Алька. 89 - Алек Владимирович Рейн Страница 25

телами и разобраться, почему они обнажены, чем мы тут занимались, занимаемся или собрались заниматься. Потом я уточнил: мы с Томусей притулились в кювете какого-то шоссе Москва – Симферополь, ведущего с материка в Крым. Но тогда нам было не уточнения категории дороги, в кювете которой мы оказались, надо было срочно валить, появилось ощущение, что сейчас кто-то присоединится к нашему празднику или, того хуже, попытается его испортить, вдруг в толпе автолюбителей найдётся какой-нибудь двинутый на голову мент. Оглядевшись, я схватил свои плавки и натянул их, подруга моя голышом бродила с задумчивым видом по канаве, подняв голову на меня, она спросила: «Алек, ты мой купальник не видел?» Признаться, вопрос этот поставил меня в тупик, как мы оказались в безбелье, убей не помню, всё произошло как-то само собой и, главное, очень быстро. Но рассуждать было некогда, я включился в активные поиски, но безрезультативно, купальник, видно, та самая любопытная собака сожрала, пару раз я натыкался на какую-то невзрачную коричневую тряпочку в крапинках, размером с носовой платок, которую я со зла пинком отправил подальше, чтоб не мешалась. А на шоссе уже образовалась автомобильная пробка. Надо было что-то делать, и в голове у меня родился очередной гениальный план. Я предложил: «Тамар, ты давай влезай в мои плавки, грудь руками прикроешь, а я, что смогу, прикрою тряпочкой». – «Какой тряпочкой?» – «Да тут валялась». – «Покажи». Я приволок ей тряпку, Тамара схватила её и через пару секунд была уже в красивом бежевом с цветочками купальнике. Мы обнялись и пошли назад, к морю. Напутствовали нас длинные автомобильные гудки.

Явившись назад, первым делом для снятия стресса мы накатили крымского портвейна, затем подруга моя, по всей видимости, огорчённая так быстро законченным любовным приключением, стала нагло кадрить захмелевшего Витька, который, зараза, подло поддерживал такие поползновения. После того как я сделал ему сто пятое китайское замечание, Витёк попросту послал меня, что было некуртуазно, и я предложил принять вертикальное положение для продолжения беседы. Мы встали, и я задвинул своему другану по глазу. Пока Витёк ладился прислать мне ответочку, из ближайшей к нам компании, наверно, давно наблюдающей за развитием нашей распри, прискакало три некрупных, но толстых мужика, двое схватили меня за руки, а третий, вопя, что я обижаю маленького, двинул мне по физиономии. Но это была наша разборка, они у нас с ним нечасто, но бывали, другим в неё незачем было соваться, и Витюха поступил так, как поступил бы и я, и любой реальный пацан, на глазах которого ударили его друга, западло ударили, не по делу, облыжно обвинили, не дали возможности защищаться, взял и саданул в глаз мужику, ударившему меня, саданул от души. Его непрошеные защитники, охренев от такого его поведения, оторопели, уставились на него и, собираясь что-то ему сказать, отпустили меня. Это они зря сделали, говорить мы были не расположены, и я звезданул одному из своих конвоиров прямо в нос. Миротворец мой сел на жопу, схватился за нос, из которого струёй текла кровища, и что-то промычал невнятное, а мы с Витюхой повернулись к двум другим заступникам, но в этот момент в дело вмешались спутницы наших оппонентов, три толстых тётки с загорелыми до черноты лицами и руками. Они тут же объяснили всем, кто тут во всём виноват и кого надо карать – Тамарку, это она, девушка с пониженной социальной ответственностью, всех завела. Сначала одного невинного мальчика отвела и изнасиловала в придорожном кювете на глазах у сотни автомобилистов с детьми, которые вынуждены смотреть на эту гадость по дороге на заслуженный отдых, потом второго чуть не разложила на их глазах, мы с Витькой, два барана, нашли с кем связаться, а мужья их вообще козлы старые, полезли не в своё дело. Затем пресекли всякие поползновения своих мужей или спутников к продолжению разборки и уволокли их к своим подстилкам. Тётки правильные оказались, хотя Томка-то не особо при делах была, но вступать в дискуссию смысла не было. Встреча переставала быть томной, мы собрались и ушкандыбали к автобусу. В городе холодно распрощались и разошлись, каждый в свою сторону. Мы с Витьком к своей хозяйке, Тамара в сторону дома. Больше мы с ней не виделись, а могла бы быть у меня жена с приданым в виде домика в Евпатории, опять же блондинка. Хотя кто этих баб поймёт, может она и крашеная была.

Оставшиеся дни отпуска мы с Мокушкой провели на пляже, купались и играли до одури на гитарах в компании местных пацанов. Заводилой был у них Витькин тёзка, которому мы сразу дали кликуху – До мажор. Играя на гитаре, он комментировал вслух каждый свой аккорд, кричал: «До мажорчик, ля минорчик, ре минорчик». – Кликуха эта прилипла к нему сразу, и его друзья, местные пацаны, на второй день его так стали называть, он не обижался. В предпоследний день мы проставились, купили на оставшиеся деньги три пузыря недорогого крымского портвешка, притащили на пляж, выдули их все вместе, парни сбегали, притащили ещё, обнялись на прощанье, поменялись телефонами.

Отпуск кончился, но лето ещё продолжалось, начал ходить на работу, но не надо было ходить в школу, так что потусить с друзьями время ещё было.

Сразу по приезду сходили в поход. У нас с Витькой оставалось ещё по одному недогуленному дню от отпуска, договорились с пацанами, что мы поедем с утра на Истринское водохранилище, займём место получше, они приедут попозже, обговорили примерное место нашей дислокации. Приехали вдвоём, расположились, поставили палатку, натаскали сушняка, разожгли маленький костерок, сидели вдвоём, играли на двух гитарах. Подошли пару ребят, сказали, что расположились невдалеке, попросили гитарку побренчать, свою забыли. Дали, договорились, чтобы часов в двадцать ноль ноль вернули. К восьми подъехала наша гоп-компания, весь берег был уже занят туристами, но у нас-то всё тип-топ, и местечко, и дровишки, и костерок. Расположились, поужинали с водочкой, как учили, собрались погорланить, а где ж вторая-то гитарка? А нету, время-то уже ближе к десяти. Ну понятно, заигрались пацаны, упустили время, бывает. Отправились с Витюхой искать заёмщиков. Задолбались, мы ребят-то этих не очень запомнили, стемнело, ничего не видно, народа море, пришлось подходить к каждой компании и разглядывать людей. Ходили, пока не наткнулись на компанию, в которой было трое пацанов, один что-то вяло тренькал на гитаре. Подошли, я спросил: «Ребята, гитару у нас не брали?» Играющий отложив гитару в сторону, за костёр, очевидно, с расчётом, что за огнём мы не разглядим, ответил: «Нет, не брали». Я не поленился,