Анатолий Злобин - Бонжур, Антуан ! Страница 29

- Мсье де Ла Гранж, - произнес я, - весьма сожалею, но сегодня вечером мы не поедем к Матье Ру.

Поль Батист удивился.

- Матье Ру перед вами, - торжественно заключил я.

Президент удивился еще более, они быстро заговорили.

- Президент говорит, что он ему кажется знакомым, - по ходу переводил Иван, - они могли встречаться в убежище Виля, но тот мсье не узнает нашего президента. Он не знал, что мы его искали. Он прочитал эту газету и сам решил, что ты будешь иметь интерес узнать про Альфреда Меланже, командира группы "Кабан". Поэтому он приехал на нашу церемонию. Он может рассказать тебе и про отца, один раз он видел его в лесной хижине.

- Понятно, - ответил я, хотя понятно было не очень. - Выходит, сам он в группе не состоял?

- Об этом он еще не рассказал, - ответил Иван.

- Так спроси же у него.

- Ты мешаешь мне слушать, - ненадолго обиделся Иван. - А то у меня выходит в оба уха. Он говорит, что ему приятно с тобой познакомиться. Ты правильно поступил с этой женщиной. Он сообщает, что мы все можем рассчитывать на его правду.

Не скоро, видно, доберемся до дела с такой общительностью. Я решил набраться терпения. У меня больше нет бесполезных вопросов.

Матье Ру поставил рюмку и сказал свое слово. Лица у всех вытянулись. Я смотрел в этот момент на Антуана и увидел, как у того глаза сузились, и желваки задвигались. Сюзанна вскрикнула и принялась растерянно поправлять волосы. Луи негодующе перебил Матье Ру, быстро и как-то растерянно заговорил Поль Батист, потом Антуан. А у Ивана снова челюсть отвалилась.

- Не томи душу, Иван. Про "кабанов", да?

- Он сказал, что "кабанов" предали, - молвил Иван упавшим голосом.

- Что я тебе говорил! - воскликнул я и осекся. А почему, собственно, должен я знать обо всем этом? Зачем, собственно, стремился к этому знанию? На что мне оно? Но задумал - вот и дождался. Но что же я хотел услышать? Что должен был услышать? У меня аж под ложечкой засосало, когда я на секунду представил себе, что было бы, не будь сказаны эти слова. Но слово сказано. Не стало амбразуры, закрываемой жарким телом, не стало штурвала, выворачивающего на последний таран, не стало знамени, подхваченного отчаянной рукой, - все убил один предатель, только он один и убил всех, только он и остался единственной реальностью в этом неверном мире. Не будет мне теперь покоя. Не нужен мне покой теперь.

Вот почему я должен был услышать это слово и рвался к нему сквозь немоту могильной плиты. Я и сам сейчас другой, давно готов к такому слову, с той самой минуты, как мадам Люба молвила.

Теперь они говорили все разом, не до меня им стало, они свои заботы выясняли, они еще надеялись, что слово сказано не до конца и неточно. Но я-то знал, что надежды нет. Ру терпеливо отвечал на вопросы, то и дело поглядывая на меня. А я другим сделался, холодным и пустым.

Я обернулся и увидел Татьяну Ивановну, которая подошла к нам, привлеченная громкими голосами.

- Вы слышали, Татьяна Ивановна? - обратился я к ней как к последней своей опоре. - Все-таки он был там, этот Иуда. Недаром говорят: если бы Иуды не было, его следовало бы выдумать. Не прожить нам без Иуды на этом свете. Имени его он, конечно, не знает? О чем они там шумят?

- По-моему, он в самом деле не знает того человека, - ответила она, поглаживая мою руку и глядя на меня влажными глазами. - Он объясняет вашим друзьям, каким образом он узнал об этом.

- Конечно, друзья у меня еще есть, - я усмехнулся.

Антуан подошел ко мне, больно сжал плечо.

- Мы его найдем, Виктор, - сказал он. Я увидел его тоскливые глаза и подумал, что и у меня, верно, такая же тоска в глазах. Не хотел бы я видеть тоску в глазах друга.

- Найдем, Антуан, - как эхо отозвался я. Как быстро мы можем установить по номеру машины имя владельца?

- Это несложно, но сначала мы поедем к Альфреду Меланже. Ру знает его адрес.

- Не слишком ли много он знает, Антуан? - спросил я. - Что-то затянулся его монолог.

- Ты должен мне верить, Виктор.

Мы отошли с Антуаном от стойки и сели за тот же столик, где только что сидела женщина в черном. Татьяна Ивановна была нашей "связной".

Ру подошел к нам. Я пригласил его сесть.

- Когда я ехал сюда, то еще не знал, что скажу вам об этом, - начал он. - Но я увидел вас и понял, что должен сказать все. Теперь вы знаете это.

- Увы, мсье Ру, я еще ничего не знаю.

- Я расскажу все, что мне известно об этой печальной истории.

Иван и Луи присоединились к нам. Поль Батист отошел, сославшись на дела. Луи сердито отослал женщин, с грохотом подвинул стул. Он никак не мог успокоиться и то и дело наскакивал на Ру с вопросами и возражениями. Иван тоже встревал в разговор. Татьяна Ивановна деловито и терпеливо переводила все, что они говорили, выкрикивали, в чем сомневались. В конце концов из путаных вопросов, воспоминаний, перебивов такая стала проясняться картина.

Матье Ру в тридцать восьмом году окончил медицинский факультет и работал хирургом в Льеже. Он уже тогда отдаленно был знаком с Альфредом Меланже, который учился на том же факультете, но был на два курса старше. Когда началась война, они потеряли друг друга. Ру пошел в армию, в битве на Лисе был тяжело ранен в бедро, несколько месяцев провалялся в госпитале, после чего вернулся в Льеж и вступил в ряды Сопротивления. Ру воевал как врач. По первому зову он мчался на партизанские стоянки, оказывал помощь, прятал раненых партизан на своей льежской квартире. Гестапо установило за ним наблюдение. Тогда он оставил Льеж и стал партизанским врачом в убежище Виля. В марте сорок четвертого года его впервые отвели в хижину "кабанов". Альфред Меланже был ранен в ногу во время дерзкого налета на немецкую нефтебазу, о котором мы уже слышали от Жермен. Борис Маслов спас тогда Альфреда и тащил его на себе до самой хижины. Ру сделал операцию, извлек осколок. Он жалеет, что слишком мало поговорил в тот раз с партизанами. Через полторы недели он снова побывал в хижине, чтобы проверить рану Альфреда, но почти все партизаны были на задании, и опять им не удалось поговорить как следует. После этого Ру не видел Альфреда до самого конца войны и даже считал, как и все в штабе, что Альфред погиб со своей группой. И вот уже в сорок пятом году в начале апреля к его дому подъехала машина. Это было вечером. Ру кончил прием больных и поднялся к себе наверх. Человек, который был за рулем, давал сигналы. Выглянув в окно, Ру услышал, что его зовут. Он поспешно спустился вниз и узнал раненого Альфреда. Пуля пробила руку у самого плеча, кабина была залита кровью. Альфред увидел Ру и тут же потерял сознание. С помощью дежурной сиделки и жены Ру перенес Альфреда в перевязочную и извлек пулю. Меланже потерял много крови и долго не приходил в сознание.

Что же случилось? Об этом рассказал сам Альфред на другой день, когда пришел в себя. Но рассказывал он странно, отрывочно и явно не желал говорить всего. Он утверждал, что проехал семьдесят километров после того, как его ранили, и это само по себе было удивительно: как он мог вести машину с такой серьезной раной.

Кто его ранил? На этот вопрос последовал столь же удивительный ответ. Альфред знает, кто стрелял в него, но не может назвать имени этого человека. Это был предатель, который предал их во время войны, из-за него погибли девять человек, и Альфред дал слово, что расправится с ним сам. Он тоже стрелял в предателя и тоже ранил, может, даже убил, Альфред просил Матье посмотреть в газетах, нет ли сообщений о разбитой машине под Намюром. Больше он ничего не сказал.

Альфред провел в доме Ру четыре дня, а на пятый заявил, что уезжает, хотя был еще слаб. Как ни уговаривал его Ру, Альфред стоял на своем: он должен быть дома, за ним будет ухаживать сестра. Ру повез его в Марш. По дороге он пытался последний раз повлиять на Альфреда: если предатель известен, надо объявить его имя властям и отдать под суд. Однако Альфред был непреклонен: он должен сам отомстить за гибель друзей. Предатель слишком хитро сделал дело, против него почти нет улик, власти в лучшем случае посадят его в тюрьму, а этого мало, его нужно убить, и только Альфред может совершить справедливый суд. В этом он видит свой долг перед друзьями.

- Сколько я ни убеждал его, что нужно действовать законным путем, закончил рассказ Матье, - Альфред не согласился со мной. И вообще, он произвел на меня тогда странное впечатление. Все время, пока мы ехали в Марш, он не выпускал из рук пистолета, будто в любую минуту ждал нападения. И твердил, как заведенный: "Я его убью, я его убью. Поэтому никто не должен знать его имени. Это наша история, и других она не касается, я убью его сам".

Я отвез его домой, и мы расстались. Альфред взял с меня слово, что я никому не расскажу ни о нашей встрече, ни о наших разговорах. Больше я его не видел. Через год я уехал по выгодному контракту в Конго, провел там шесть лет и постепенно забыл эту историю, пока не прочитал вчерашнюю газету. Больше двадцати лет я держал свое слово, данное Альфреду, вы первые, кому я говорю об этом.