Татьяна Толстая - Двое (рассказы, эссе, интервью) Страница 3

Что, например, делать с дворцовым хозяйством? И надо ли его вообще заводить, если есть ковер-самолет и скатерть-самобранка? Хлопнешь в ладоши и добрые феи наткут полотна и пропылесосят.

Те девочки, которые слишком долго играли в куклы и читали сказки, никак не могли понять алгебру или физику. Помню, как в пятом классе я перестала понимать, что написано в учебнике. Даже по ботанике были одни двойки.

- Живая клетка состоит из белка и желтка.

- Капуста относится к семейству белокочанных.

- В пустыне растет сексуал.

От уроков ботаники запомнилось, что у учительницы совсем не было груди. Из мира науки в памяти остался только Ньютон - у него в учебнике были пририсованы синие очечки и шрам от уха до уха. Перед контрольной по физике хотелось заснуть летаргическим сном, а проснешься - школа окончена, все предметы сданы, и постаревший директор вручает аттестат с пятерками.

В середине пятидесятых произошло небывалое: мужскую и женскую школу объединили. Никогда не забуду то утро, когда в класс вошли двадцать шестиклассников, ухмыляясь от стыда, с багровыми ушами. Стены монастыря рухнули - мальчиков посадили за парты с девочками. Закрываю глаза и вижу ту, пореформенную школу.

Вот девочки переодеваются в холодной раздевалке, следующий урок ненавистная физкультура. Вышибив ногами дверь, в раздевалку влетает на канате Бугорков. Маятник, сделав духу, исчезает, но Бугорков успел облить полуодетых девчонок из детской клизмы. Инвентарь для пакостей всегда находится у него под рукой. Визги облитых водой и улюлюканье друзей героя за дверью возвестили начало нового летоисчисления - совместного обучения.

Дня не проходило, чтобы кого-то из мальчишек, чаще всего одного и того же, убогого, не заталкивали в женскую уборную. Припирали дверь и не давали выйти. Девочки успевали отдубасить его шваброй. Побывавший в женском туалете считался опозоренным.

Летом в школе объявили практику: собирать разбитое стекло и относить к забору или сгребать листья в кучи,- через час листья снова разлетались по школьному двору.

Вот недомерок Макаров собирает червяков, они лезут у него из кулака. Я знаю, этих червяков он сунет сейчас кому-нибудь за шиворот. Если мне, то я умру.

Мальчишки не читали тех книг, которыми бредили все мои подруги, например про сиротку-аристократку. Каждая прожила ее жизнь и поплакала над ее горькой судьбой.

Мальчики занимались неинтересным: строгали палочки, залезали высоко на деревья и оттуда плевали жеваной бумагой, сидели в засадах, рисовали взрывы. Но при этом понимали, отчего не падает самолет и не тонет пароход.

Учительницу математики я очень боялась: она орала и обзывалась. Начинала кричать сразу, с девяти утра,- она перешла к нам из мужской школы. Зинаида Ивановна выросла в детдоме и жила в огромной коммуналке, занимая бывшую ванную. Она так и не выбралась из своего склепа, так до конца жизни и не пожила с окном.

В шестом классе мне нравился учитель физики, Юрий Исаакович. Я его так жалела, что хотела даже выйти за него замуж. Я ревновала его к плоскогрудой ботаничке: иногда я видела их вместе. Юрий Исаакович всегда глядел куда-то вверх, на тусклое лабораторное окно, поверх голов. Он слушал, наклонив голову, и мягко говорил: "Присядь, мальчик, урока ты не знаешь". Выслушав девочку, говорил ей с ласковой грустью, глядя в окно: "И ты, девочка, присядь, и ты не выучила..." Шкафы в кабинете физики были покрыты таким слоем пыли, что так и тянуло написать что-нибудь. Юрий Исаакович, казалось, ничего не видел вокруг себя, и матерное слово постепенно тускнело и затягивалось новой пылью.

Учителя истории никто не слушал. Это был худой старик, обсыпанный пеплом. "Старейший педагог города",- говорили про него учителя. Он входил в класс с указкой и уходил с ней - всегда держался за нее двумя руками. Он держал ее горизонтально, в опущенных вниз прямых руках. Меня томила эта указка, я представляла себе, что историк и ночью спит с ней - он лежит на спине, держа указку поверх одеяла, поперек кровати. Когда он говорил "Габсбурги", то на первую парту летели брызги из его рта. В начале урока он обычно предупреждал тихим голосом: "Двойки буду ставить беспощадно..." Его не боялись, да и он никого не спрашивал - не связывался.

У многих девочек были сестры в старших классах, и встреча с космическими пришельцами оказалась роковой: ревность, ссоры закадычных подруг, слезы - вот что принесла мужская школа, переступив порог женской. А сколько страстей бушевало на школьных вечерах...

- Веденеев два раза танцевал с Васильевой, а у ней прыщи! И туфли на ней - мои, у меня на вечер выпросила.

- Видела? Гинзбург и Семенова выходили на школьный двор на целый час, а потом вернулись как ни в чем не бывало. Обнаглели.

- А Петрова проревела весь вечер дома - нечего надеть. В доме ни одной пары капроновых чулок. Она матери кричала: "Будь ты проклята!"

И все десятиклассницы - толстые и спортивные, та, у которой было только одно, коричневое школьное платье, и та, королева с тремя кофточками,- все мечтали о любви. Люба, сестра моей подруги, была в выпускном классе, когда школы объединили. Когда она возвращалась домой со школьного вечера, одноклассник взял ее под руку. "Я уже развратная или еще нет?" - стучало в Любиной голове.

Когда подошел трамвай и Люба уже стояла на подножке, ее поцеловали. "Развратница",- огорчилась Люба. Две недели спустя мама увидела, что дочка меряет сантиметром талию - проверяет, растет ли живот. Таблетки для самоубийства уже ждали, спрятанные в надежном месте.

Так школа готовила нас к жизни - кидала в бурное море, ни слова ни сказав про омуты и рифы. С берега педагоги напутствовали: "Строго следите за собой! Плывите туда, где труднее. Высоко несите знамя и, при этом, шире шаг!.. И ближе, ближе к народу..." Скоро стало трудно различать крики учителей, только ветер шевелил их седые волосы - течение несло нас в жизнь.

1993 год

Наталия Никитична Толстая

Коммунистка

Ефиму Эткинду

С тетей Валей я познакомилась, когда, она уже вышла на пенсию, но еще ходила на службу - на общественных началах. Никак не могла расстаться. Утром влезала в набитый трамвай и так, сдавленная, пилила на другой конец города, чтобы прийти к началу работы - нет, раньше всех - и делать бесплатно то, что делала всю жизнь: с комсомольским задором трудиться (чем труднее, тем веселей), радоваться успехам товарищей, если критиковать, так в глаза.

Мне казалось, что тети-Валины добродетели могли существовать только в брошюрах о "новом человеке", придуманном тоскливыми дураками из дома политпросвещения.

Но вот она, тетя Валя - живет прямо по методичке для курса "Научный коммунизм", а всеми любима. Слывет, правда, в лаборатории чудачкой.

Меня так и тянуло совратить несгибаемого большевика, припереть старуху к стене.

- Тетя Валя, как вы относитесь к Сталину?

- Ну, что можно сказать. Определенные ошибки, конечно, были. Но, объективно, он много сделал положительного. Смотри сама: коллективизация раз, индустриализация - два. А победа над Германией? Все это Сталину в актив.

- Тетя Валя! Этот палач погубил миллионы! В сталинских тюрьмах пытали людей!

- Согласна. Пытки - минус. Но не забывай, что именно партия покончила с культом личности, партия же и восстановила ленинские нормы.

Больше пяти минут политбесед с тетей Валей я не выдерживала и, чтобы не сорваться, сбивала коммунистку с курса:

- Как вы капусту квасите? Мне ваш засол понравился.

- Записывай. Купить белый непорченный кочан...

Тетя Валя была непотопляема. Все человеческие драмы привычно сводила к одному:

- Работаем плохо. Руководитель завода (института, колхоза) потерял связь с коллективом. Полпятого, а его и след простыл. В послевоенные годы директора ночевали на работе! Не забывай, Лена, и о крестовом походе США против коммунизма.

- Тетя Валя! Чем вы чистите кафель?

Химик-технолог, она бралась написать диплом или диссертацию на любую тему: по античной философии, по норвежским диалектам, о роли партии по мобилизации кого-нибудь...

- Вот я мужу курсовые помогала писать, а ведь никогда до этого фюзеляжами не занималась. Построила соседке диплом по-научному - в результате диплом с отличием! А тема, между прочим, для меня была новая: методика рассказывания сказок детям из неполной семьи. Любая работа выполнима, если наметить - цель, план работы, сроки и ответственного.

Вечером, лежа в постели, я думала о тете Вале, хотела понять ее живую душу. Неужели не притворяется? Неужели верит тому, что мелет?

Тетя Валя выпадала из всех социальных ниш. Ее отец был царским генералом. В революцию пошел в носильщики и сразу надорвался. Оба брата тети Вали были посажены перед самой войной. Один за то, что был священником, второй - просто так, за компанию. Расстреляли обоих, надо сказать, без проволочек. По-большевистски.

- Вот ваших братьев ваша любимая власть уничтожила. И ничего?