Григорий Свирский - Бегство (Ветка Палестины - 3) Страница 27

- Все это, я бы сказал, весьма любопытно, - произнес Сэм посерьезнев, закуривая, - но... ведь это целая программа. Что вы собираетесь делать, в соответствии с ней?

- Мы пытались пустить корни, наладить взаимопонимание. Отправились даже к генералу Шарону, спасителю отечества, авось поймет, поможет... Извините за инженерное сравнение, у нас шаг резьбы не совпадает. И у шестеренок ломаются зубья.

- Шестеренки взаимозаменяемы. Следует лишь подобрать нужного диаметра...

- Не успеем, - перебил Евсей. - Это продлится два-три поколения, в лучшем случае. Не спасем то, что является нашей гордостью. Шестеренки отладим, а чудо в навоз.

- Каков же выход?

- Уходить надо отсюда, всем! Вывозить ученых, инженеров, врачей, не нашедших применения, как вывозят сейчас многих наших школьников. Не дать местечковым задам раздавить нас... Мы зарегистрировали общину русского еврейства, узаконили ее, несмотря на весь клекот, лай и обвинения, что мы рвемся к власти. Да, было это, рвались в вожди всякие тщеславные прилипалы, - они исчезли, едва начался серьезный разговор и запахло долгим противостоянием чиновным задам, запахло диссидентством. Знаете ведь, во всех странах не любят диссидентов, глушат их, увольняют под любым предлогом, искореняют. Поэтому те из нас, кто нахлебался досыта, до рвоты, и создали общество защиты русского еврейства. Со всеми видами помощи. Юридической, социальной, моральной. Иначе все останется, как сейчас... Интересуетесь, как сейчас, дорогая Линда? Вот последний пример: учитель из России, ныне он, увы, школьный сторож, разнимал драчунов. Один из мальчишек, сабра, пожаловался отцу: "Меня русский ударил". Упрятали русского еврея в кутузку. Сороковые сутки сидит, вместе с уголовниками, хотя по закону без суда можно держать взаперти лишь двадцать девять дней...

- Значит, всем уходить? - с досадой спросил Сэм. - А кто-то не желает. Посчастливилось, получил работу...

- Тут таких борцов навалом. Стоит за правду, обличает власть... пока работа не подвернулась. И... поминай как звали. На демонстрацию экологов и то не дозовешься... Впрочем, существует и такая тенденция: уходить, оставаясь на месте. Лично я вступлю в комитет "ВОЗВРАЩЕНИЕ". Уйду сам, и уведу столько евреев, сколько смогу.

- Куда?! - воскликнула Линда, которая поначалу приняла обнаженного до пояса Евсея с его искуссно подстриженной курчавой бородкой за фатоватого культуриста, - терпеть их не могла, теперь она была оглушена и его мыслями и его решимостью.

- Куда? - воскликнул, вслед за ней, и Сэм.

- Хороший вопрос. Возможно, мы попросим политического убежища. Все и сразу.

- В Израиле не убивают. Значит, и политическое убежище просить невозможно.

- Убивают талант, убивают культуру, растирают в порошок личность. Случается, уничтожают и физически - ножами, гранатами.

- Понимаю, арабские террористы.

- Верно! Но ни командование Цахала, ни правительственные чины за это ответственности не несут. На улице зарезали женщину из России. Ни у кого даже мысли не появилась, что кто-то должен поплатиться своей хлебной должностью. Мы не только, как специалисты, беззащитны здесь, но, случается, и как евреи. Словом, нас облапошили, закрепостили отработанными методами. Есть в стране банк "Идут". Там дежурят молодицы с молотами, сбивают кандалы. Пока не расплатишься за этапирование в Израиль, кандалы не собьют, греми своим железом и не ной. Через три года раскандалят. Я и не ною, как видите. Многие мои знакомые "ложатся на дно". Ждут своего 1861 года, по их выражению. Я постараюсь откупиться от "крепости" раньше. И тут же рвану прочь от обманной фирмы Шамир, Перес и Ко. Куда? Куда глаза глядят!

Тут заглянул на кухню высокий старик в роговых очках - второй уборщик. Он уже сбросил синюю мешковатую униформу и помылся. Корреспондент встал и, сердечно поблагодарив за интересное интервью инженера Рассея Трубашник, как он его назвал, обратился к вошедшему. Кухня стала заполняться олим, вернувшимися после встречи с Довом. Появился и Эли, который записывал людей в амуту. Старик в роговых очках поняв, что в этом гомоне ни о чем не поговоришь, предложил уединиться для беседы в его комнате. Он-то и был профессором, доктором наук, о котором то и дело вспоминал сегодня Сэм, находившийся под впечатлением статьи Саши Казака и разговора с Евсеем Трубашником. Представясь, Сэм спросил профессора, возможно ли, что человек в СССР был аполитичным и законопослушным, притерпелся к ограничениям и неволе, а здесь стал воинственно-независимым и агрессивным? Как это по русски говорят? До кончика ногтя политичным... Реальна ли такая метаморфоза на взгляд ученого?

- Вполне реальна! - твердо, без обиняков, ответил ученый.

-Извините, уважаемый профессор, я уточняю вопрос? В Израиль за последние два года прибыло четыреста тысяч вполне аполитичных граждан. Приедут еще, по крайней мере, миллион подобных, простите за неологизм, хомо-советикус, которые всю жизнь бездумно голосовали за что угодно. Как и их русские господа. Возможно ли, чтоб однажды все они проснулись политическими борцами? И стали угрозой существующей в Израиле системе? Правительству? Реально это?

- Вас интересует точка зрения психолога? Тогда позвольте повторить: вполне реально. Это уже происходит. В частности, здесь, в этом сохнутовском отеле...

- Если вас не затруднит, господин... простите, ваше имя? Аврамий Иосифович Шор? Я правильно записал спеллинг? Не могли бы вы научно обосновать, доктор Аврамий Шор, свою позицию, предвещающую глобальные перемены, а, возможно, и социальный взрыв в Израиле?..

Глава 9. "ЭЙЗЕ ГИЛ, ДОКТОР?"

В номере профессора Шора пахло куриным супом и валерианкой. Цветными аптечными бутылочками был уставлен подоконник. Какие-то сосуды стояли по углам, на полу, усиливая ощущение тесноты и беспорядка. У Аврамия от длительной прогулки с метлой разгорелись щеки. Чисто выбритый, энергичный, в застиранной косоворотке с засученными рукавами, он не производил впечатление человека болезненного или неряхи. Сэм взглянул на захламленный подоконник, на профессора, который хоть и бормотал с независимым видом: "В тесноте, да не в обиде", но, казалось, несколько стыдился своего убогого жилища. И потому, смахнув крошки со столика и усадив за него гостей, принялся за свой рассказ без промедления, с нарочитой шутливостью:

- Я дико извиняюсь, конечно... Мои соседи по отелю расколдовались, точнее не скажешь о том, что с ними произошло. Слово "расколдовались" восходит к ведомству ведьм с Брокена и советских шаманов. Попытаюсь перевести его в научные категории... - Начав с обычной для него иронии, он вдруг почувствовал, что сильно, до сердцебиения, волнуется, и обрадовался своему полузабытому рабочему чувству ученого, которому предстоит убедить слушателей в точности и полноте своих исследований.

-...И в Ленинграде, в Университете, и в московском НИИ, -всюду не раз я наблюдал, как многие мои знакомые небрежно отбрасывали, порой даже не читая, книги и брошюры из-за "бугра". К примеру, брошюры НТС, хотя в них не было никакой крамолы: НТС не призывал даже переименовывать Ленинград в Санкт-Петербург, писал лишь о разрушении города, как архитектурного памятника... Почему же горожане с двойным "верхним" образованием, понимавшие, что каждое слово в этой книжице святая правда, от этой правды высокомерно отворачивались? Парадокс? Увы, нет. Я понял, что возможность восприятия у многих блокирована страхом, постоянным шельмованием "антисоветчиков". Я стал свидетелем того, что Бердяев называл "суженным сознанием" - факты, идущие вразрез с привычными представлениями, вызывали чувства, холодящие спину и блокирующие восприятие информации. Люди предпочитали видеть то, что им внушали. В Израиле страх стал исчезать, и они расколдовались. Процесс этот идет, как в реторте алхимика, мечтающего превратить медяшку в золото, - у всех на виду, открыто. Только с иным, положительным результатом. Некоторые впали в состояние прямо противоположное прошлому, - самые отъявленные бунтари появляются из среды каменно-правоверной. Этот процесс поразил меня.

Оказалось, самый страшный черт - бывший ангел. Такова наша реальность... Позволю себе предположить, эти ангелы свое слово еще скажут, ждать недолго... - Отмахнувшись от Линды, которая пыталась сфотографировать его: "Потом-потом!", Шор продолжал в академической, лекторской манере: Обозначим для четкости изложения сей социальный и психологический феномен под номером "1". Не возражаете? Перейдем к тому, что я определил, как феномен номер "2"... Он зародился т а м. Евреи начали самоидентифицироваться. Их престиж возрос несопоставимо. После Сталина иудея принижали уже без кровавых наветов и подспудно им завидовали. - Заметив, что Линда отрешенно глазеет по сторонам, он остановился. - Господа, вы понимаете, о чем разговор?.. Может быть, вам легче воспринимать меня по-английски?

Сэм подтвердил: он изучал русский,но, конечно... Линда, улыбнувшись, сказала: она, как собака, понимает, но ответить не может.