Три креста - Григорий Александрович Шепелев Страница 26

Был уже поздний вечер. Моросил дождь, однако на лавочке у подъезда грустно хлестали водку Андрей Коровников, Петька Быков и Колька Звягинцев – стойкий защитник Родины от американских танков, вползающих во двор дома. У них кончалось. Узнав об этом, Виктор Васильевич сел за руль, сгонял в магазин и привёз ещё три бутылки. Первую осушили за пять минут, антисанитарно закусывая тунцом из банки и на весь двор рассказывая друг другу, сколько у кого баб. Из подъезда вышла Галина Генриховна, собачница с третьего этажа. Она выводила пять своих йоркширских терьеров. Но Гамаюнову показалось вдруг, что их десять.

– Галина Генриховна, – спокойно произнёс он, – зачем вам еще пять псов? У вас – однокомнатная квартира! А, к вам сестра приехала? Здравствуйте. Вы похожи! Очень похожи.

– Виктор Васильевич, – прозвучал ответ, – зачем вам сидеть на улице, под дождём? Ступайте домой. Вы можете простудиться!

Виктор Васильевич отказался и осушил гранёный стакан, наполненный до краёв из второй бутылки. Потом он начал икать. Все три собутыльника стали молотить его по спине, как будто он подавился, и предлагать закусить. Тут, к счастью, вышли на улицу Ленка с Анькой – две из шестерых правнучек Зинаиды Семёновны. Наорав на Коровникова, они без труда втащили Виктора Васильевича в подъезд, потому что были девки очень здоровые, поднялись вместе с ним на шестой этаж и доволокли его до квартиры. Дверь он отпирал сам.

Елена Антоновна не спала. Заплаканная, она пила чай на кухне. Ни слова ей не сказав и даже не улыбнувшись, Виктор Васильевич стал развязывать галстук, стоя перед трюмо. Наташа и Дуня вышли из своих комнат. Они сказали отцу, что он – идиот.

– Это почему? – очень удивился Виктор Васильевич, – что за хамство?

– Ты, сука, мог отойти с этими козлами за гаражи и там во всю глотку орать про своих …? – спросила Наташа, – зачем под окнами, папа?

– Да! – прибавила Дунька, – тем более, ты всё врал, от первого до последнего слова! Ты должен прямо сейчас поклясться, что всё это были выдумки! Слышишь, папочка?

Сорвав галстук, Виктор Васильевич подбежал к Елене Антоновне, и, упав на колени, стал ей читать Есенина. Но она наградила его пощёчиной, хоть и знала, к чему это приведёт. Её было не узнать. Когда оскорблённый муж, поднявшись с колен, стал кричать о том, что он, как дурак, припёрся домой, хотя мог пойти в любое из сотни мест, где его встречают как бога, второй удар по лицу его сделал чёртом. Нет, он не бросился на жену, потому что дочери поспешили встать между ними. Он просто заговорил, не думая ни о чём, кроме одного: она должна пожалеть о своём поступке. Когда Елена Антоновна, побледнев, упала на руки дочерей, кандидат наук их всех назвал мразями и ушёл, долбанув стальной дверью так, что дом содрогнулся.

Глава семнадцатая

Чёрный человек

Придя в одиннадцатом часу после собеседования, которое прошло очень благополучно, Ирка застала дома Вадима с Лёнькой. Она их выставила. Но Женька на этот раз не обиделась, потому что эти два молодца успели не только ей заплатить, но и надоесть. Устала Ирка ужасно. Поскольку юная шлюха внушала ей отвращение и жрала на кухне чеснок, студентка консерватории, принимая ванну, набрала Рите, чтобы узнать, придёт ли она сегодня домой.

– А что? – поинтересовалась Рита сквозь голоса и грохот какой-то музыки, – я нужна?

– Нет, наоборот! Если не придёшь, то я лягу спать в твоей комнате. Эта тварь совсем уже озверела! Публичный дом здесь устроила.

– Ну, ложись. Я утром приду. Тебя на работу взяли?

– Кажется, да, – ответила Ирка, и разговор на этом закончился.

Пианистка вышла из ванной голая. Зайдя в комнату Риты, она решила воспользоваться не только её диваном, но и ликёрчиком, чтобы слаще спалось. Усосав бутылку, она уже засыпала, когда чирикнул дверной звонок. Женька в это время чистила зубы. Услышав, как она шлёпает открывать, Ирка простонала:

– Тварюга! Если это к тебе – придушу, понятно? Уже двенадцатый час!

– Заткнись! – как можно уродливее проблеяла Женька. Отперев дверь, она удивилась так, что открыла рот. Перед ней был Виктор Васильевич – но какой-то уж очень бледный, взвинченный и растрёпанный. Всё, конечно, было понятно. Его в последнее время пьяненьким видели весьма часто, но к Ирке с Женькой он в таком виде ещё ни разу не заявлялся.

– Виктор Васильевич, – пропищала Женька, морщась от запаха – но не водки, водка была хорошая, а тунца, – вы ошиблись дверью! Мы уже спим!

– Женька! Рита дома? – тихо, отрывисто, заговорщицки произнёс Гамаюнов, переступив порог и взяв Женьку за руку, – ты мне только скажи, она сейчас дома? Или её сейчас дома нет?

– Откуда я знаю? – взбесилась Женька, брезгливо выдернув руку, – я вам не справочное бюро! Идите и посмотрите!

И убежала она к себе, вся внутренне негодуя. Вот ещё новости! Налакался и лезет, старый болван! Пускай дура-Ирка с ним разбирается, раз она его позвала плинтуса приделывать! А ей, Женьке, все эти плинтуса-хренуса на хрен не сдались, вместе с Гамаюновым и его погаными дочками! Тоже мне!

Тем временем, Ирке было, конечно, не до того, чтоб с кем-нибудь разбираться и что-нибудь понимать. Когда Гамаюнов, даже не включив свет, к ней тихо приблизился и назвал её Ритой, она взволнованно промолчала. Всё это было слишком загадочно. Но когда одеяло резко слетело с неё и на его месте каким-то образом очутился Виктор Васильевич – не вполне, так сказать, одетый, из её горла вырвался громкий возглас. Виктор Васильевич его принял за страстный стон. Он всё понял так, как хотел. И вдруг вспыхнул свет. Его зажгла Женька, которая поняла всё на этот раз абсолютно правильно. И она стала хохотать.

Увидев перед собой румяное лицо Ирки, всё перекошенное от злости, Виктор Васильевич замер. А что ещё ему оставалось делать?

– Виктор Васильевич! – заорала Ирка, одним движением сбросив его с себя, – вы что, обалдели? Вы меня трахнули!

– Ещё нет, – смущённо пробормотал Гамаюнов. Стоя перед диваном, он торопливо застёгивал выглаженные утром супругой брюки, ломая молнию. Его руки сильно дрожали.

– Как это – ещё нет, если уже да? – надрывалась Ирка, – это неслыханно! Вы мерзавец, Виктор Васильевич, вот что я вам скажу!

– Полностью согласен, – кивнул хирург. А что он мог возразить? Прямо перед ним уже зеленела от злости голая девушка, за его спиной уже конвульсивно взрывалась хохотом на весь дом её младшая сестрёнка. Она хрипела. Она была на грани потери пульса. Впору было стреляться. Ирка, прикрывшись скомканным одеялом, грозилась всё рассказать Елене Антоновне. Гамаюнов пытался ей объяснить, что было темно, а здесь – диван Риты.