Юзеф Принцев - Там вдали, за рекой Страница 25

- В карман положила, - кивнула на куртку Екатерина Петровна.

- Когда же успела? - удивился Зайченко, улыбнулся и сказал: - Пошел я...

- В Чека, Иван Емельянович? - подхватил винтовку Степан.

- Куда же еще? - направился к дверям Зайченко.

- А я как же? - встал у порога Степан. - Неужто не возьмете?

- Ты в патруле. - Зайченко посмотрел на Екатерину Петровну и добавил: - Нельзя Федору одному.

- Эх, мать честная! - хлопнул фуражкой по колену Степан.

- Дядя Ваня... - негромко сказала вдруг Глаша. - Я за Степана останусь. Можно?

- Оружие есть? - спросил Зайченко.

- Наган у меня, - кивнула Глаша.

- Ладно... - согласился Зайченко. - Двинули, Степан!

Степан, боясь, как бы Зайченко не раздумал, первым выскочил в коридор, оттуда на крыльцо и стоял там, нетерпеливо поглядывая на дверь. Когда Зайченко вышел и они уже шли через двор, Степан вдруг остановился:

- Вы идите, Иван Емельянович... Я догоню!

И повернул обратно.

Зайченко сердито пожал плечами и зашагал к воротам.

Степан взбежал на крыльцо, протопал по коридору, приоткрыл дверь в комнату.

- Глафира!

- А?.. - испуганно обернулась Глаша.

- Спасибо! - Степан захлопнул дверь и забухал ботинками по дощатому полу коридора, потом хлопнула дверь на крыльце, и слышно было, как Степан бежит через двор.

- Вот дурной! - покачала головой Екатерина Петровна.

Глаша промолчала, только губы у нее смешливо дрогнули и опять заблестели глаза. Она уже надела свое пальтишко, подпоясалась широким ремнем, достала аккуратно завернутый в промасленную тряпочку наган и обтерла его, любуясь блеском вороненой стали.

Екатерина Петровна неодобрительно качнула головой и накинула на плечи теплый платок.

- Пошли, что ли, вместе походим? Мне нынче все равно не уснуть.

- А чего? Пошли! - отозвалась Глаша и озорно подмигнула: - Боитесь, как бы Федька еще кого-нибудь не прихлопнул? - И вскинула наган, целясь в невидимого противника.

- Типун тебе на язык! - замахала руками Екатерина Петровна и прикрикнула: - Да спрячь ты игрушку эту свою дурацкую.

Глаша распахнула перед Екатериной Петровной дверь и скомандовала:

- Шагом марш!

- Тьфу на тебя!.. - засмеялась Екатерина Петровна и вышла.

Глаша сунула наган за пояс и пошла следом...

В высоких сводчатых комнатах Чека сутками горели под потолком тусклые электрические лампочки. По коридорам проходили невыспавшиеся озабоченные люди. Конвоиры вели на допрос арестованных. Все арестованные были в штатском, но военную выправку скрыть не могли: выдавала походка и разворот плеч.

В городе шли облавы и обыски, грузовики увозили припрятанное оружие.

Но на допросах арестованные изворачивались, и всех деталей заговора узнать еще не удалось. Известно было только, что начало мятежа должно совпасть с решительным наступлением Юденича на Петроград.

Сотрудники сутками мотались по городу, забыли про еду и сон, людей не хватало, фронт и граница были рядом, и в комнатах Чека даже днем забывали гасить свет.

Степан шел за Иваном Емельяновичем по коридору и заглядывал в открытые двери.

В одной из комнат, просторной, в четыре окна, стояло несколько столов. За одним сидел человек в шинели внакидку и выстукивал одним пальцем по машинке. За другим сидело двое, один напротив другого. Наверное, шел допрос, потому что сидящий у стены все время писал, часто макая ручкой в чернильницу, а благообразный седеющий человек в бекеше и с шапкой на коленях наклонялся к нему через стол и что-то негромко говорил.

На кожаном холодном диване, не сняв сапог и укрывшись бушлатом, спал усатый матрос и во сне не снимал руки с деревянной коробки маузера.

В Чека Степан никогда раньше не был и думал, что все там одеты в кожу и перетянуты ремнями. Но в комнатах сидели усталые люди в стареньких гимнастерках и видевших виды шинелях, и оружия на виду ни у кого из них не было.

А человек, в комнату которого вошел Зайченко, тот и вовсе был в каких-то очках со шнурочком, в темной рубахе с галстуком и в полосатом помятом пиджачке. Очки свои он то и дело снимал, вынимал платок, вытирал сначала воспаленные глаза, а потом очки.

- Здравствуй, Алексей Алексеевич, - поздоровался с ним Зайченко.

- Здравствуй, Иван.

Алексей Алексеевич вышел из-за стола, пожал руку Зайченко и глянул в сторону Степана.

- Что за парень?

- Наш парень, - ответил Зайченко.

- Наш так наш... - устало улыбнулся Алексей Алексеевич, снова снял очки и протер их платком.

Зайченко выложил на стол наган, портсигар и документы убитого. Потом осторожно вынул листок с шифровкой.

- Вот, разберись... - сказал Зайченко. - Обнаружено при обыске. Ребята в патруле были, ну и...

- Жив? Убит? - быстро спросил Алексей Алексеевич.

- Убитый, - коротко ответил Степан.

- Жаль...

Алексей Алексеевич снял очки, поднес листок к самым глазам, потом прошел за стол, выдвинул ящик, достал какой-то список и сверил его с листком.

- Пятая Рождественская... Кирочная, тридцать... Литейный, двадцать один... Знакомые адреса! И не шифруют, нахалы... Ты посмотри, Ваня! Буква, цифра - улица, дом. За дураков нас считают? - И обернулся к Степану: - К фронту пробирался?

- Вроде... - кивнул Степан. - К шоссейке на Пулково.

- Так... - задумался Алексей Алексеевич и досадливо поморщился. Живьем бы надо...

Он нажал кнопку звонка на столе. В комнату вошел молодой сотрудник.

- Лацис вернулся?

- Только что приехал, Алексей Алексеевич, - ответил сотрудник.

- Пусть зайдет.

Сотрудник вышел, а Зайченко спросил:

- Думаешь, на ту сторону шел?

- Выходит, так... - ответил Алексей Алексеевич. - Явки эти у нас под наблюдением, но тут несколько новых адресов. Чрезвычайно важно. Спасибо!

- Мне-то за что? - улыбнулся Зайченко и поглядел на Степана. - Вон, орлы!

- Ты тоже не мокрая курица! - засмеялся Алексей Алексеевич и опять снял очки.

Степан заметил, что, когда он их снимает, лицо у него становится как у человека, который боится перейти дорогу и стесняется попросить помощи. А когда надевает, то сам кого угодно через любую дорогу переведет!

В комнату без стука вошел сотрудник и доложил:

- Лацис сейчас будет. К вам посетитель просится, Алексей Алексеевич.

- Кто? - Алексей Алексеевич надел очки.

- Парень какой-то... Говорит, важное дело.

- Узнал бы какое, - нахмурился Алексей Алексеевич. - Просил ведь...

- Спрашивал, не говорит, - пожал плечами сотрудник. - Начальника требует!

- Ну, раз требует, ничего не попишешь! - развел руками Алексей Алексеевич. - Давай его сюда. И сразу Лациса!

Зайченко поднялся со стула, но Алексей Алексеевич остановил его:

- Сиди, сиди... Какие от тебя секреты!

И посмотрел на Степана.

Степан неохотно направился к дверям и чуть не столкнулся с вошедшим в комнату Кузьмой.

- Гляди-ка! - открыл рот Степан. - Кузьма!.. Виниться пришел?

- Не в чем мне виниться, - угрюмо сказал Кузьма.

- Не в чем?! - Степан даже задохнулся. - А кого купили за рупь за двадцать? Кто у студента этого в шестерках бегал? Я, что ли?

- Потише, потише... - Алексей Алексеевич поморщился и заткнул ухо мизинцем.

Но Степан то ли не расслышал Алексея Алексеевича, то ли так поразила его наглость Кузьмы, что он закричал еще громче:

- Почуял, что жареным запахло, - и в кусты? Я не я и лошадь не моя? Ах ты, гад!..

- Остынь. - Алексей Алексеевич взял Степана за плечо и легонько подтолкнул к дверям.

Хватка у него оказалась такой, что Степан сунулся головой вперед и наверняка набил бы шишку на лбу, если бы на его пути не оказался светловолосый голубоглазый человек в аккуратной гимнастерке.

- Держись за воздух, - посоветовал он с заметным акцентом, подхватил Степана, переправил на скамейку у стены коридора и вошел в комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Степану стало до того стыдно, что он даже зажмурился. Так и сидел с закрытыми глазами. Опять базар затеял! Да где? В Чека! И ведь сколько раз зарекался! Книжку, что ли, какую достать про воспитание характера? Видел он одну на толкучке. С обложки два черных глаза глядят, а под ними надпись: "Самовнушение и воля". Пачку махорки просили. Дурак, не сменял! Сейчас бы зыркнул на Кузьму и внушил: "Признавайся!" Тот бух на колени: "Виноват!" А теперь темнит небось... Ничего, прижмут голубчика! Все выложит!

Степан прислушался, но не услышал ни грозного голоса Алексея Алексеевича, ни покаянных криков Кузьмы. Все было тихо и мирно. Степан огляделся и увидел, что сидит на скамье не один. Рядом подремывал дворник в фартуке с бляхой, а на самом краешке скамьи, выпрямив спину, сидела женщина в богатой шубке и шляпке с вуалью.

Дворник приоткрыл один глаз и спросил у Степана:

- Вызывать скоро будут?

- Куда? - не понял Степан.

- Свидетельствовать.

- Почем я знаю... - буркнул Степан.

- Или ты не свидетель? - Дворник открыл второй глаз и придвинулся поближе к Степану. - За что же тебя, голубок?