Григорий Свирский - Бегство (Ветка Палестины - 3) Страница 3

Я не понимаю, кстати, почему эта семья живет до сих пор в Бейт-Гиоре, в крошечной комнатке, не получает квартиры? Почему не существует простая очередность? Так же, как и Борис, я подозреваю госпожу Виноград во взяточничестве, я...", - хрипатый голос Давида Дара стал замирать, словно от старика отвели в сторону микрофон, и все переглянулись. Но - нет, видно, просто устал Дар, вот он перевел дыхание, и продолжил тихо: - "...я это утверждаю публично, буду утверждать в печати и где угодно... Почему распределение квартир происходит в такой тайне? Мне, как и Борису, понятно, почему люди жуликоватые, пройдохи получают квартиры в первую очередь, а люди порядочные, скромные не имеют до сих пор... Представьте себе худенькую, растерянную, пришибленную неудачами, не знающую своего будущего Олю*, мать Бориса, которая оставила в Риге всех своих родных, не желавших ехать в Израиль, представьте ее рядом с тучной, барственно надменной, властной госпожой Виноград, и вам нетрудно будет понять истоки ненависти Бориса. Госпожа Виноград своей несправедливостью, жестокостью, своей барственной надменностью задушила в Борисе веру в нашу страну, в наш народ. А государство Израиль лишилось своего верного гражданина, солдата, патриота. Я не знаю, что будет с ним дальше, не поскользнется ли он на своем пути, не станет ли лжецом, преступником, но его жизнь в опасности. И в этом виновата госпожа Шуламит Виноград... Работники Сохнута часто направляются в Рим и Вену, чтоб изучить причины "неширы" (проезда евреев-эмигрантов мимо Израиля - Г.С.) Вместо того, чтобы катить в Рим и Вену, я бы советовал работникам Сохнута поехать на улицу Штраус, что куда ближе, и посидеть часа два в коридорчике, где сидят олим, которые пришли на прием к госпоже Виноград. Они бы увидели столько слез и обид, услышали столько жалоб, что им не надо было бы ездить в Рим и Вену.

Да, мы получаем свои копеечные олимовские льготы из рук госпожи Виноград. А это холодные, корыстные, недобрые руки. Даже если самый лучший подарок вам швырнут в лицо, вы почувствуете не благодарность, а обиду...

Я обвиняю госпожу Виноград в том, что вся ее деятельность компрометирует государство Израиль и наносит прямой ущерб этому государству и еврейскому народу.

Иногда говорят, что виновата не Виноград, а система, система абсорбции. Но почему прятать Шуламит Виноград за "систему", которую нельзя привлечь к ответственности? Прохвосты очень любят прятаться за такие ширмы, как "система"... Я думаю, что когда-либо еврейский народ предъявит суровые обвинения, которые я предъявляю сейчас Шуламит Виноград, всем руководителям нашего государства. Думаю, они не уйдут от ответственности, их сурово осудят потомки. А, возможно, и современники."

Тут зазвучал в магнитофоне, приглушая шорохи ленты, другой голос, гулкий, молодой:

- "Поскольку мы пригласили на сегодняшнее обсуждение госпожу Виноград и других работников министерства, а они не явились, тем самым выразив своё отношение к русской алие еще раз, мы вынуждены превратить общественное -обсуждение в общественный суд над Шуламит Виноград... Сегодня мы судим заочно социального работника иеруса-лимского отделения Министерства абсорбции Шуламит Виноград за ее враждебное отношение к алие... "

Наум выключил магнитофон и, пряча его в портфель, сказал собравшимся, что Давид Дар всех этих волнений не пережил. Не под силу они старому человеку...

Все долго молчали. Казалось, слова были тут ни к чему. Наконец, из группки новичков, сидевшей у дверей, поднялся рослый сухощавый человек лет семидесяти и, вытянув руки по швам, доложил, что его зовут Курт. Курт Розенберг*. Все тут же повернулись к нему: знали из газет, Курт Розенберг личность историческая - воспитанник Корчака, живой осколок Катастрофы. Недавно, в "Ем Хазикорон" - день памяти жертв Катастрофы - именно он зажигал факел.

Курт Розенберг снял с головы фуражку, сшитую на фасон польской конфедератки и, не отвечая на вопросы о своей персоне, сообщил, что он делегирован сюда жителями Центра абсорбции города Кирьят Гат.

- Вот раскладка пособия на семью из двух человек, проживающих в нашем Центре более полугода. - Курт достал из кармана листочек. - После платы за квартиру, свет, газ, воду и прочее остается 194 шекеля на месяц. Значит, в день 6,5 шекеля. А зимой - 3 шекеля. Это как раз на два стакана сока или намыленную веревку... - Он сел, натянув на голову конфедератку и всем своим видом показывая, что явился не для воспоминаний.

Тишина становилась невыносимой. Но тут, наконец, поднял руку второй незнакомец, тот самый, что показался Науму "памятником Гоголю". Да где же он, в самом деле, видел этого рыжего? Наум машинально взглянул в сторону доктора Зибеля, который почему-то заметно нервничал, и понял, что даже если делового разговора ныне и не получится, а будет лишь детский крик на лужайке, цирк, не стоит начинать обсуждение с номера "рыжий олим у ковра". Он знает этих "весельчаков". В газетах они уж не ругаются, устали ругаться! Иронизируют над своими бедами: "Стонет русская алия. Этот стон у нас песней зовется..."

"Может, рыжий - австралиец? - подумал он. - Ведь говорили, придут четверо русских и один австралиец... Австралия - это поспокойнее..."

И тот уж тянет руку с такой силой, что песочный пиджак расстегнулся.

А больше никто высказаться не спешит. Бороды понурились, перешептываются. Значит, начинать с рыжего?..

- Пожалуйста!.. Только вот что хочу сказать. Тут все знают Друг Друга. Большинство - четверть века вместе. Вы же - терра инкогнито. Немножко о себе, хорошо? Так сказать, автобио...

Рыжий застегнул на верхнюю пуговку пиджак, аккуратист, видно, начал спокойно: - Меня зовут Элиезер или Эли Герасимов, я родился в Ленинграде. По образованию инженер-строитель. Последние пятнадцать лет - журналист.

"Пролез-таки газетчик! - изумился про себя Наум. - Что за напасть!"

- В какой газете работали, если это не советский секрет?.

- В "Литературной"!. И не только. Последние годы много писал об убитых поэтах. Рассказывал о них по телевиденью.

- Вот оно что! - вспомнил Наум. - Измучился. Знакомая физиономия, где видел? Слушал по программе "Время" ваш рассказ о поэте Олейникове, по сей день памятен... - он заулыбался дружелюбно и продекламировал: "Страшно жить на белом свете,

В нем отсутствует уют..." Эли не улыбнулся в ответ, продолжил негромко: "Ранним утром, на рассвете,

Волки зайчика жуют..." Все засмеялись, стали смотреть на новенького с интересом: вон что за птица залетела! Наум спросил добродушно: - Признайтесь честно, что в Москве вы были Николаем. Откуда может быть у москвича такое шикарное израильское имя? Элиезер, а? - Наум думал, теперь-то улыбнется Николай-Элиезер, перестанет взирать на всех отчужденно. Увы, похоже, не до юмора Елиезеру. Не повеселишься, когда на улицу выкидывают!

Наум вскочил со стула, извинился смиренно за шутку и, вспоминал позднее, потерял управление: "Едва о рифы не гробанулись..." - Продолжим, Эли?

Тот как пловец, нырнувший в воду, взмахнул рукой и помчал:

- Я хотел бы подтвердить мнение Давида Дара, одного из самых светлых людей на моем пути: "виноград", сокративший ему жизнь, ныне ветвится в стране повсеместно. Это для нас не ново. Туг не изменилось ничего. Как говорится, мы это проходили и проходим. Такая же Шула Виноград прислала нам распоряжение: в три дня очистить Центр абсорбции, убраться вместе с женами и детьми на улицу. И Курта гонят вон, он об этом не сказал: стыдно... В России, в ее доблестной армии-освободительнице, расправа с новичками называлась "дедовщиной" - старослужащие против салаг. Здесь второе издание дедовщины. Старая эмиграция, так называемые "ватики", против олим. Зачем? По ночам Россия снится?...

Доктор Зибель, по обыкновению, не ждал, когда ему предоставят слово. Привык на своих семинарах перебивать студентов. Он поднялся, заметил высоким и раздраженным голосом, что делать такие выводы абсурдно.

-... И Союзе твердят, во всем виноваты евреи, - желчно продолжил он. Здесь все беды - от нашей советской родословной. Господа, чаще глядитесь в зеркало... - Он повернулся спиной к новичку, будто забыл о нем: - Наум, мне не совсем понятно ваше утверждение, что наша алия отвечает за этот поток беженцев... Вот это, простите, большевистская концепция. На Западе друг за друга никто не отвечает. Каждый отвечает только за самого себя. Обобщения замечательного человека, покойного Давида Дара, ни на чем не основаны. Я понимаю боль и растерянность старого человека, но сказать, что деятельность Шуламит Виноград - этого каменного чудища - политика государства?! Чепуха!

- А что она, кукобара, что ли?! - вскричали за его спиной.

- Какая еще кукобара?! - Зибель руками всплеснул.

- Австралийская, - Эли объяснил успокоенно, словно это вовсе не он только что вскрикнул: - Птица-профессор. Клюв у нее размером с добрый молоток. Кукобара злобна по природе: не только клюнет им лягушку, но еще и раза два двинет о землю: инстинкт...