В царстве тьмы (Грозный призрак, В шотландском замке, Из царства тьмы) - Крыжановская-Рочестер Вера Ивановна Страница 25

—

Благодарю вас за участие ко мне, невзирая даже на ту нравственную грязь, которую вы на мне видите, — ответил доктор, густо покраснев.

—

Вам нечего краснеть передо мной, потому что я сам падал жертвой своих плотских слабостей и коварной измены. Если бы не учитель, я был бы теперь в царстве тьмы. Мое падение было еще непростительнее, так как глаза мои приоткрылись и я уже провидел свет. Но продолжаю рассказ, и прежде всего передам суть первого полученного мной урока.

—

Первая работа жаждущего истины и света должна состоять в преобразовании крови, — сказал мне учитель. — Знай, сын мой, что существуют разные сорта крови. Вот, например, грубая кровь материального человека, одержимого животными страстями: она очень мало отличается от крови животного, потому что полна разлагающихся веществ, как у всякого вещества, питающегося трупами. Из гордости человек презирает гиену и шакала, осуждая их за то, что те питаются падалью. А сам он что делает? Или воображает, что ростбиф, бифштекс с кровью, околевшая и уже несколько дней хранившаяся птица не падаль? Между тем, он с наслаждением лакомится трупами солеными, копчеными, маринованными или в ином виде. Притуплённое обоняние озверелого обжоры не чувствует зловония, распространяемого этими телами, разложение которых отравляет ядовитыми микроорганизмами его кровь и становится источником многочисленных

болезней. Ну как же извлечь чистый огонь из такой химически отравленной массы? Наоборот, кровь людей нравственно высших, аскетов и святых, очищенная в существе от грубой амальгамы, насыщена электричеством и восприимчива: она доступна веянию токов пространства, делается чувствительной ко всяким впечатлениям, возносит духовное тело этих высших существ в чистый эфир, сквозь грязь первой сферы, в область света и блаженства, где душа освежается и приобретает новые силы. Но пройти сквозь хаос первого, окружающего землю пояса — самое тяжелое испытание для духа человека: это путь мученичества сквозь строй полчищ мерзких демонических существ.

В тот же день учитель дал мне вот этот перстень, который я никогда не снимаю, и крест на металлической цепочке, носимый на груди под сорочкой. Этот крест удивительный и таинственный. Он сделан из неизвестного вещества, вроде золота, а между тем отливает всеми цветами радуги, как перламутр. Я чувствую его присутствие во время молитвы, при серьезном чтении или размышлении. Если я делаю какое-нибудь доброе дело, он становится теплым, приятно согревает кожу и все мое тело, если же я поступаю дурно или поддаюсь какой-нибудь слабости, он становится холодным, как лед и тяжелым, как камень. Этот безгласый руководитель указывает мне прямой путь, и учитель объяснил мне, что такие перемены вызываются свойством излучения моих действий и мыслей. Следующие месяцы были самыми счастливыми в моей жизни. Раз в неделю я участвовал в собрании «Братства восходящего солнца», получал наставления от одного из учителей и указания для занятий на следующую неделю. Занятия эти были чрезмерно интересны и по мере того, как шло мое просвещение, я чувствовал, как в меня вливались энергия и сила, а впереди открывались новые, действительно изумительные горизонты. Параллельно с оккультными занятиями я продолжал работы по археологии, и наставники поощряли меня, а Веджага-Синг своими рассказами и объяснениями проливал совершенно новый свет на тайны прошлого, будто он сам жиг в те далекие времена.

В то время в Лондоне открылся археологический конгресс, и я познакомился с бароном Козен, старым Другом моего отца. То, что я рассказал ему относительно некоторых древностей, до такой степени возбудило его интерес, что он привязался ко мне. Однажды, когда мы вместе работали, он познакомился с Веджага-Сингом, а своим усердием и интересом к прошлому Индии снискал расположение учителя, который по свойственной ему доброте стал поучать и его.

Забыл сказать, что учителя, после нескольких лет пребывания в Лондоне, покинули братство и возвратились на родину, а их место заняли новые члены — наставники.

Однажды Веджага-Синг сказал мне, что и он уезжает. Меня очень огорчило это известие, но, заметив это, учитель, улыбаясь, предложил мне сопутствовать ему, обещая указать наиболее интересные места, и приглашал по окончании обзора посетить его гималайский дворец. Это предложение привело меня в положительный восторг и я, не теряя времени, готовился к отъезду, барон же высказал по этому поводу такое отчаяние, что Веджага-Синг, от души посмеявшись, пригласил и его. Решено было прежде всего посетить остров Цейлон, откуда был родом мой учитель.

—

Это ни с чем не сравнимое по красоте и археологическому значению место. Вы встретите там такие любопытные нравы, что, наверное, не пожалеете о своей остановке, — прибавил учитель.

—

Итак, мы выехали и высадились на Адамову гору, Канди и т. д. Не буду описывать путешествие по волшебному острову, несмотря на его захватывающий интерес: например, развалины Анурадхапура, древнейшей столицы раджей первой расы, или путешествие по провинции Катрагам, которая кишит древними пагодами. Они оставили во мне неизгладимые воспоминания. Но в данную минуту главный интерес представляет рассказ о приключении, связанном с тигром: его я вкратце передам.

Мы странствовали по округу Тамблегам, где еще сохранились в окрестностях озера Кандели непроходимые девственные леса, громадные, окруженные джунглями болота и убежища гигантских змей — боа, стада диких слонов, тигров и других диких животных.

Совершив несколько последних экскурсий по этим местам, мы должны были расстаться: барон ехал в Европу, а я на несколько месяцев к Веджага-Сингу, в его гималайский дворец. Мы охотились в джунглях, изучали нравы, как вдруг ко мне пришла злополучная мысль прогуляться по девственному лесу. Диких зверей и змей мы не боялись, потому что учитель подарил нам несколько факелов с таким удивительно сильным запахом, который отгонял пресмыкающихся и те убегали от нас. Понятно, что мы только в крайнем случае пользовались этими странными факелами, которые будучи зажжены не давали пламени, а только дым, но потушить их можно было лишь прикрыв полотном, смоченным какой-то эссенцией, и ее также дал мне учитель. Итак, однажды утром мы отправились: я говорю «утром», т. е. до восхода солнца. Наш небольшой караван состоял из двух слонов, десяти служителей-индусов и проводника, местного уроженца. Он уверял, что безопасно проведет нас лесом, так как старые раджи проложили множество дорог и настроили на известном расстоянии восьмиугольные кирпичные башни, служившие убежищем от диких животных для путешественников, которым приходилось ночевать в этих опасных местах.

Одна из таких дорог, уже веками забытая и заброшенная, заросла, по его словам, девственным лесом: о его существовании, не знали, и «белые» не решались проникать в эту непроходимую чащу, но храбрый Рамассами клялся, что наискось проведет нас знакомой ему дорогой. Это предложение явилось прежде всего благодарностью за услугу, которую мы оказали Рамассами, а затем, обещанная награда обеспечила бы бедного индуса на всю жизнь. Однако, несмотря на свою заманчивость, экспедиция, несомненно, была опасной и рискованной: в виду этого мы, может быть, и не решились бы на нее, не обольсти нас Рамассами описанием одного заброшенного дворца, которого не видел ни один европеец, и скрытого подобно замку спящей красавицы в чаще девственного леса. В начале мы шли джунглями: трава, тростник и хворост были по брюхо нашим слонам, а громадные бамбуки, достигавшие местами до пятидесяти футов высоты, были так густы, что дальше пятнадцати-двадцати метров ничего не было видно. Мало-помалу дорога пошла в гору, а бамбук и болотная поросль сменилась растительностью другого рода: деревьями, покрытыми цветами различных оттенков с одуряющим запахом. Наконец, мы вступили под сень вековых деревьев громадного леса, покрывавшего всю возвышенность, и первый день все шло благополучно. Полагаясь на силу наших двух великолепных, прекрасно обученных слонов, мы не боялись ни тигров, ни пантер, ни буйволов, а от пресмыкающихся нас ограждали чудесные факелы. Рамассами действительно нашел дорогу, которая хотя и заросла терновником и прочей густой растительностью, все-таки была приметна тому, кто знал о ее существовании.