Николай Лейкин - Кухарки и горничные Страница 3

Произошла пауза. Марья Петровна что-то обдумывала и, сидя около обѣденнаго стола, крутила бахрому красной съ бѣлымъ чайной скатерти.

— Мнѣ жалко тебя, Варвара, — произнесла она наконецъ. — Ты хорошо стряпаешь, привыкла къ нашимъ вкусамъ. Не могу-ли я возмѣстить тебѣ то, что тебѣ можетъ дать мясникъ? То-есть, прибавить къ твоему жалованью. Что даетъ тебѣ мясникъ? Вѣдь не уйму же онъ даетъ тебѣ денегъ. Такъ… что-нибудь на кофей даетъ.

— Тутъ, сударыня, не въ одномъ мясникѣ сила, — отвѣчала кухарка, улыбнувшись. — Мясникъ мясникомъ, а, кромѣ того, баринъ обижаетъ меня и насчетъ дичи. Не господское это дѣло дичь покупать. Зеленщикъ тотъ, у котораго мы и дичь забираемъ, тоже обижается, что рябчики на сторонѣ берутъ, и черезъ это тѣснитъ меня. Если всякую дичь въ постороннемъ мѣстѣ баринъ будутъ брать, то что-же въ зеленой-то нашей будемъ мы брать? Какія такія закупки? Корешки для супу да капусту для щей, а этотъ товаръ пустяковъ стоитъ, отъ него кухаркѣ не много дашь.

— Милая, ты стѣсняешь свободу, стѣсняешь свободу хозяевъ, — замѣтила Марья Петровна кухаркѣ.

— А вы стѣсняете свободу мою, такъ ужъ лучше честь честью разойтиться, — отвѣчала кухарка. — Я женщина честная, чужого никогда не брала, и прямо напрямки вамъ все докладываю. Не угодно вамъ — разойдемся.

— Правомъ покупать провизію самимъ мы не можемъ поступиться, это должно остаться за нами, а потому ты мнѣ скажи — сколько-же тебѣ давали мясникъ и зеленщикъ?

Кухарка опять улыбнулась.

— Тутъ не токма что мясникъ да зеленщикъ, а и рыбакъ, сударыня. И это мнѣ обидно, что баринъ въ прошлую субботу заѣхали сами на садокъ и купили судака и красной икры. Зачѣмъ это? Развѣ я не могла-бы такой-же красной икры и такого-же судака купить у нашего рыбака? Я заплатила-бы ему тѣ-же самыя деньги, никакого-бы вамъ убытка не было, а мнѣ отъ рыбака была-бы халтура, — сказала кухарка.

— Ахъ, ужъ теперь и рыбакъ!

— А то какъ-же… Изъ-за этого живемъ… Жалованья моего, сударыня, я вамъ прямо говорю, мнѣ еле-еле на моего изверга хватаетъ. Вѣдь, вотъ онъ теперь который мѣсяцъ безъ дѣла! Все ищетъ мѣста швейцара, чтобы полегче работа была, отъ другихъ мѣстовъ отказывается, потому набалованъ онъ, и ему трудно на тяжелую работу. И вотъ все теребитъ, теребитъ меня. А ему жалованье отдамъ такъ что-же мнѣ себѣ-то?.. Только халтура отъ лавочниковъ и остается, а ея-то и нѣтъ.

— Ну, это ужъ дѣло исключительное. Сама виновата, что даешь, — отвѣчала Марья Петровна.

— Нельзя не дать-съ. Онъ вышибетъ, силой вышибетъ.

— Такъ мнѣ хочется знать, сколько-же тебѣ даютъ мясникъ, зеленщикъ и рыбакъ?

— Да вѣдь это, сударыня, трудно сказать… Какъ званые гости у васъ — сейчасъ халтура и прибавляется. Но, вотъ, вѣдь ужъ и со столовымъ масломъ тоже баринъ вздумалъ меня обижать…

— Позволь, позволь… Здѣшній лавочникъ ужасъ что деретъ за масло и, кромѣ того, прогорклое даетъ, оттого баринъ и купилъ полъ-пуда масла въ складѣ. И лучше, и дешевле…

— Въ такомъ разѣ вотъ изъ-за всего этого и увольте меня, сударыня, — проговорила кухарка. — Мѣсто у меня есть, найдено мѣсто. Такое мѣсто, гдѣ господа ни во что не входятъ. Тамъ барыня молодая, живетъ на чужія деньги. Что ей рубль, два, если она отъ одного купца заводчика десять тысячъ въ годъ получаетъ, а мало будетъ, такъ купецъ этотъ и еще ей десять прибавитъ, потому, души въ ней, какъ говорится, не чаетъ…

— Ну, это дѣло другое, — сказала Марья Петровна. — Такъ завтра уходишь?

— Могу и до послѣзавтра подождать. Я женщина честная. Зачѣмъ мнѣ васъ притѣснять? Два дня я вамъ еще постряпаю, а вы себѣ другую кухарку ищите. Даже сама могу вамъ кухарку изъ своихъ знакомыхъ предоставить. Можетъ быть, та и уживется при вашихъ порядкахъ. А я, сударыня, не могу, извините. Такъ что-же сегодня стряпать?

Начинается заказываніе обѣда.

IV

Утро. Господа сидятъ на террасѣ дачи и пьютъ чай. Горничная докладываетъ, что пришла наниматься новая кухарка. Кухарку требуютъ на террасу. Входитъ среднихъ лѣтъ женщина въ пальто со стеклярусной бахромой, въ яркомъ шелковомъ платкѣ на головѣ и съ зонтикомъ.

— Здравствуйте… — говоритъ она, кланяясь. — Вашей милости кухарка требовалась.

— Да, намъ нужна кухарка, — отвѣчаетъ хозяйка. — Вы отъ кого? Тебя кто прислалъ?

— Мясникъ прислалъ, сударыня.

— Ты у кого-же прежде-то жила?

— У двухъ генеральшъ жила. Сначала у генеральши Безбрюшиной жила, домъ свой на Офицерской имѣютъ, потомъ жила у генеральши Вѣдьминой. Еликанида Порфирьевна Вѣдьмина. Можетъ быть, изволите знать. Мужъ ихъ генералъ, около Чернышева моста служитъ. Оттуда кульеры-то къ намъ пріѣзжали. Потомъ у купцовъ Пѣтунковыхъ жила… Два мѣсяца выжила. Да не особенно я склонна къ купцамъ-то, потому — провизію гуртомъ закупаютъ и все сами… А наша сестра этого не любитъ.

— А аттестаты у тебя имѣются отъ тѣхъ господъ, у которыхъ ты служила? — спросилъ хозяинъ.

— Да вѣдь какіе нынче аттестаты, сударь! Господа всякій разъ въ раздраженномъ видѣ, когда уходишь съ мѣста, и могутъ Богъ знаетъ что прописать. Коли ежели не занравилось на мѣстѣ и сама уходишь — сердятся, зачѣмъ сама уходишь; коли ежели не потрафила и сами отказываютъ — сердятся, зачѣмъ не потрафила. Вы лучше вотъ у мясника Груздева и зеленщика Корякина спросите — никто обо мнѣ ничего, кромѣ хорошаго, не скажетъ.

— Какъ тебя звать-то?

— Варварой. А вотъ у генеральши Безбрюшиной не хотѣли, чтобы я звалась Варварой, потому что сама генеральша Варвара, — ну, я и звалась Софьей. Не нравилось имъ, чтобы кухарка была подъ кадрель съ барыней. Ежели вы желаете, я и у васъ буду Софьей, потому я за этимъ не гонюсь.

— Нѣтъ, ужъ зачѣмъ же?.. Будь Варварой. Намъ все равно.

— Ну, Варвара, такъ Варвара. И мнѣ все равно. Наша сестра льстится только, чтобъ мѣсто было хорошее, выгодное.

— Такъ вотъ что, Варвара: ты стряпать-то умѣешь ли?

— Какъ-же не умѣть-то, баринъ, ежели на генеральскихъ мѣстахъ въ кухаркахъ жила?

— Ничего не значить. Живутъ и на генеральскихъ мѣстахъ, да стряпать не умѣютъ. Стряпня стряпнѣ рознь. Намъ нужно, чтобы кухарка умѣла стряпать хорошо, вкусно, чтобъ умѣла состряпать вкусно, да умѣла-бы и подать красиво. А то что за радость, если ты начнешь портить провизію.

— Зачѣмъ-же портить, сударь? Помилуйте… Конечно, супротивъ клубскаго повара я не возьмусь, а только я и всякое сладкое могу… Желей ежели, сладкій пирогъ, компотъ, мороженое.

— Обыкновенныя-то блюда стряпать умѣешь-ли, напримѣръ: борщъ, щи, бульонъ сварить, соусъ сдѣлать, говядину и дичь изжарить?

— Это сколько хотите. А вотъ развѣ ужъ какіе-нибудь, тамъ, разносолы на французскій манеръ, такъ за это не возьмусь. У васъ на сколько персонъ стряпать-то?

— Шесть человѣкъ насъ и трое прислуги, стало-быть — девять. Семья порядочная.

— Чѣмъ больше, тѣмъ лучше. Этого хорошая кухарка съ понятіемъ не боится и даже любитъ.

— Разъ въ недѣлю гости у насъ. Надо ужинъ состряпать.

— Да хоть и чаще, такъ еще пріятнѣе. Сами знаете, сударь: больше кухарка провизіи закупаетъ, больше и ей отъ лавокъ на помаду очиститься можетъ. Я, сударь, говорю прямо… Что-жъ тутъ скрываться? Вѣдь ужъ положеніе извѣстное… Всѣ мы отъ мясниковъ и отъ лавочниковъ получаемъ халтуру. Стало-быть, вамъ въ обыкновенные дни завтракъ и обѣдъ, а когда гости бываютъ, то и ужинъ?..

— Да… Жалованье у насъ восемь рублей и горячее отсыпное.

— Жалованье-то маловато. Я все за десять рублей по мѣстамъ жила. Правда, тамъ на своемъ горячемъ, да вѣдь это мы въ составъ не принимаемъ, потому — отъ господскаго стола чай всегда остается и кухарка имъ пользуется. Тоже и кофей… Вы ужъ не скупитесь, жалованья-то рубликъ прибавьте.

— Нѣтъ, ужъ у насъ положеніе восемь рублей.

— Ну, хорошо, за рублемъ я не погонюсь. Понравлюсь, такъ авось, и сами прибавите. А какъ у васъ для кухарки помѣщеніе?

— Тамъ отъ кухни есть отгороженъ уголокъ. Уголокъ съ окномъ.

— Надо посмотрѣть какой, потому — у меня и кровать, и комодъ, и сундукъ, и зеркало, и два Божьихъ милосердія. А главное, чтобъ помѣститься одной, безъ другой прислуги, чтобъ комната была моя собственная. Это ужъ я напередъ говорю, а иначе я не согласна, — потому, сударь, надо тоже и гостей принять.

— Вотъ насчетъ гостей-то мы не очень любимъ, — замѣтилъ хозяинъ.

— А мы не очень любимъ, кто это запрещаетъ. Нѣтъ, ужъ, сударь, безъ этого нельзя; какъ вамъ угодно, нельзя. Кромѣ того, должна вамъ объявить, говорю прямо, что хотя я по паспорту и дѣвушка, стыдиться тутъ нечего, но у меня другъ есть, въ кучерахъ онъ. Такъ вотъ-съ, чтобъ ужъ его не гнать, коли онъ изрѣдка останется, потому — мы съ нимъ пятый годъ живемъ душа въ душу.

— Вотъ это ужъ совсѣмъ неловко.

Хозяинъ сдѣлалъ гримасу. Поморщилась и хозяйка.

— Что-же тутъ, сударь, неловкаго, коли завсегда одинъ и тотъ-же? Вотъ ежели-бы разные… сегодня рыжій, завтра черный… Да на это я и грѣха на душу не возьму, я себя соблюдаю. Опять-же кучеръ этотъ человѣкъ смирный. Онъ на Обводной канавѣ у нѣмца, у заводчика четыре года живетъ и воды не замутилъ.