Сергей Клычков - Чертухинский балакирь Страница 3

Показались они ему одна другой лучше: на месяце каждая девка царица!..

"Как же я допрежь-то не видел? - удивился сам себе Петр Кирилыч. -Бывало, у той нос-водонос, у той рот наоборот, а тут и от Дуньки Дурной никак не оторвешься…"

С этого часа и начала весенняя луна над Петром Кирилычем шутки шутить.

*****

Так и просидел бы Петр Кирилыч, пока не кончили девки вести хоровод, если бы не раскрылась над его головой оконная решетчатая створка: на плечи ему - не успел Петр Кирилыч и обернуться - легли голые крепкие руки и завились у него мертвой петлей на шее…

- Пришел ко мне Петр мой Кирилыч?!.. Пришел!.. Иди, иди в избу скорее… - услыхал Петр Кирилыч за собой задыхающийся бабий голосок, по всему похожий на теткин Ульянин.

Никак не может Петр Кирилыч понять, что это тетка Ульяна вздумала с ним пошутить: у одних она слыла за большую причудницу и прибауточницу, веселую бабу, другие же судачили, что бес ей плюнул в ребро, и с той поры она-де может с тобой сделать что ни захочет: захочет тебя в барана обернуть али в волка и… обернет и сама обернется в кого ни вздумает[4]. Однажды Петьке Цыгану высыпала за околицу столько зайцев из подола, что тот весь порох расстрелял, а домой… ни одного не принес! Такая после черта у бабы появляется сила!..

Тут же, видно, ведьме на старости лет под хвост попала вожжа, и она немного срахнулась: главное - рук никак не разнять, завязались они у Петра Кирилыча на шее, как бант какой праздничный, и Ульяна все шепчет, все шепчет ему в самое ухо, только что она шепчет, ничего хорошо не разберешь.

Видит Петр Кирилыч, что дело выходит совсем не на шутку, и потому немного приподнялся с завалка, чтоб как-нибудь освободиться от Ульяниных рук: крикнуть нельзя - людей насмешишь, а Петр Кирилыч задумал жениться.

- В дом возьму, ненаглядный Петр мой Кирилыч!.. Не гляди на меня, что бобылка!..

- Пусти, тетка Ульяна… ради бога пусти! - шепчет и Петр Кирилыч.

- Али брезгуешь?

- Не срами на людях… слышишь, пусти!

И вздумал было рвануться, но не такие руки были у бобылки Ульяны. Почуял Петр Кирилыч, что немного еще, и он задохнется в этой бобыльей петле, так и не женившись на какой-нибудь чертухинской крале.

"Осподи Суси!" - сказал Петр Кирилыч сам про себя.

Уж то ли устала Ульяна держать силком Петра Кирилыча за воротки, то ли еще почему, только сразу руки Ульяны словно размокли и стали покорные и бессильные, как девичьи в первую ночь.

Петр Кирилыч освободился от них и плюхнул вниз на завалок; оконце тут же захлопнулось над головой, и еле слышно из-за стекла Ульяна, придерживая станушку на бобыльей груди, пригрозила:

- Подожди, балакирь, свое я возьму!..

Петр Кирилыч плюнул ей под окно и подошел к девкам поближе…

*****

Встал Петр Кирилыч возле самого круга и заложил для форсу ножку за ножку: так много красивей!.. Уставил непривычно на девок глаза, и в голове у него от ихнего круга тоже стало вроде как немного кружиться… Очувствовался он, когда у самого носа увидел большой, как завертка в оглобле, Максяхин кулак и у самых глаз его нескладную рожу с кривым ртом, с зубами на улицу, с губами-шлепанцами и с носом, похожим на земляную лягушку: шли у Максюхи по носу такие пупырья, как у лягушки на спинке!..

- Что, балакирь, девок пришел отбивать?.. А вот этого опробовать хошь?..

- Что ты, Максях?..

- Живо получишь!..

- Я так… поглядеть!..

- Знаем мы эти поглядки… Мавра тобой девкам все глаза протыкала!.. Выбираешь, поди, какая по вкусу… Видно, губа не дура!.. Только попробуй, я те пробор-то причешу по-другому!..

А у Петра Кирилыча и впрямь по русым кудрям хорошо ложился пробор: прям, как дорожка во ржи, и уж не так он его и холил, а видно, добрая мать еще в зыбке любящей рукой разгладила его навсегда!..

- Ей-богу, Максим, понапрасну!..

Парни глядят на них и смеются, что дальше будет - интересно, а девки по-прежнему безучастно плывут по чуть пробившейся травке и поют хороводную - синее море… Таков уж девичий обычай: девки в хороводе песни поют, а парни возле них кольями дерутся - пускай их, лишь бы нас не тронули!..

- Катись! - крикнул Максяха в самое ухо Петру Кирилычу и повернул его за плечи, колонув в спину коленом, но Петр Кирилыч не повалился, только шатнулся немного и пошел от хоровода не спеша, впервые почуяв, что такое обида и горечь ни за что ни про что.

Зашагал он прямо по улице и на середине села свернул по лесному выгону в поле, за которым в то время много ближе к селу стоял наш дремучий чертухинский лес…

Опустил Петр Кирилыч от этой обиды свою русую кудрявую голову и не видит уж, как катится по небу месяц, чекая яркие звезды: чеканет, а они и падают вниз, соединив золотой ниткой на один вещий миг небо и землю…

Слышит Петр Кирилыч громкую песню, которую хоровод затянул у него за плечами: парни запевают, вроде как спрашивают, девки подхватывают, вроде как отвечают…

- Наш чертухинский балакирьРаспустил с полатей враки!..- Говорит, что он мужик:На боку весь день лежит!..

"Правду говорит Мавра: жар упустил! - сказал сам себе Петр Кирилыч, слушая заливистые девичьи голоса. - Что правда, то правда!.."

Идет Петр Кирилыч непокрытый, в одной рубашке, без пояса, под рубаху ему весенний теплый ветерок поддувает, и месяц смотрит на него с самой середки неба, и губа у месяца будто съехала в сторону, смотрит он на Петра Кирилыча и тоже смеется…

Завертелась у Петра Кирилыча снова в голове разная блажь, с которой и прожил он весь свой век, как иной проживет его с бабой…

*****

И не заметил Петр Кирилыч, как вошел он по большой дороге в опушку. По опушке стояли розовым клубом прилесные ольхи, и сквозь них серебрились изредка гладкими точеными стволами осины, рудела сосна и червонела елка, бог знает зачем вышедшие сюда на прилесок из матерого леса…

В лесу все как помолодело с весной и теперь млеет умытое и обогретое в весенней теплыни и расправляет в земле захмелевшие корни… Скоро лес пошел густой и высокий, дорога просунулась меж еловых стволов, вытянутых в струнку, как солдаты на часах, и между ними становилось все темней и темнее…

Вдалеке по-прежнему ухал сыч-ухало, утки на реке заливисто крякали и селезни дрались, трепыхая на воде за версту крыльями…

"Как бы ведмедь не заломал", - подумал Петр Кирилыч, остановившись, огляделся кругом и увидел, что уже дошел до самой Густой Елки на просеке и что дальше будет Светлое Болото, на котором и жил в та поры леший Антютик…

"Да чего доброго, вместо ведмедя самого бы не встретить!.."

Вот в эту-то ночь как раз и встретил Петр Кирилыч Антютика в лесу, а может, и сам он к Петру Кирилычу вышел, потому что, как увидим потом и не сразу, было у этого Антютика к Петру Кирилычу дело…

*****

Прилег Петр Кирилыч на мох под Густой Елкой и загляделся наверх, а вверху все горит и сияет, как на каком празднике, зве-езд - до лешей матери, и на самой середке неба, как напоказ, остановилась луна…

"Отчего это только луна круглая? - спросил сам себя Петр Кирилыч, -ишь ведь какая, словно обточенная!.."

- Есть о чем подумать, нечего сказать!.. Эх ты, балакирь! - услышал вдруг Петр Кирилыч совсем рядом с собой насмешливый голос.

В лесу тихо, рядом никого нет, и не видно, чтобы и поодаль кто-нибудь был, а голос…

"Что бы это такое? - озадачился Петр Кирилыч. - Ведь это… пожалуй…"

Уперся Петр Кирилыч против себя и в темноте скоро разглядел муравейник, а возле муравейника мохнатую кочку, из кочки этой идут по земле большие усы, на манер травы белоуса, над усами шапка, а под шапкой то ли зайчики от луны играют, то ли горят на Петра Кирилыча в самый упор большие да зеленые такие глаза, как у рыси, когда она на человека с елки засмотрится…

- Ты что за пыхто? - отважился Петр Кирилыч спросить. - Ты что, говорю я, за человек будешь? - повторил Петр Кирилыч погромче, потому что ответа никакого не получил…

В лесу стало еще тише, и по небу запрыгали звезды, и месяц стронулся с места и покатился под синюю гору, во всю мочь обливая еловые лапы зелено-искристым светом…

- Я… не чело… век! - вдруг отвечает кочка.

- О-о!.. Что же ты, баба, что ли? - опять спрашивает Петр Кирилыч.

- Нет, Петр Кирилыч, и не баба… - говорит опять кочка, - я не баба и не мужик, - говорит, - а что-то вроде того и другого!

- Ну, уж это ты немного… того!..

- Ничего даже не того… Я - твой сват!..

- Вижу, что сват… потому больно… усат!..

- Как хочешь… Только такого свата тебе не найти…

- Где тут!

Петр Кирилыч приподнялся на локтях, чтобы получше разглядеть, и стало почему-то ему ни капельки не страшно, потому что голос такой умильный да ласковый, а откуда он идет, пока хорошо не поймешь…

- Я, - слышит опять Петр Кирилыч, - вижу твое положение и готов тебе поелику помочь… Вот только если ты будешь согласен…