнаты. Вечером она начала складывать туда одежду. Не на шутку встревожившись, Первин подошла ближе, тревога перерастала в ужас. Похоже, одежду все-таки трогали. У нее почти не осталось сомнений, что кто-то шарил в саквояже. Хотя — кто знает. Первин перебрала одежду, папки с документами — вроде бы все на месте. Книги для детей тут, особый фонарь Колина тоже. Только потом она сообразила, чего не хватает.

«Кодака».

Первин перерыла всю комнату на случай, если положила его куда-то еще. Ведь накануне она выпила бокал вина. Могла что-то и перепутать.

Фотоаппарата нигде не было.

— Ванна готова! — позвал ее Хари.

Она подумала было спросить у Хари, не брал ли он фотоаппарат, но сама мысль, что мальчик мог его украсть, показалась нелепой. На лице Хари читались невинность и желание угодить. Да, фотоаппарат стоит больше, чем он зарабатывает в год, но станет ли он, равно как Мохит и Рама, рисковать хорошей работой? Служба в гостевом доме — это надолго и надежно.

Когда Хари вышел, Первин заперла все двери в ванную. И все равно ей не хотелось раздеваться и лезть в воду. В результате она все-таки это сделала, но чувствовала себя очень уязвимо, как будто вор все еще был здесь.

Когда это могло произойти? Например, когда она ушла в сад с доктором. С такой версией смириться было проще, чем с тем, что неизвестный проник сюда, пока она спала. Она лежала в постели в запертой комнате — и он мог натворить что угодно. Если родители об этом узнают, они потребуют ее немедленного возвращения.

Потом она вспомнила про лай Дези. Возможно, пес предупреждал о появлении чужака. Вора со стороны, которого уже и не вычислишь.

Первин поспешно заколола волосы и надела то же самое голубое с золотом сари, в котором была два вечера назад. Вышла из комнаты, посмотрела, нет ли на веранде Рамы, и только потом вспомнила, что он, наверное, упражняется с Колином. А потом в голову вкралась самая неприятная мысль: что, если ночью к ней вторгся Колин или Родерик Эймс? Ведь только они ночевали в доме. Но что могло их заинтересовать в ее багаже? Вроде бы гостевой дом должен быть безопасным местом, а он ничем не лучше дешевой гостиницы.

Первин шагала по тропе в сторону дома Мехта и чувствовала, как в груди клубком сворачивается ярость. Под подозрением оказались не только обитатели дома. Вандану и Язада могли заинтересовать бумаги, имеющие отношение ко дворцу. А доктор Эндрюс предупредил, чтобы она не задавала слишком много вопросов. Что, если он вернулся выяснить, нет ли в ее бумагах чего-то такого, что может выставить его в дурном свете?

Первин знала, что на завтрак с Ванданой может прийти слишком рано. Индусы из высших классов обычно завтракали часов в десять, а сейчас еще не было семи. Но уж очень ей хотелось выбраться из гостевого дома и обсудить с Ванданой свои тревоги.

Ворота «Райского пристанища» оказались открытыми. То ли кто-то уже выходил, то ли ее появления ждали. Первин склонялась ко второй мысли, потому что никаких объяснений от нее не потребовали: два дурвана[22] в голубой униформе молча указали ей