Валерий Попов - Очаровательное захолустье Страница 3

Заверещал аппарат: она.

- Ну все! По морям мы отплавали! Все тут завидуют нам, хода больше не дадут! - прохрипела она (курит много).

Да. Кончилась малина. Не скрыться теперь будет от жизни никуда, даже к королевам, на худой конец. А жизнь моя в тупике, похожем на тот подвал с папками, ни одну из которых не дали мне.

- Придется в луже барахтаться! - бодро продолжила Любка. - Ты как?

- Я уже барахтаюсь.

- Вот и молодец! Они, - (без уточнения личностей), - согласны "Ландыш" теперь только в глубинку послать, чтобы он жизни понюхал, а не с королевами лясы точил! Есть у тебя на примете глубинка?

- Е-есть! - мстительно глядя на родственника, произнес я.

- Где это? - вздрогнул Петр.

- И литературу там, кстати, лю-юбят!

- Ничаво там не любят! - рявкнул Петр.

- Литература - чушь! - рявкнула и Любка. - Теперь они, - (кто это они?), дбела требуют! Болтовней вашей наелись уже! Настаивают, чтобы в составе группы обязательно были бизнеса, чтобы вся эта лабуда каким-нибудь бизнес-планом кончилась! Бизнесмены есть у тебя?

- У меня?.. Да вот - через площадку поселился какой-то очень крутой. Четыре месяца киргизы, как выяснилось, делали ему евроремонт. Все выскребали, до последнего гвоздика, чтобы от старого ничего не осталось. Только новое признает! Такой годится тебе?

- Где, говоришь, живет?

- Да прямо через площадку от меня!

- А-а. Напротив тебя - знаю. Это Крот. Поговорю с ним. Может, заинтересуется, где глубинка-то твоя?

Глубинка-то настоящая, без подделки. Там и отец мой родился, и четверо его братьев и сестер, в частности, мать вот этого гостя... в саманном домике на берегу реки, лениво пихающейся грудью с пыльным морем. Это не там, где все любят отдыхать... но ведь мы и не отдыхать едем?

Глядя во все более изумленные глаза Петра, я продиктовал адрес.

- А что там есть?

- Море. И река. Выход к морю.

- Нет там выхода к морю! - рявкнул Петр.

- Ну, и местное население... которое не знает, что у них есть выход к морю. Пожалуй, все!

- Ясно. Будет им "Ландыш"! - Любка бросила трубку.

Петр буквально задыхался, услыхав об "ответном визите". Вот так. Это тебе не головы писателям отвинчивать - посмотрим, чем действительно вы сильны!

- А на хрена нам ваш "Ландыш"? - ощерился Петр.

- Ну... например, чтобы тебя до дому на халяву довезти. Во жена обрадуется!

- Она не обрадуется! - сухо сказал Петр.

Любка перезвонила.

- Кроту твоему никак не дозвонюсь. Видать, у него там штаб революционного восстания - заняты все шесть телефонов, что на визитке. Не в службу, а в дружбу: позвони ему в дверь, попроси быстро связаться с Любовью Козыревой - он знает. Побыстрей, пожалуйста.

Вот так. Я ее воспитываю - или она меня? "Николаева догнала его".

Я вышел понуро на площадку. Это конец. Когда-то я неформальным лидером лестницы считался, все жильцы с просьбами кидались ко мне: мог и в газете пропечатать, и по телевизору пугануть, а теперь - вот этот тут главный. Поставил железную дверь внизу. Себе - железную. И даже не интересуется, кто здесь живет.

Сверху вдруг донеслось: "Валерий Георгиевич! Валерий Георгиевич! Не уходите!" Судя по модуляциям тона, это бывшая актриса с третьего этажа, Лидия Дмитриевна. Всегда так говорит. Но сейчас, похоже, действительно взволнованна. "Валерий Георгиевич!.. Вы... идете к нему?" - "Да. С дружеским визитом". "Скажите, пожалуйста, ему, чтобы он поумерил свою аппаратуру, а то после того, как он начал тут жить, у меня ужасно забарахлил телевизор! Сплошные полосы. Не могли бы вы сказать ему? У других, знаете, дела - дача, работа... внуки. А у меня единственная радость в жизни... была. Посмотреть телевизор. Посмотришь и как бы чувствуешь, что ты еще живешь, участвуешь в жизни страны, в политике и в искусстве. А теперь все это кончилось. Представляете, что я ощущаю? Что я никому, абсолютно никому не нужна и ничем абсолютно ни в чем не участвую! Живу одна, все дни в комнате, где не раздается ни звука! Вы понимаете меня?"

Целый трагический монолог.

- Вы-то, надеюсь, не боитесь его? - Она несколько принужденно улыбается. А то все почему-то боятся.

Не боюсь я никакого Крота! У меня в одном моем детективе есть клерк, скромный и неприметный, который еле заметным движением бумажного листа отсекает голову!

Я резко утопил кнопку переговорника. Там слышится долгое сипенье и наконец:

- Слушаю. Что?

Наверняка он еще видит нас сейчас на экранчике, выпукло-вогнутых, с большими вывороченными лицами и маленькими ножками далеко внизу. И существо это открывает рот:

- Извините, но соседка сверху жалуется, что ваши телефоны начисто забивают ей телевизор. Нельзя ли как-то этого избежать?

Пауза. Потом тот же механический голос:

- И вам это тоже мешает?

- Мне? Нет... - Я несколько даже теряюсь, поскольку не помню, мешает или нет.

Некоторое время еще слышится сипенье, потом обрывается.

Вот так. Никого я не боюсь!

- Благодарю вас! - кидается ко мне Лидия Дмитриевна, но я мужественно отстраняю ее - не стоит благодарности - и деловито сбегаю зачем-то по лестнице и только в самом внизу, в темноте у железной двери, спохватываюсь: ч-черт, я же по делу забыл сказать!

Поднимаюсь уже с трудом. Да, это получится глуповато: человек по шести телефонам по делу говорит, а тут лезет и лезет глуповатый сосед. Позвонил. На всякий случай радостно улыбался и махал перед глазком рукой, успокаивая: это я уже по другому делу, это совсем уже не то!

Представляю его гримасу!

- ...Что? - произнес наконец усталый голос.

Представляю, как я уже надоел ему за столь короткое время! Год не общались совсем, и вдруг - такой прилив эмоций!

- Извините... Любовь Козырева просила вас позвонить... Срочно, по делу.

Вздох. И отключение.

Продюсер я еще тот - впрочем, как и провайдер, промоутер, да и дистрибьютор я навряд ли хороший!

Через час Любка перезвонила:

- Готов! Теперь еще позвоню в Фонд Дугала, Мишке Берху, но к ним уже под другим соусом...

- Ты знаешь лучше! ...Аллё!

Но ее голос говорил уже с кем-то другим по другому аппарату.

- Какая-то Аэлита получается, - сказал начитанный Петр.

ГЛАВА 2

Когда теперь звонит мне Андре, тем более - в радостном возбуждении, я вздрагиваю и настораживаюсь. Его "души прекрасные порывы" не раз уже кидали меня на гвозди, как вышло с сыном Есенина и Зорге, например.

- Привет, - проговорил он, всячески сдерживая ликование, чтобы я опять, не дай господи, не бросился его благодарить. - У тебя завтра часов в одиннадцать будет окно?

- Это смотря куда, - произнес я осторожно.

От восторга он не мог сразу продолжить.

- ...Ты не знаешь еще?! Фрол Сапегин снимает "Ландыш" и поездку его! Вчера в три часа ночи мне позвонил, и я все устроил уже!

- Что ты уже устроил?

- Съемку! Завтра в одиннадцать собираемся все на студии, в кочегарке, и снимаемся... как бы перед отъездом.

- А почему в кочегарке-то?

- Не знаю. Так Фрол решил! Я просто сказал ему, что мы уезжаем, и он отрубил: "Только в кочегарке!"

Фрол Сапегин, конечно, великий режиссер, виртуоз запрещенного фильма, прежде его душила советская власть, теперь - вульгарный рынок. Все это поднимает, конечно, авторитет... но почему-то не в моих глазах. Хотя сказать слово против Сапегина... раньше значило - объявиться коммунистом, а теперь просто примитивом, любителем Диснея и боевиков. Сапегин умело загонял нас в угол, как рачительный хозяин загоняет кур, приговоренных к обезглавливанию.

Я уже знал, что в этот год "Ландыш" так легко в руки не дастся, но что его заграбастают лапы Сапегина - этого не ожидал. Виной всему, конечно, восторженность Андре - дозвонился ему куда-нибудь на остров Ё на севере Швеции, где тот снимал какой-нибудь языческий обряд, обязательно на черно-белой пленке без звука... Тоталитаризм, глуша Сапегина, вынуждал его ограничиваться узким руслом кинематографа. На свободе, теперь, Фрол более предпочитал какие-то международные "проекты"... символическое изгнание глистов сразу у всех овец Скандинавии, снимаемое в сто камер... или падение Пизанской башни (эта акция, горячо поддержанная неформалами всего мира, все же была как-то бюрократами всего мира предотвращена). Скандал был всемирный, и в центре его - могучая медвежья фигура Фрола или, точнее, Фро, как называл его Андре и другие поклонники. После того как он бросил копаться в фильмах и занялся лишь всемирными проектами, слава его росла. А после того, как он запустил из Марселя радиоуправляемый буй в виде головы Пушкина в сторону малой родины-Африки... соревноваться с ним стало невозможно, да и не нужно. Чего он ухватился за наш скромный "Ландыш", где тут привычный ему вселенский размах? Наверняка восторженная любовь Андре в какой-то момент его подкосила и он что-то смутно пообещал - а Андре уже загорелся.

- Ему заказали фильм о настоящей ситуации в России! - почему-то шепотом произнес Андре. - И он велел собрать завтра в кочегарку всю элиту нашего города!.. Ты не знаешь, Лунь дома или на даче?