Федор Кнорре - Хоботок и Ленора Страница 3

- Может, правда, сегодня не придет... - начала Ленора и быстро себя прервала: - Ой, это, кажется, к нам!.. О нет, это старушка!..

- Хорошо бы нам старушку! - мечтательно сказал Хоботок. - Старушка уж пускай бы, верно?

- Старушки тоже бывают хорошие бабы-яги, - про себя буркнул Петька.

- Небойсь, Зойка Павловна тебе не старушка!

- У меня нос отмерз!

- Давай его сюда. - Ленора притянула голову Хоботка и уткнула носом себе в сгиб локтя. - Когда пойдет, я тебе скажу.

Хлопнула калитка, они прозевали и увидели отца, когда он уже прошел половину дороги до крыльца. Он шагал, глядя под ноги, один, помахивая чемоданчиком.

Они молча помчались из кухни, сами не зная почему, точно их ловили, опрокинули второпях табуретку. Уже вскочив с разгона в столовую, Ленора, спеша и упуская из рук углы, постаралась сложить платок, волнуясь, точно прятала краденое.

Потом, услышав стук, она пошла обратно на кухню, из которой они только что почему-то убежали, - открывать дверь отцу.

Петр Петрович чемоданчик оставил в прихожей, разделся и увидел, что все трое сидят рядом на диване и чего-то ждут.

- Ну как, молодые люди? Все идет нормально?

Ленора ответила за всех:

- Все нормально.

Чемоданчик был тот самый, который отец брал с собой в рейс, и брать его сегодня из дому и приносить обратно было ни к чему.

- В клубе детский сеанс - "Гулливер". Есть желающие сбегать в кино? с хмурой развязностью спросил Петр Петрович, полез в карман, достал рубль, положил его на стол, опять поискал, нашел и положил на него второй.

Все почему-то молчали, и капитан с некоторым удивлением поднял голову: Хоботок, приоткрыв рот, смотрел на Ленору. Петька искоса тоже смотрел на нее. И только сама она терпеливо, внимательно смотрела на отца, пока они не встретились взглядами.

Опустила она глаза ровно на мгновение позже, чем нужно было, чтобы не успеть увидеть, как большое, изрезанное твердыми складками по лбу, со сросшимися черными бровями темное лицо отца стало еще сильнее темнеть, заливаясь бурой краской.

- Хорошо, - сказала девочка. - Мы пойдем!

Она встала, и оба брата встали за ней следом - и двинулись тесной кучкой, даже столкнувшись в дверях.

Капитан стоял с крепко стиснутыми зубами и слышал, как ребята возились в прихожей молча, молча оделись и ушли, тихо притворив одну за другой обе двери.

Они ушли уже очень далеко по промерзшей вечерней улице, спускаясь к портовому клубу, они уже встали в очередь и купили билеты на сеанс, который начинался очень не скоро - почти через час, и все еще не разговаривали, а капитан Петр Петрович стоял, не расцепив зубы, не двинувшись с места...

Возвращаясь после конца кино, они издали увидели, что все окна в доме черные.

Ключ был на условленном месте, под синичьей полочкой на гвоздике, и кот, которого позабыли на морозе, истомленно подвывал и топтался от нетерпения на крыльце, тычась носом, чтоб не потерять самого первого мгновения, когда откроется щелка.

Они зажгли свет и, настороженно осматриваясь, точно не домой вернулись, а в снежном лесу открывали дверь в медвежью хижину, вошли в столовую и столпились у накрытого стола, на котором стояла наполовину пустая бутылка дорогого портвейна, торт, из которого был вырезан большой треугольник, и раскрытая красивая коробка подарочных конфет, из тех, что сохли и пылились на полках магазина в порту от праздника до праздника.

Два бокала остались друг против друга - один совсем почти не тронутый, другой пустой, со следами губной помады на стекле.

В воздухе стоял, почти исчезая, запах духов из маминого флакона - это заметила только Ленора и безошибочно определила, что из флакона никто не душился, только пробовали на руку и потерли, чтоб понюхать - что за духи.

Уже немного позже, раздеваясь в прихожей, она заметила голубенький мамин гребешок - туалетного столика в доме еще не было, - мама по утрам причесывалась перед этим зеркалом.

Теперь гребешок лежал не так, как весь этот год, когда к нему никто не прикасался, а валялся боком на самом краю, брошенный небрежно после того, как им поправили прическу, и в зубьях запуталось несколько сухих светлых курчавых волосков...

Они поспешили, не сговариваясь, управиться с делами и брыкнуться под одеяла по постелям и погасили свет.

Спать им еще совсем не хотелось, они лежали, подавленные, и думали, думали, пока Хоботок не додумался спросить:

- А как ты думаешь? За что она нас будет ненавидеть?

- Уж она найдет! - злобно пробурчал Петька.

- Мне-то все равно! - проговорила Ленора. - Уж я-то знаю, за что я ее буду!

- Я ей все врать буду! Нарочно. Пускай бесится! - хвастливо предложил Хоботок, все еще пытаясь бодриться, но Ленора уже заранее знала, что бодрости у него хватит ненадолго и вот-вот он раскиснет и начнется ров, как только найдется, с чего бы начать.

Она перестала думать об отце, о портвейне, о голубом гребешке и стала прислушиваться. Немного погодя сказала:

- Ну что? Уже заводишься?

- Да-а, - плаксиво сознался Хоботок. - У меня ножичек потерялся... жалко... ноги замерзли...

Ножичек потерялся еще летом, когда ходили по грибы. Ленора сказала:

- Ну, беги погрейся! Только немножко!

Хоботок, радостно пискнув, схватил в охапку подушку и, обжигаясь босыми ногами о холодный пол, перебежал пять шажков, с размаху бухнулся в постель Леноры, стуча зубами и стараясь поглубже засунуть ноги под одеяло.

- Классный был ножик! - сказал Петька. - Ручка красная, с белыми крапинками, как у мухомора.

- Вот он его под мухомором и оставил!

- А куда деваются потерянные вещи? - вдруг спросил Хоботок.

Петька оживился:

- Ну, у нас они пропадают, а ведь где-нибудь они да оказываются? Только нам их не достать, да?

- Конечно, не достать, раз они потерялись.

В голосе Хоботка вдруг послышалась радость:

- А все-таки, значит, они где-нибудь да есть!

- У нас много чего потерялось, - тянул, вспоминая и улыбаясь, Петька. - Змея красивого мы упустили, с усатой мордой! Бронзовый жук в коробочке!.. А заводная обезьянка, которая причесывалась перед зеркалом? Где они?

- Ой, обезьянка, обезьянинка моя!.. - вдруг заныл Хоботок. - Ну где?

- Ну, наверное, есть такой мир потерянных вещей, - задумчиво проговорила Ленора. - Там сейчас и Хоботиный ножичек с мухоморной ручкой, и все, что мы потеряли, и все, что позабыли, все, что у нас отняли, и все, что мы сами отдали, - все они очень даже прекрасно себя чувствуют в этом тридевятом царстве... Ты только закрой глаза, Хоботеныш... и там наш змей летает, и жук в коробочке поет, и лохматая обезьянка причесывается гребешком, и тот пузырик с елки, а может, и сама прошлогодняя елка там растет, я точно не знаю...

- Растет! - требовательно пробурчал Хоботок сонным голосом. - Говори, говори, не останавливайся...

- Я не останавливаюсь. Все, что мы любили и потеряли. Или отдали кому-нибудь! Счастливо живут в этом тридевятом потерянном, подаренном, рассчастливом царстве, и оттуда никто ничего никогда не отнимет, и никто туда не залезет.

Она говорила усыпляющим сказочным голосом, все тише, все больше для себя самой, боясь замолчать, чтоб мальчишки не проснулись.

Вернувшийся капитан Петр Петрович, увидев темные окна, потихоньку вошел, отперев своим ключом, и стоял, хмурясь и прислушиваясь, в столовой, глядя на неубранный стол, потом, стряхнув оцепенение, прикрыл дверь, через которую вошел в столовую, зажег свет и заглянул в темноту детской.

- Спите, ребята? - спросил он своим благополучным, требовательным голосом.

Он подождал ответа, но его не было.

- Ну, спите, спите. - Капитан со странным отвращением услышал свой спокойный, разрешающий голос и, прикрывая дверь, подумал: "Если веришь, что человек спит, нелепо говорить ему: "Спи!" Вот я тоже лгу. Мы уже начали".

Теперь в доме шла самая обыкновенная, только немного тихая и как будто осторожная жизнь, точно все боялись проговориться о том, о чем все время думали. Как в той сказке, где тебе удастся добыть золото, если ты только не будешь при этом думать про белого медведя, и потому ты только о белом медведе и думаешь, стараясь про него позабыть...

Или как будто посреди комнаты открыт люк в глубокий погреб. Его очень легко обходить, он отлично всем виден! Но все-таки все время нужно не забывать, что где-то посреди комнаты черный подвал, в который можно оступиться, сделав один неверный шаг.

Днем ребята говорили с отцом о всяком таком, о чем говорят живущие вместе люди, о чем говорить легче, чем молчать, а по вечерам капитан Петр Петрович уходил из дому, а если не из дому, то в свою комнату, а дети - к себе: все старались, чтоб как можно скорей кончился вечер.

Хоботок по утрам, оставаясь иногда с отцом в пустом доме, играл с котом, пел песни, рисовал корабли и автомобили, но даже корм синичкам на полочку при отце стеснялся класть: полочка была мамина.

Однажды, услыхав особенно тягучие подвывания кота, капитан вышел посмотреть, в чем дело Хоботок баюкал, укачивая, запеленатого кота и плаксиво пел, очень похоже, утешающим старушечьим причитанием: "Как у нашего кота!.. Была мачеха лиха!.. Она била кота!.. Поперек живота!.." Кот, несмотря на утешения, противно завывал.