Александр Костюнин - Утка в яблоках Страница 3

- Теперь легче, давай попробуем.

День Победы застал нас в лесу как раз за этим занятием.

Смотрим, верхом нарочный летит. Ещё издалека с радостным криком:

- Шура, Победа!!! Собирайтесь на площади у клуба леспромхоза, за всеми уже поехали. Будем праздновать!

День солнечный, веселый, народ, празднично одетый. Музыка. Кто обнимает друг друга и смеётся, кто плачет: по убитым, по утраченной без мужа молодости. Таких - большинство.

По-моему, это единственный день, когда никто не работал.

Это был день всеобщей радости, ликования, весёлого буйства и ощущения долгожданной личной победы.

***

Папа.

Что я знаю о нём из рассказов...

Воевал на гражданской. Был награжден серебряными именными часами за личную отвагу.

Маму ездил сватать в соседнюю деревню Щеккилу на тройке лошадей, запряженных в расписную лёгкую пролётку.

Жених на зависть: высокий, стройный, красивый. Прекрасный хозяин. Единственный сын у богатых, по тем меркам, родителей. Традиционно семья занималась выделкой кожи.

Советской властью отец был приговорён к каторге. Как и большинство тогда - за шпионаж. То ли в пользу Гондураса, то ли ещё кого - поди знай.

Заключённые, "нечаянно не посаженные, условно освобождённые" - из этих сословий и состояло первое в мире пролетарское государство.

Наиболее цельные, яркие, талантливые представители народов, из числа входящих в Союз, в первые годы после революции были высланы за границу или уничтожены. В стране действовали законы противоестественного отбора.

Стояла задача: в рекордно-короткие сроки вывести страну из аграрной в разряд передовых индустриальных держав. Основная ставка была сделана на принудительный рабский труд. Другой возможности быстро и бесплатно построить фабрики, заводы, железные дороги и каналы просто не существовало...

Наркомату внутренних дел доводились жёсткие планы по отправке в концлагеря трудоспособных мужчин. Точно такие же планы, как колхозам на сдачу говядины...

Нашим родителям предстояло самой жизнью своей удобрить землю, на которой в будущем расцветёт и начнёт плодоносить сад всеобщего благоденствия.

Этакие райские кущи на костях.

А в тени деревьев можно будет не спеша пить чай с вишнёвым вареньем, выплёвывать косточки на погост и мечтать о чём-нибудь возвышенном...

Полностью реабилитирован отец был только в пятьдесят восьмом "за отсутствием в его действиях состава преступлений". Как говорится, "а присутствием тогда чего?".

В лагере, когда уводили каждого десятого, он много раз оказывался в числе девяти. На его глазах уводили свояка, маминой сестры тети Мани мужа. Попрощаться смогли только многозначительным взглядом.

Осужденный на десять лет, он отстукал четырнадцать. Во время Отечественной войны папа просился в штрафной батальон. Не разрешили... Заставили подписать особую бумагу о добровольном желании остаться в лагере.

В сорок седьмом, весной, он вернулся.

Если бы домой... В место ссылки семьи.

Навигации до июля ждать не стал: пешком восемьсот километров - от одной деревни до другой. Останавливался у местных жителей, чинил обувь, латал крыши. Хозяйка дома собирала котомку - и снова в дорогу.

Так папа и преодолел весь путь. И худой, как живые мощи, явился в свою семью.

В тот день я на горе поднимала лопатой целину, расширяя полосу пахотной земли. Сверху дома видны как на ладони... Смотрю, бежит ко мне девчонка (не помню, кто именно) и яростно размахивает руками. Подбегает. Бессвязно, путаясь и плача:

- Твой отец из тюрьмы в шинели пришел!

- В какой шинели, какой отец? - волнуясь, вскричала я.

Сама уже бегу во весь дух с крутой горы. Папа навстречу...

Слились в одно...

- Папа, я так тебя всегда ждала! - только потом я поняла, что осознанно обращаюсь к нему впервые.

Так и стояли, обнявшись, на перекрестке дорог, а отовсюду стекались соседи. Опомнилась я после слов старика Морозова:

- Оля, я затопил баню, есть ли во что переодеть отца? А то я и одежду бы собрал.

Есть. Мы всё сберегли для него.

Папа, намывшись, облачился в чистое и вышел к людям.

Кто-то послал нарочного на базу сообщить маме радостную весть.

Мама всю дорогу бежала, раскраснелась, волосы растрепались, но она от этого стала еще красивее. Молча прижались друг к другу, не целуются. Стоят по центру, а народ столпился большим кругом. В голос ревут все. И женщины и мужчины...

По случаю возвращения устроили праздник. Нашлось спиртное, да и закуску было из чего приготовить. Несколько пар рук намывали, шинковали, жарили. Быстро накрыли прямо на улице столы, и все начали веселиться, словно это их мужья вернулись.

Глядя на родителей, я гордилась своими корнями.

Восхищалась родительской чистотой, их умением любить преданно.

Меня, восьмиклассницу, поражало то, что за четырнадцать лет тюрьмы отец не утратил умения быть нежным, предупредительным и деликатным с мамой. Из бани, которую он построил за домом, мать приносил на руках. Я с улыбкой наблюдала за своим влюбленным в маму отцом (мне родители казались старыми).

При нём мама сразу как-то расцвела, пополнела. Папа взвалил всё самое тяжелое на свои плечи. С большим хозяйством забот и дел хватало.

Летом он устроился работать на тракторе в леспромхоз: подвозил доски, бревна, с охотой брал в руки топор.

"Карелы - народ трудолюбивый", - В.И. Ленин.

Отцу за работу были положены хлебные карточки. Я пошла их отоварить, а вернулась ни с чем.

- Хлеба ему захотелось?! Пусть спасибо скажет, что живой...

Одно плохо: не знали мы тогда - кому именно сказать спасибо?

Пришла пора устраиваться на работу мне.

Никто не понукал.

Необходимость - лучший стимул.

***

Я устроилась в Осинниках на шахту. Сняла для жилья койко-место у незнакомых людей. На работу к шести утра. В Берензас не успеть - далеко.

Одновременно училась в вечернюю смену, в школе рабочей молодёжи. С утра до вечера - на работе, вечером за парту. Шесть месяцев без отрыва от производства осваивала специальность моториста подземных транспортёров, постигала технику безопасности. За это время меня научили самостоятельно управлять лебёдкой, грузить уголь с ленточного транспортера, откатывать техникой вагоны, сланцевать лаву, пользоваться насосом, следить за работой мощных вентиляторов. Я потом даже сама заменяла сальники, не ожидая слесарей, чтобы техника не простаивала. Быстро познакомилась с забойщиками всех трех смен.

Каждый рабочий день начинался с получения наряда.

Что такое наряд?

За два часа до начала работы приходишь в кабинет начальника участка и узнаёшь о задании на день. Здесь докладывают об авариях за предыдущую смену. Тут же проводится политминутка. После неё все, как один, подписываются на Государственный денежный заём в размере месячной оплаты. Кредитуют государство.

Решение это добровольное, а не то что "хочу - подписываюсь, хочу нет".

Получив задание, идёшь надевать комбинезон, получать каску с фарой, аккумулятор - подзаряженный и проверенный заново. И - на клеть - в лифт, чтобы опуститься на восемьсот метров под землю.

Я - ученица девятого класса - единственная из девушек работала в забое. Кругом одни мужики. Мат в воздухе стоит - глаза щиплет...

Дядя Федя Выглов попросил принести коня.

Я решила, что предмет внешне должен хоть чем-то его напоминать. Ничего похожего не нашла. Так об этом честно ему и доложила, вернувшись обратно. Он свирепо глянул на меня, пошел в глубь лавы и притащил оттуда какую-то ржавую проволоку. Трясёт ею у меня перед самым лицом (чтоб лучше рассмотреть могла) и на весь забой:

- Что ё............................?!

Мне так стало обидно, что я заплакала.

Он не ожидал. Смотрю, растерялся, обмяк как-то весь... Не видел ещё такого чуда под землёй. И как бы извиняясь:

- Ну что ты... Оля. Прости... Это же просто вводные слова. Через год ты будешь ругаться хлеще моего. Хочешь - научу!

Оказывается, что "конь" это вовсе не крупное копытное животное, как я на земле думала. Это всего-навсего - тросик, с петлей на конце, чтобы таскать по земле затяжки для укрепления лавы.

Теперь я спокойна. После такого урока уже не забуду.

Педагоги - ну прямо от бога...

Однажды я опоздала на работу: пришла не в шесть часов утра, а около восьми. За прогул могли даже судить. Я к начальнику участка Чепелю.

- Извините, я проспала...

- Иди, досыпай!

Со слезами выскочила из кабинета. Хорошо слесари заступились:

- Николай Николаевич, она живет на чужой квартире, с вечерней школы приходит ночью, пока поужинает... Тем более, это впервые.

Я за дверью стою, сквозь рёв прислушиваюсь.

- Яковлева, зайди!

Простил...

Но сложно было не только вставать на работу вовремя.

Если высота лавы, или иначе самого угольного пласта, небольшая, то сланцевать, очищать лаву от оставшегося угля, подтаскивать затяжки, чтоб крепить кровлю, приходится ползком, лёжа.