Андрей Левкин - Двойники (рассказы и повести) Страница 27

- Разве я похож на убийцу?

- Ты хуже...

Я задумался, но виноват был сам и деваться было некуда:

- Так почему-то пошло с детства. Меня все время принимали за кого угодно другого. Не знаю, какая-то особенность организма: я неосознанно делался для человека тем, кем он желал меня знать. А когда я это понял, оказалось, что я в одиночестве. То есть мне это понравилось - поскольку только так и должно было быть. Но уж очень много сложностей, тем более в молодости: там, где был я, людей уже не было. Разговаривать с ними я мог, когда только они находились в истерике, собираясь наложить на себя руки, или тяжело болели. Конечно, потом они об этом забывали. Я говорю правду - мне не верят, несу любые телеги - их слушают. Душа, что ли, разломалась - какой-то ее кусок с человеческими делами отпал, и осталось что-то очень уж холодное.

Нинка, наверное, права - я действительно урод в принятом смысле. Но я такой не один, и нам друг с другом очень хорошо. Вот только нас не очень много, и всегда желаешь узнать о любом - вдруг он не чужой? Ты на меня странно подействовала - я не знаю, зачем ты мне нужна, да и не надо мне от тебя ничего. Если вам все это неприятно - забудьте. Меня не огорчит.

В эту минуту я встретил ее глаза: в них исчез блеск, они потемнели, рука ее дрожала - кажется, ее начинало затягивать в мою пустоту, куда ей было нельзя.

К счастью, мы подошли к провалу; дамы оставили своих кавалеров, она руки моей не покинула. Ахи дам, восторгавшихся чистотой этого места, ее даже не смешили, крутизна обрыва, возле которого мы стояли, не пугала, важные рассуждения господ, перечитавшихся Кастанеды и примерявших на себя прыжок в пропасть, вызвали у нее на губах легкую улыбку.

На возвратном пути мы не возобновили разговора. Казалось, ей хотелось что-то сказать, но она не знала, с чего начать. Увы, кисейный рукав - слабая защита, и все это электричество, которое гуляло невозбранно по нам, с каждым шагом делало нас все ближе друг другу.

- Не правда ли, я была очень умна сегодня? - спросила она на прощанье.

Мы расстались.

Кое-что за время прогулки я о ней понял: она в самом деле из тех молодых леди, которые прилетают с восточным ветром и остаются, пока тот не переменится на западный. Только она пока еще боится, что переменится. Впрочем, и это объясняет очень мало что.

4-го июня

Нынче виделся с Ниной. Она меня немного рассердила, впрочем, в этом виновата не была: княжна вздумала поверять ей свои проблемы: удачный выбор... А впрочем, почему бы и нет?

- Я отгадываю, к чему это клонится, - сказала Нинка. - Ты заберешь ее себе, и на меня времени у тебя уже не будет. Это плохо.

- Но зачем мне она?

- Тогда не нагружай ее всем этим! Хорошо, если это так, то приезжай через неделю в Кисловодск; послезавтра мы переезжаем туда же. Княгиня останется здесь дольше. Найми квартиру рядом; мы будем жить в большом доме близ источника, в мезонине; внизу княгиня Василеостровская, а рядом есть дом того же хозяина, который еще не занят... Приедешь?

Я обещал и в тот же день послал занять квартиру. К вечеру ко мне ввалился Клубницкий и объявил, что завтра будет что-то вроде бала и он намерен танцевать на балу с Мери весь вечер. Как я понял, он намерен явиться торжественным, подстриженным, в компании новообретенных братьев по "Астрее".

Выйдя потом на бульвар, я встретил Мери, узнал, пойдет ли она на вечеринку, и предложил быть там вместе.

- Я думала, ты обнимаешь девушек только по необходимости, как в прошлый раз, - усмехнулась она, соглашаясь.

О Клубницком, кажется, она забыла.

- Да, кстати, есть сведения, что завтра вы будете очень приятно удивлены, - крикнул я ей вслед.

- Чем?

- Секрет, на бале догадаетесь сами...

Вечер я окончил у княгини; гостей не было, кроме Нины и одного презабавного старичка из мистиков. Он все важничал, рассказывал истории о Земном шаре на верху Кунсткамеры и что-то уж слишком многое выводил из того, что первым общественным музеем в России был именно что этот музей заспиртованных уродцев.

Княжна села против меня и слушала все это с таким нежным вниманием, что мне даже стало завидно. Нинка это заметила и поморщилась. Потом, однако, старичок ушел, и мы с ней стали вспоминать все наши прежние проделки, ничего уж не скрывая. Княжна нас слушала, что-то спрашивала, оживилась... и мы только в три часа ночи вспомнили, что врачи, по слухам, рекомендуют ложиться спать в одиннадцать.

5-го июня

За полчаса до бала ко мне явился Клубницкий в полном сиянии костюма-тройки, белой сорочки и галстуха, заколотого какой-то мудреной масонской булавкой. В руке он держал канонические перчатки, одну из которых - как я понял по напряжению его постриженной, уложенной и благоухающей аглицкой туалетной водой головы - он вознамерился вручить на балу моей бедной, не до конца состоявшейся подопечной. Он бросил перчатки на стол и принялся прихорашиваться перед зеркалом, особенно стараясь убрать носовым платком ливший пот с чела.

- Ты, говорят, эти дни ужасно волочился за моей княжной? - сказал он довольно небрежно и на меня не глядя.

- Где нам, дуракам, чай пить, - отвечал я ему любимой поговоркой одного из самых ловких повес прошлого.

- Скажи-ка, хорошо на мне сидит костюм?.. Ох, проклятый жид!.. как под мышками режет! Нет ли у тебя одеколона?

- Помилуй, куда ж тебе еще? От тебя и так уже разит... а кстати, ты не обращал внимания, что в последнее время проклятые торговцы отсыпают из пачек стиральных порошков чуть ли не половину?

- А? - удивился он.

Мы отправились.

- Ты будешь танцевать нынче? - спросил он.

- Не думаю.

- А я, боюсь, не отойду от княжны ни на танец, - проклятый костюм, как он стесняет движения...

- А ты с ней договорился уже?

- Нет еще...

- А ну как тебя предупредят? Тебя же давно не было видно: а каково девице остаться без кавалера?

- В самом деле?! - Он хлопнул себя по лбу и побежал вперед.

Я шел не торопясь. На улице было темно и пусто; вокруг здания ресторации, или же трактира, как угодно, теснился народ; окна его светились; звуки музыки доносил ко мне вечерний ветер. Кажется - по-прежнему восточный.

Я шел медленно, мне было грустно. Неужели же мое единственное назначение на земле - разрушать чужие надежды? С тех пор как я живу и действую, судьба как-то всегда приводила меня к развязке чужих драм, как будто без меня никто не мог бы ни умереть, ни прийти в отчаяние! Я был необходимое лицо пятого акта, невольно разыгрывая жалкую роль палача или предателя. Какую цель имеет эта судьба?

Войдя в залу, я спрятался в толпе мужчин и начал делать свои наблюдения. Клубницкий стоял возле княжны и что-то говорил с большим жаром; она его рассеянно слушала и смотрела по сторонам, кого-то ища. Я подошел сзади, чтоб подслушать их разговор.

- Вы меня мучите, княжна! - говорил Клубницкий. - Вы ужасно переменились с тех пор, как я вас не видал...

- Вы также переменились, - усмехнулась она.

- Я? я переменился?.. О, никогда! Вы знаете, что это невозможно! Кто видел вас однажды, тот навеки унесет с собой ваш божественный образ!

В это время я подошел и поклонился Мери, она быстро проговорила:

- Не правда ли, месье Невкин, этот костюм гораздо более идет месье Клубницкому?

- Я с вами не согласен. В прежней одежде он выглядел более просветленным.

Клубницкий не снес этого удара, бросил на меня бешеный взгляд, швырнул на пол перчатки и отошел прочь.

Мы с княжной уж почти и не разлучались. Где-то в перерыве он подошел ко мне. Бешенство его приутихло, весь его вид выражал теперь только обиду.

- Я этого не ожидал от тебя.

- Чего?

- Ты с ней все время танцуешь...

- Ну так что ж? Ей охота.

- Разумеется... Я должен был этого ожидать от девчонки... от кокетки... Уж я отомщу!

- Зачем же ты надеялся? Ждать и добиваться чего-нибудь - одно, понимаю, а кто ж надеется?

- Ты выиграл пари - только не совсем, - сказал он, злобно улыбаясь.

Танцы продолжились, и все шло по-прежнему. Клубницкий и его приятели не танцевали, стояли вокруг нас, плотно отделив полукольцом от всех остальных. Странный какой-то заговор. Княжне все это надоело, и она просила проводить ее. Я посадил ее в машину, поцеловал руку и вернулся в залу.

Там уже ужинали. На одном краю большого стола толпились заговорщики во главе с Клубницким и господином, по-прежнему смахивающим на драгунского капитана, - верно, он и был масонским восприемником моего бедного приятеля. Собственно, на меня дулись еще с прошлых посиделок, теперь же против меня решительно составляется враждебная шайка. Клубницкий, похоже, выбран атаманом, очень уж у него гордый и храбрый вид...

Очень рад: я люблю врагов, хотя и не совсем по-христиански: быть всегда настороже, ловить каждый взгляд, значение каждого слова, угадывать намерения, притворятся обманутым и вдруг одним толчком опрокинуть все огромное и многотрудное здание их хитростей и замыслов, - вот это жизнь! Впрочем, это как раз и по-христиански. Как-никак, ударят тебя в щеку подставь другую, а вот насчет дальнейшего - инструкции отсутствуют...