Алгоритм хаоса - Сергей Николаевич Огольцов Страница 25

6. Во избежание непоправимых последствий, вношу предложение о подготовке силами ЕЁ ЦУР спецподразделения Киборгов класса USC и заброске их сюда на предмет выявления источника давшего толчок развитию технологии враждебной нам в принципе. У меня на данный момент слишком мало времени, чтобы вести расследование в одиночку – все мои ресурсы направлены на подготовку «полной близости» с целевым фигурантом Операции Y&OAoS/3 и успешного исполнения моей миссии.

Да хранит Высшее Существо ЕЁ, а также нас, ЕЁ верных компонентов.

USC-100345877214-GI

…"

За стеной раздался пронзительный крик:

– Тото! Где мои очки?

Сучка насторожилась с недовольным рычанием. Её задняя правая дробно поскребла позади лохматого уха. В результате безукоризненно отработанного движения шпионское донесение скомпрессовалось, зашифровалось и было отправлено в упаковке из обрезка розового аудиошума притороченным к мимолётному кванту.

– Вот же тетеря недодолбанная! – подскуливал Киборг класса USC, семеня на рысях к двери. – Наверняка же ведь очки на носу у старой курвы. Однако – терпение! Вполне безвредная старушка и даже чем-то мне импонирует.

* * *

18

Они не пели, те, самые ранние, птицы, а скорей беседовали сами с собой. Не претендуя на одобрение фанатов, не ожидая комплиментов и похвал, они, как первая, не вполне проснувшаяся программа новостей, всего лишь кратко сообщали, сами себе, о личных впечатлениях и о их мнении относительно наступающего рассвета, делясь им, мнением, не с кем-нибудь конкретно, а в манере ветерана-доходяги с его ИнформБюро для лавочки возле подъезда, себе и ей, про что как вчера кажись ходил он в этот как его в отдел да… и там пожаловался самому товарищу… ну вопщим лысина как у Ильича из 48-й… на тех чеканутых с верхнего этажа а то совсем они уже нахер… а может завтра вот возьмёт и сходит…

Чёрные дрозды звучали с чинной педантичностью, свистуны помельче одолевали свои комплексы повышенной громкостью…

Но она особо не вникала ни в самолюбование воркующих голубей, ни в краткие, но резкие высказывания щегла. А им тоже и дела не было ни до кого, и никому никто нисколько не мешал, как не мешал их разнобойный хор неспешному распространению ещё одного утра, частью которого являлись и они. А невысокое, пока что, солнце сонно жмурилось сквозь неподвижную листву всё ещё тихо дремлющих деревьев.

Так, постепенно, она всплывала из ночного сна под неизменно ненавязчивые сплетни птиц в общении самих с собой.

Дом стоял в уединённой части маленького городка, на южной окраине отделённой от асфальтированных улиц крутым склоном глубокого оврага в почти непроходимой поросли из разных лиственных пород.

Однажды её пёс Пушок – мелкий дворняга с песчано-жёлтой шерстью и пышным, как факел на кокарде Итальянских карабинеров, хвостом, порвал свою цепь и убежал (неотвязные жалобы соседей из разноудалённых домов окраины, которые заранее опасались возможности охотничьих набегов на их дворовых кур, стали причиной его лишения свободы).

На следующее утро она проснулась раньше птиц и отыскала пёсика в одном из незастроенных участков по соседству. Цепь его переплелась с кустами в непролазных травах. Бедняжка поднял радостный скулёж навстречу ей и разбудил первых утренних птиц. Она посмотрела вокруг и поняла – что такое счастье…

Много позже, когда Пушок умер, а папа так и не сказал под каким деревом крутого склона похоронил его, она уехала жить в большом городе. В затиснутой камнями стен толчее ей не встречались знакомые по детству птицы и деревья, и всё же она знала, точно знала, что всё-таки случаются моменты невыразимого счастья в жизни. Хотя бы в прошлой. Так она мне говорила…

– Так она мне говорила, – повторил Вит сам себе, без слов, забывая нажать кнопку «пуск» подержанного ноутбука, над которым он застыл, склонив голову, минуты две тому назад.

– Надеюсь, – добавил он с кривой усмешкой, но всё так же беззвучно, – эта моя мысль не попадётся в их сети.

Они расстались корректно и цивилизованно. Каждый переехал в другое жильё, общий акаунт в социальной сети аннулирован и стёрт. Полгода он жил не понимая жив ли он ещё. Потом, мало по мало, вынырнул из глубин безразличия и полуотключки. Взял себе за правило – бриться, хотя бы через день. От безделья занялся компьютером – программист-самоучка, никаких сертификатов, ни верноподданности какому-то конкретно языку программирования, изгой одиночка вне команд разработчиков того или иного продукта. Читал тюториалы, воспроизводил их аппликации, часами напролёт стучал по клавиатуре, изнашивая разметку кнопок. Набирал вручную, старательно и тупо, без копи-пейст, все их снипеты и что угодно, лишь бы скоротать тягучую скуку его монотонно размеренного существования.

В общем, он примирился со своим образом жизни и они (он и образ) вполне ладили. Честно-честно! Просто иногда накатывали приступы призрачной боли, которую ощущает человек в давным-давно ампутированной конечности. Случались ночи, когда он что есть мочи отбивался от пробуждения, хватаясь за обрывки сна тянулся вспять туда, где он стоял на коленях перед ней, прижавшись к её ногам, охватив руками её бёдра, лицо его с насмерть зажмуренными глазами – нет! ещё чуть-чуть! не надо просыпаться! – прижималось к её лону…

Потом он лежал на спине посреди черной бесконечности. Сна ни в одном глазу. Распахнуты в спокойном безразличии. Просто дожидался, когда наступит утро.

В наших любимых мы любим самих себя… Что? Кто это сказал?

Какой-то слишком умный долбоёб… какая разница…

Со странным вздрогом, Вит очнулся и нехотя поднял повыше крышку ноутбука. С нажатием кнопки «пуск» чуть слышный шелест загудел в плоской пластмассовой утробе.

Торопливый стук в дверь заставит Вита вздрогнуть ещё раз. Гостей он не ждал, а квартплату всегда вносил на неделю раньше. Даже ребятишки, игравшие мячом на довольно узкой площадке-галерее вдоль длинного ряда одинаковых входов, в его дверь не попадали.

Он поднялся и пошёл открыть. За дверью стоял Лекс, уставившись в глаза Вита. Безотрывно.

– Можно войти?

– Что за…?! Как ты нашёл меня?

– Меня проинструктировали как отвечать на этот твой вопрос, но можно сперва зайду?

– Конечно! О чём речь!

Вит выглянул в оба конца площадки-галереи обрешечённой железным поручнем ограждения, перемежавшего пустоту молчаливым блеском пролившимся, тут и там, из желтоватых конусов света редких лампочек в густеющий мрак ночи.

Затем он запер дверь на замок и задвижку.

* * *

19

…всего превыше и важней всего это – сейчас и здесь; кратчайший миг и тесное пространство, ибо в