Ал Разумихин - Короткая жизнь Страница 29

Короче, он послал меня за Ботевым. Торопливо идя по засыпающему Бухаресту, я думал, что пожарные обстоятельства, о которых помянул Добрев, вряд ли связаны с его торговыми операциями.

Ботев не спал. Я со двора постучал в окно его комнаты. Он на мгновение прильнул лицом к стеклу и тут же вышел на улицу.

- Вас просит к себе мой хозяин.

Ни о чем не расспрашивая, Ботев пошел со мной.

- Давно он появился? - только и спросил по пути.

- Кто? - переспросил я.

- Дамян, - нетерпеливо сказал Ботев. - Давно он появился у себя в доме?

- Только что.

И Ботев, ничего больше не говоря, прибавил шагу.

Мы нашли Добревых на кухне. Дамян ужинал. Жене с дочерью хлопотать особенно не приходилось, ужин был скромный - лепешки, сыр, помидоры и баклажка с вином.

При виде Ботева хозяин дома тотчас поднялся.

- Христо!

Ботев проницательно на него посмотрел.

- Плохие новости?

- Почему ты думаешь, что плохие?

- С хорошими новостями не торопятся.

На это Добрев ничего не ответил, допил из стакана вино и лишь тогда сказал:

- Пойдем? - он кивнул на меня. - Ну, хотя бы к нему.

Я гостеприимно заторопился к себе.

- Не все скажешь при женщинах, - сказал Добрев, прикрывая за собой дверь.

Я собрался было оставить Христо и Добрева вдвоем, но Ботев остановил меня:

- Можете остаться.

Он точно наперед знал, о чем пойдет речь.

- Димитр арестован, - вдруг выпалил, точно выстрелил, Добрев.

- Обштий? - уточнил Ботев.

- Кто же еще! Васил послал меня известить комитет, но прежде я решил сказать тебе.

Димитра Обштего, нового помощника Левского, я видел всего один раз. Меня познакомили с ним в кафе Фраскатти. О нем ходили почти что легенды. Но меня он не очаровал. Бретер и дуэлянт, похож на заносчивых французских мушкетеров Дюма, подумалось тогда мне.

- Рассказывай, - приказал Ботев.

И мы услышали в общем-то необыкновенную историю.

По возвращении в Болгарию Левский вместе со своими молодыми соратниками взялся за создание новых окружных комитетов, тайной почты и тайной полиции Внутренней революционной организации. Движение приобретало невиданный размах. Будущие боевые отряды занимаются стрелковой и тактической подготовкой, вооружаются, покупают оружие и порох, шьют специальную повстанческую форму. Левский успевает бывать всюду. Он странствует по городам и селам, напутствует, ободряет, собирает средства и оружие.

Разумеется, для покупки оружия требовалось много денег. Их добывали разными путями. Часть передавали верные, давно известные Левскому люди, часть давали богачи, сочувствующие делу национального освобождения, часть Левский принимал от гайдуков, отнимавших их у богачей, равнодушных к судьбе своего народа. Но всегда Левский старался как можно меньше рисковать, следуя давно выработанному в подполье правилу: большому делу риск - не помощник.

Обштию же осторожность была не по душе, и он все время пытался вырваться из-под опеки Левского. Через подчиненных ему четников Обштий узнал, что турки должны привезти в Ловеч крупную сумму денег.

- Они будут нашими, - загорелся он.

В конце сентября в горном проходе Арабаканак Димитр Обштий в мундире турецкого офицера, сопровождаемый четниками, переодетыми турецкими солдатами, производит "экс".

Сперва турецкие власти приписали нападение на правительственную почту уволенным со службы солдатам. Однако розыски оказались безуспешными, задержанные там и тут солдаты показывали, что если они кого и грабили, так только болгар. Тогда власти пришли к выводу, что ограбление совершено обычной шайкой грабителей.

И все бы ничего. Операция прошла бы, возможно, без каких-либо последствий. Но Обштий не смог сдержать своего характера. Со дня нападения не прошло и месяца, как он собрал своих подельников и они отправились в харчевню отметить удачную операцию.

Выпито было немало, но, как известно, если выпито много, хочется еще больше. Обштий решил продолжить пирушку в более тесном кругу. Перебрались к священнику Крыстю Недялкову, снисходительному пастырю, который хорошим гайдукам не ставил в вину ни один грех. В гостях у хорошего человека Обштий дал себе волю, принялся со смехом вспоминать подробности нападения. Вот и вышло: свой не продаст, да хвастаться горазд.

Нельзя было дознаться, кто проговорился о пирушке, только 27 октября Обштий был выслежен, схвачен, связан и препровожден в тюрьму. Ему грозила виселица, сомнений в том не было. Но умирать обычным разбойником? Захотелось Обштию посмертной славы. И решил он придать делу политическую окраску. Вскоре весь Ловеч знал, что Димитр Обштий - руководитель тайной патриотической организации и что на почту напал он не из корысти, а ради великого дела освобождения родины.

- Авантюрист! - резко высказался Ботев. - Не захотел умереть как подобает революционеру.

- А как подобает умирать революционеру? - обратился я к Ботеву, не стесняясь задать ему наивный вопрос.

- Когда нужно - громко, когда нужно - молча, - произнес Ботев. - В данном случае он обязан был умереть молча.

- Почему? - удивился я. - Он ведь и в самом деле не разбойник!

- А умереть должен был как разбойник. Потому что разбойниками тайная полиция не интересуется. Революционер должен кануть в безвестность, когда этого требуют интересы дела. А теперь Обштий тянет за собой цепочку.

- Вы думаете, он может предать товарищей?

Ботев не ответил, повернулся к Добреву и сам спросил в свою очередь:

- Как, Дамян?

Добрев поправил папаху и покачал головой.

- Димитр - гордый человек, из одной гордости не назовет никого. Только теперь они, - Дамян не сказал, кого он подразумевает, но это было ясно и без объяснений, - теперь они переберут всех, кто пировал у попа Крыстю. Аресты уже пошли. Значит, из кого-то нужные имена выбивают.

Лампа начала коптить, в ней почти уже не осталось керосина, и Ботев подвернул фитиль повыше.

- Помните, - я не понял, ко мне одному или к нам обоим обращается Ботев, - доверять можно только тому, кто обладает четырьмя достоинствами: рассудительностью, постоянством, бесстрашием и великодушием. И если в человеке отсутствует хоть одно из этих качеств, он обязательно испакостит все дело.

Фитиль зачадил, Ботев резко повернул его в обратную сторону и задул лампу. Стало темно и в комнате, и на душе.

- Что ж, Дамян, похоже, пора спать, - произнес в темноте Ботев. - Плохо все, о чем ты сообщил. Боюсь только, не было бы еще хуже. Завтра с утра иди к нашим руководителям, расскажешь им, что произошло.

Добрева не послали бы в Бухарест с известием об аресте Обштия, если б не предвидели последствий его провала. Увы, заносчивости Обштия не было предела, он преподносил себя с такой многозначительностью, что невольно заставлял жандармов копать еще глубже. Турки начали хватать всех, с кем Обштий хоть как-то общался. Как их допрашивали, описывать не берусь. Позже мне рассказывали об этих допросах, и я не верил, что люди способны на такие зверства. Самая жестокая фантазия не выдумает тех пыток, каким подвергали арестованных болгар. Расскажи я об этих допросах, уверен, мне не поверят. Естественно, кое-кто не выдерживал, признавался, называл новые имена... Созданной с таким трудом организации угрожал разгром.

Левский скрывался в Рущуке у бабушки Тонки, когда до него дошло известие об аресте Обштего. Вряд ли он изменил свое мнение, ранее высказываемое им не раз:

- От того, кто воображает себя героем, только и жди беды людям.

Сначала Левский перебрался в Ловеч, в дом Велички Поплукановой, верной своей помощницы. Оттуда отправился по городам и селам, чтобы не пропали результаты долгой работы по созданию организации и налаживанию связей. Затем вновь вернулся в Ловеч, желая разобраться, кто все-таки виновен в предательстве.

Нити так или иначе тянулись к дому священника Недялкова. И многое указывало на него самого. Но проговорился или донес? Это важно было установить. Тем более что до сих пор отец Крыстю никогда не отказывал гайдукам в помощи, случалось, даже прятал беглецов, хранил оружие.

Навестить священника Левский решил в день Рождества Христова.

Отец Крыстю отслужил обедню и только что вернулся домой, когда Левский без стука вошел к нему в горницу.

- С праздником, отец!

- Васил, какими судьбами? - обрадовался тот. - А я думал, ты сейчас где-нибудь там, по ту сторону Дуная.

- Как видишь, здесь, и к тебе неспроста, - сказал Левский. - Не думаешь, отец, что приспело отвечать тебе за Димитра?

Отец Крыстю вздрогнул.

- Как ты можешь так говорить, Васил?

- Посуди сам, - объяснил Левский. - Зачем было приглашать к себе такую компанию? Зачем не пожалел вина? Зачем позволил горлопанить?

- Не звал я, поверь, сами пришли. Вина же у меня на всех и не нашлось бы - с собой принесли. А что до их речей, так они меж собой говорили. Посторонних, кроме меня, почитай, не было. Дак какой я посторонний! Ты ж меня давно знаешь! Мало, что ли, я добра вам делал?