Такое долгое странствие - Рохинтон Мистри Страница 26

– Да какая тебе разница? Если маратхи от этого будут счастливы, пусть переименуют несколько улиц. Будет чем заняться. Разве название – это главное?

– Нет, Густад. – Диншавджи был совершенно серьезен. – Ошибаешься. Названия очень важны. Я вырос на Лэмингтон-роуд. Но она исчезла, на ее месте теперь Дадасахеб Бхадхамкар Марг. Моя школа находилась на Карнак-роуд. Теперь она вдруг стала Локмания Тилак Марг. Я жил на Слейтер-роуд. Она тоже скоро исчезнет. Всю свою жизнь я ходил на работу на площадь фонтана «Флора». И вот в один прекрасный день это название меняется. Так что же сталось с моей жизнью? Я что, прожил какую-то неправильную жизнь, в которой все названия были неправильными? Разве у меня будет шанс прожить жизнь снова, с этими новыми названиями? Скажи мне, что случилось с моей жизнью? Ее вот так, запросто, стерли? Нет, ты скажи!

Густаду впервые пришло в голову, что все эти годы он совершенно несправедливо считал друга просто балагуром. Конечно, другом, да, но в то же время клоуном и шутником.

– Не надо так расстраиваться, Диншу, – сказал он. Ему никогда не приходилось слышать от Диншавджи рассуждений на метафизические темы, и это уменьшительно-ласкательное обращение было лучшим, что он смог придумать, пока подыскивал еще какие-нибудь слова. Но в этот момент в мужчину на «Ламбретте», ехавшего по Вир Нариман-роуд, врезался автомобиль, следовавший в противоположном направлении, и тема переименований была забыта.

– О господи! – воскликнул Диншавджи, когда мужчина перелетел через руль своего мотороллера и приземлился рядом с тротуаром неподалеку от них. Струйка крови текла у него изо рта. Пешеходы и хозяева ближних магазинов бросились ему на помощь. Диншавджи тоже хотел подбежать, но Густад не мог сдвинуться с места. Головокружение и тошнота нахлынули на него, и он ухватился за руку Диншавджи.

Тем временем машина скрылась из виду. Люди спрашивали друг у друга, не запомнил ли кто ее нóмера. От участка с круговым движением подошел полицейский, чтобы принять необходимые меры.

– Еще шесть дюймов, – сказал Диншавджи, – и у него череп раскололся бы как кокосовый орех. Счастье, что он приземлился в сточном желобе. Что с тобой, Густад? Почему ты так побледнел?

Густад отпрянул и прикрыл рот ладонью – все внутренности у него словно подступили к горлу. Диншавджи быстро поставил диагноз:

– Так-так. Проблема в том, что ты ничего не ел, – пожурил он его. – Вид крови на пустой желудок – это плохо. Вот почему солдат перед боем всегда хорошо кормят. – Он решительно повел друга к ресторану на углу.

Внутри было прохладней. Они выбрали столик под вентилятором, Густад вытер холодную испарину со лба.

– Лучше? – спросил Диншавджи. Густад кивнул.

Столы были накрыты стеклом, под которым лежало меню, умещавшееся на одной странице. Стекло было мутным и покрытым пятнами, но увеличивало текст. Густад положил на стол обнаженные предплечья, наслаждаясь прохладой столешницы. Жужжание медленно вращавшегося под потолком вентилятора успокаивало. Сквознячок нес из кухни к выходу пикантные запахи. На стене за кассой висело написанное от руки объявление: «Плевать и играть в сатту[104] запрещено». Другой плакат гласил: «Уповай на Бога – и тарелка риса тебе обеспечена».

– Вот было бы забавно привести сюда, на второй этаж, Лори Кутино, – сказал Диншавджи, указывая на антресольный зал с отдельными кабинетами, где работал кондиционер. – Деньги были бы потрачены не зря. – Подошел официант с мокрой тряпкой в одной руке и двумя стаканами воды в другой. Он держал их за ободки так, что пальцы окунались в воду. Они убрали руки со стола, чтобы дать ему бегло протереть поверхность. Над столом поплыл неприятный запах чего-то кислого и затхлого. Диншавджи сделал заказ.

– Тарелку самосов с бараниной. Соус чатни. И два нескафе. – Он поднес к губам стакан, но отпечатки пальцев официанта на ободе напомнили ему о том, кáк стаканы были принесены, и он, не отпив ни глотка, поставил стакан обратно. – Мы столько лет знакомы, Густад, а я и не знал, что тебя мутит от вида крови.

– Не говори глупостей, кровь здесь ни при чем. – Что-то в его голосе заставило Диншавджи понять, что шутки сейчас неуместны. – Просто это был своего рода шок. Я знаю того человека на мотороллере. Он помог мне, когда я вывалился из автобуса. Помнишь тот несчастный случай, что со мной приключился?

– Разумеется. Но я думал, что это майор тебя…

– Да-да, но это было позже. А этот человек был таксистом, который позаботился о нас с Сохрабом, отвез нас домой. И даже денег не взял. – Он поднял голову и посмотрел на вентилятор. – Девять лет я ждал случая, чтобы поблагодарить его. И вот вижу, как он взлетает в воздух и разбивает себе голову. Совпадение? Или что? Сегодня была моя очередь помочь ему, а я сплоховал. Как будто Бог устроил мне испытание, и я его не выдержал.

– Аррэ, ерунда. Не твоя вина, что тебе стало худо. – Диншавджи добавил три ложки сахара в свой кофе и немного – на самосы. – Давай, ешь, тебе сразу полегчает. – Он придвинул к себе чашку Густада, положил в нее две ложки сахара, размешал и подвинул ему обратно. – Так что там насчет майора? Ты выяснил, куда он пропал? – Самосы были с поджаристой корочкой, он жевал с хрустом. Кусочек румяной масляной корочки отвалился от верхушки пирожка и упал ему на блюдце.

– Нет.

– Может, он убежал, чтобы снова вступить в армию? – пошутил Диншавджи, заправляя в рот корочку теста. – Думаешь, будет война с Пакистаном?

Густад пожал плечами.

– Видел фотографии в газетах? Кровавые мясники, режут направо и налево. А что же окружающий мир? Он благостно расслаблен, ничего не предпринимает. И где теперь эта Америка, мать ее? Не говорит ни слова. А если Россия только заикнется, Америка тут же заявляет протест в ООН. Стоит Косыгину пукнуть, и Америка выдвигает свое предложение в Совете безопасности.

Густад вяло рассмеялся.

– Всем плевать, никому нет дела до бедных бенгальцев. А этот чутья[105] Никсон языком вылизывает себе путь в Пакистан через его задний проход.

– Это правда, – согласился Густад. – Пакистан очень важен для Америки из-за России.

– Как это?

Густад решил наглядно продемонстрировать ему геополитическую реальность.

– Смотри: это блюдо – Россия. А за ней – моя чашка, это Афганистан. Очень дружественный России, так? А теперь поставь свою чашку рядом, это Пакистан. Но что будет южнее Пакистана?

– Ничего, – ответил Диншавджи. – Тебе нужна еще одна чашка?

– Нет, ничего не надо, потому что к югу от Пакистана – только море. И вот именно этого Америка так боится. Если Пакистан когда-нибудь подружится с Россией,