Марк Поповский - Русские мужики рассказывают Страница 3

Илья Петрович Ярков был первым живым толстовцем, которого я встретил. До этого в сознании маячили лишь какие-то туманные образы: бородатые и очкастые мужчины в сапогах и косоворотках, которые читали до революции брошюры с толстовскими сочинениями и собира-лись организовывать кооперативные предприятия. Их поддерживал друг Льва Николаевича Чертков, а Софья Андреевна почему-то не любила и звала "темными". Вот, пожалуй, и все, что помнилось мне о толстовцах до того, как я прочитал письмо Моргачева и встретил Яркова.

В какой-то момент я решил проверить, может быть, не все в моем окружении столь же безнадежно безграмотны в этом вопросе. Опросил нескольких моих московских друзей - инженера, врача, священника, двух писателей, трех ученых - куда по их мнению девались толстовцы.

- Куда девались? Рассеялись... - безо всякого интереса ответил один.

- Вывелись за ненадобностью, - сострил другой.

Но большинство откровенно призналось: не знаем, никогда о них не думали.

Заставить себя не думать о толстовцах я уже не мог. Мысль упорно возвращалась к этой горстке преследуемых. Что они отстаивали? Ради чего страдали? А главное, где эти люди сейчас? Ведь где-то должны они находиться, все эти реабилитированные и нереабилитирован-ные толстовцы, противники убийств, насилия, друзья труда и чистой жизни. Но как их найти? В Советской России поиски такого рода не поощряются: архивы закрыты, книги нежелательного содержания - на запоре в так называемом "спецхране". Объявить о своих поисках публично - нельзя, писать об этом в письмах тоже не рекомендуется - перлюстрация писем производится по всей стране. Да и по телефону не стоит слишком исповедываться: многие телефоны столичной интеллигенции, и мой в том числе, подслушивает КГБ.

И тем не менее толстовцев я все-таки разыскал. Одних видел воочию, другим послал письма с оказией и получил ответы. Сейчас еще рано рассказывать историю моих поисков и тех бесед, которые я имел с друзьями и последователями Толстого. Но в конце концов у меня оказалось 32 адреса наиболее заметных толстовцев, рассеянных по стране. И не только адреса. В процессе поисков нашлись бескорыстные друзья, согласные съездить в другие города с запиской, готовые перепечатывать полученные от толстовцев рукописи, перефотографировать полученные документы. Довольно скоро в моем распоряжении оказалась целая библиотека, состоящая из рукописей различного толка. От Дмитрия Егоровича Моргачева (1892-1978) дошла до меня рукопись "Моя жизнь". Следом получил я также рукописную книгу крестьянина-толстовца В. В. Янова (1897-1971), названную "Краткие воспоминания о пережитом". Затем передали мне большой труд крестьянина-толстовца, живущего ныне в Западной Сибири, Бориса Васильевича Мазурина (род. в 1902 г.). Мазурин описал историю толстовской коммуны "Жизнь и труд". А другой толстовец, Василий Николаевич Павлов (род. в 1891 г.) из города Белоречен-ска, что на Кубани, одарил меня рядом интересных исторических материалов, среди которых оказались дневники, письма, судебные речи крестьян-толстовцев, их песни и стихи. Павлов же подарил мне копию воспоминаний своего литовского друга толстовца Эдуарда Левинскаса (1893-1975). Толстовец Илья Петрович Ярков, в прошлом самарский журналист, позволил мне познакомиться с громадной, в тринадцати томах, документальной автобиографической повестью "Моя жизнь" и монографией о толстовце Александре Добролюбове. Позднее подоспели бумаги от толстовца-крестьянина с Черниговщины Андрея Григорьевича Мозгового. Он передал свою переписку с ЦК КПСС об издании в СССР произведений Льва Толстого, а также свою автобио-графию и несколько философских статей. Удалось мне также прочитать несколько глав из рукописи бывшей коммунарки-толстовки Елены Федоровны Шершеневой (Али Страховой) о своем муже В. В. Шершеневе. Побывали у меня в руках также мемуары переписчика рукописей Льва Толстого Самуила Беленького, биография крестьянина-толстовца Якова Драгуновского, составленная его ныне здравствующим сыном Иваном Яковлевичем Драгуновским, дневники сельской учительницы Анны Малород и многое другое.

Все эти бумаги, содержащие описание жизни толстовцев в СССР, авторы-крестьяне вынуждены были десятилетиями скрывать от обысков и конфискаций. Очередной такой налет был совершен на квартиру Дмитрия Моргачева в Пржевальске агентами КГБ летом 1977 года, уже после того, Как Генеральный прокурор СССР объявил толстовцев невиновными в предъявленных им обвинениях. Ничего "опасного" для себя власти во время обыска не нашли, но тем не менее 85-летнему старику угрожали, от него требовали, чтобы он не писал "ничего такого". Под этой хорошо понятной каждому советскому гражданину формулой чины КГБ понимают любые произведения, в которых авторы свидетельствуют о перенесенных гонениях и репрессиях. Зная Нравы властей, толстовцы уже давно научились дублировать каждую свою рукопись, размножать и рассылать другим единомышленникам каждое общественно важное письмо или документ. Мне, естественно, не удалось познакомиться со всем архивом толстовцев-крестьян, но и те несколько тысяч листов, которые я успел прочитать, скопировать и вывезти из Советского Союза, дают исчерпывающую картину жизни и гибели этого удивительного клана единомышленников.

Как известно, сам Лев Николаевич Толстой считал, что число его сторонников в России ничтожно. Отвечая на определение Синода, отлучившего его от Церкви, он писал: "...Мне хорошо известно, что людей, различающих мои взгляды, едва ли есть сотня..."( Лев Толстой. Полное собр. соч. в 90 томах. Том 34, стр. 246. "Ответ на определение Синода от 20-22 февраля...") Но две трети века спустя, беседуя со стариками толстовцами, я смог убедиться, что уже в советское время жили и сохраняли свои убеждения тысячи последователей учения Льва Толстого. В основном это были крестьяне, но много было среди них и горожан - рабочих, мелких служащих, учителей, врачей. Сотни из них были брошены в лагеря и тюрьмы, в сумасшедшие дома и ссылки. Более ста толстовцев расстреляны. Не удивительно, что после всех страданий и преследований маленький народ единомышленников Льва Толстого насчитывает сегодня, очевидно, не более полусотни здравствующих членов. Их средний возраст в 1977 году колебался от 75 до 90 лет. Их пример, их жизнь дает, как мне кажется, ответ на тот вопрос, который я задавал и себе, и своим читателям в своих прошлых книгах: можно ли выстоять, можно ли сохранить свою совесть незапятнанной, живя в тоталитарном обществе? Толстовцы ответили на это всей своей жизнью, равно трагичной и героической. Толстовцам Советского Союза, мученикам совести, победителям в шестидесятилетнем марафоне посвящаю я эту книгу.

* * *

Но прежде чем мы заглянем в дневники, жизнеописания и письма русских крестьян, прежде чем услышим живые их голоса, свидетельствующие о себе, оглянемся на сотню лет назад - в ту пору, когда появились на Руси первые последователи мыслителя и учителя из Ясной Поляны. Кто они были? С чего началось это столь удивительное для рационального и индустриального XIX века движение? И как сам Лев Николаевич Толстой относился к своим единомышленникам?

Глава I

ПАСТЫРЬ И МАЛОЕ СТАДО

Лев Толстой и толстовцы (80-е годы - 1910 год)

Сто лет назад, на пороге 80-х годов, в России произошло событие, на которое современники почти не обратили внимания. Знаменитый писатель граф Лев Николаевич Толстой перестал писать романы и углубился в религиозные искания. Равнодушие современников понять не трудно. В социальной жизни России происходили в это время события драматические. Револю-ционеры, перейдя к активному террору, напрягали все силы, чтобы убить царя Александра Второго и тем деморализовать государственную администрацию. Чтобы захватить власть, они сеяли в стране сумятицу, стреляли в губернаторов, жандармских генералов и других крупных государственных чиновников. На их террор власти также отвечали террором. Революционеров вылавливали, арестовывали, судили. Ссылки, заключение в крепость и казни стали бытом времени. Страсти с обеих сторон накалились до крайности. Близилась роковая дата: 1 марта 1881 года - день убийства Государя. Гибель царя еще более разожгла огонь ненависти между монархистами и революционерами. Расправы над революционерами приобрели еще более жестокий и массовый характер. Началась эпоха, когда не только революционная, но и вообще всякая живая мысль на Руси заглохла на многие годы.

В кипении этих событий религиозные переживания автора "Войны и мира" и "Анны Карениной" даже его близким казались не слишком актуальными. В ноябре 1879 года Софья Андреевна Толстая писала своей сестре Т.А. Кузьминской: "Лёвочка всё работает, как он выражается, но, увы, он пишет какие-то религиозные рассуждения, чтобы показать, что церковь несообразна с учением Евангелия. Едва ли в России найдется десяток людей, которые этим будут интересоваться. Но делать нечего, я одно желаю, чтобы уж он скорее это кончил и чтобы прошло это как болезнь".