Василий Голованов - Мурзилка Страница 3

- Голова? - переспросил Шварц, упрямо отказываясь понимать, зачем это Сашке вспоминать о том, как ночью он, поскользнувшись, чуть не раскроил себе голову о камень. - Голова-то ничего как будто, а что?

- А у меня болит, - отозвался с земли Сашка. - Надо бы ее пивком промыть, а, ребята? Не хочешь полечиться "Доктор дизелем", а?

- Иди ты, - сказал Шварц.

- Уволят, - вслух размышлял Сашка, - я себе сразу "тойоту" куплю во-от на таких шинах - и в тундру! Всю рыбу перепорю. Хрен меня кто поймает!

- Ты-то перепорешь, - сказал Николай и сверкнул желтым глазом.

- А что? - не смутился Сашка. - Хошь, иди ко мне в напарники: мы им всю рыбу выловим, тайгу попалим, а Атласово с Ключами с двумя-то карабинами вдвоем возьмем как-нибудь. Декреты объявим. По правде будем жить, по самой сокровенной правде, - тогда и поглядим, кто кого.

- А меня не возьмешь? - спросил Шварц.

- Куда ж я тебя брошу? - рассмеялся Саня. - Кашу будешь варить. Законник ты. Тебе участие в боевых операциях отрицательно.

В это время зазвонил телефон.

- Во, - отреагировал Сашка. - Видать, увольняют уже.

Шварц снял трубку и услышал незнакомый голос:

- Андрей Андреич?

- Да, кто это?

- Не узнали? Даня Мальцев, из газеты. Что новенького?

- Из какой газеты?

На том конце линии образовался какой-то провал: ни звука. За это время Шварц вроде что-то припомнил, и, когда тот же голос вновь напомнил ему о себе, он извинительно за свою забывчивость произнес:

- Да, конечно, Даня Мальцев. Вместе летали в бухту Медвежку осенью...

Трубка донесла облегченный вздох:

- Я спрашиваю, как там у вас с рыбой? Нерка, говорят, пошла?

- Пошла.

- А! - воскликнул Даня Мальцев удовлетворенно. - Что-то серебрится, нерка нерестится. Работаете, значит?

- Приезжай, - подумав, сказал Шварц. - Если надо.

Как и все профессионалы, которым, собственно, известность и слава не нужна, Шварц журналистов не любил. Но Даня, как-то раз навязавшийся к нему в вертолет на облет побережья, сумел растрогать его. Когда в Медвежке по ним выстрелили из-за камней, Мальцев упал на землю и, нацелив встречь дроби длиннющий объектив, стал как заведенный щелкать. Его снимки очень помогли потом Шварцу, ибо запечатлели и перестрелку, и поротую рыбу, и бутылки у костра, и лица тех пьяных придурков, когда их вели к вертолету. Но главное, он не испугался, когда начали стрелять. Поэтому Шварц повторил приглашение:

- Завтра в рейд едем. Присоединяйся, если хочешь...

Сейчас-то статья в газете не помешала бы.

- Знаешь, Андрей, - замялся Даня. - Сам я не смогу. Но корреспондента пришлю - первый сорт. Прими по-отечески...

Пришла - молоденькая, большеглазая, длинноногая - настоящая соплячка. Даже удивительно стало: зачем прислали? Что такая напишет? От разочарования Шварц не нашел ничего лучшего, как сказать:

- Вы меня извините, Лена... Минут пять придется подождать... Дело.

- Конечно, конечно...

Улыбается, отметил про себя Шварц. И где они только эту гладкую улыбочку берут? Вместе с дипломом получают, что ли? Он видел, как она прошла по коридору к просвету двери и остановилась в нерешительности у порога, заметив распростертое на земле мощное тело Сашки. Тот мгновенно проснулся и тут же, несмотря на красные круги под глазами и ржавую щетину, отряхнув от песка голову, заложил первый круг, яростно пыхтя сигаретой:

- Девушка, а вы про меня напишете?

Она не смутилась и сказала доброжелательно:

- Если вы поедете - напишу.

Сашка предложил ей пива. Она отхлебнула: "Слишком крепкое". Сашка пошутил. Рассмеялась. Черт побери, она что, задницей вертеть сюда пришла? со злостью подумал Шварц, но тут же устыдился своих мыслей: господи, вспомни себя в ее годы, когда ты...

- Лена! - справился с собой Шварц. - Подходите, как освободитесь!

...когда ты глушил из кружки спирт, чтобы забыть страх и отчаяние мальчика, впервые уходящего в одиночество моря от материнского берега; вспомни женщину, на которую ты лез и которую пытался целовать своим мокрым ртом, чтобы показать, что тебе все нипочем...

Девочка подошла и села рядом, глядя вопросительно. Он уловил ее беспомощность. Похоже, она не знала, о чем спрашивать. А он подумал, что не знает, как отвечать.

- Рассказать про нашу работу? - бросил он ей спасательный круг.

Она улыбнулась благодарно и включила на запись диктофон.

- Только давайте так: я расскажу правду, а вы просто послушаете. А потом вы все сами увидите и обо всем хорошо напишете. Идет?

Идет. Она убрала диктофон и приготовилась слушать.

- Вы из Москвы?

- Да.

- Так вот, процентов восемьдесят красной рыбы, которую вы там едите, покупаете на рынке или в магазине, так или иначе добыто с нарушениями всех норм лова или просто браконьерским путем. У браконьеров есть все: целые флотилии кораблей, лодки с такими моторами, что вам и не снилось, судьи есть, милиция своя - все. Но по старой памяти существует еще инспекция рыбоохраны. Она, конечно, связана со всеми браконьерскими структурами крепкими узами традиций и родства, но все-таки, в силу специфики самой структуры, что ли, она обязана браконьерству мешать. Или хотя бы делать вид. Когда-то мы пытались мешать им всерьез. Но теперь у нас просто не хватает сил. - Он кивнул в проем двери, где валялся на траве и курил сигаретку Саня Романов. - Вот весь наличный состав. Три человека. На сто двадцать километров океанского берега и берега всех речек и ручьев, что текут в этом радиусе... И все наше счастье цыганское - не упустить удачи, когда случай сводит нос к носу нас троих и тех, с их лодками, автомобилями, ружьями, собаками и мобильниками. Поняла?

Она кивнула. Может быть, поняла.

Хорошая девочка, подумал Шварц. Надо же, на Камчатку приехала! Юлька младше ее года на три, а уже нелюбопытна, самодовольна, беспощадна. Отличница, черт побери! Гордость школы! Шварцу случалось думать о дочери с раздражением. Он знал, что дочь стесняется его, приучившись благодаря матери считать отца недотепой.

- Лена, - позвал Шварц журналистку. - А что же Мальцев тебя послал? Поопытнее не было?

- А я сама попросилась, - не смутилась она. - Интересно.

- Интересно? - удивился Шварц. - Что интересно?

- Все: земля, рыба, какие-то битвы вокруг... Вы... Мальцев сказал, что вы - Безумный Макс.

- Кто?

- Есть такой персонаж в одном фильме: короче, один полицейский, которому все по барабану, он делает как надо - и все.

- Я не Безумный Макс...

- Откуда вы знаете?

Он посмотрел на нее: на прядку пепельно-серых волос, заправленную за ушко, на доверчиво открытую линию шеи, на маленькие руки - на каждой было по плетеному серебряному колечку, - и понял вдруг, что эта девочка совсем не похожа на тех, что живут вокруг, подумал, что правильность линий ее лица и рук не может быть делом случая, такая красота может родиться только в больших городах, где осколки старинных родов могут отыскать друг друга и соединиться, чтобы произвести на свет новое изящество; и тогда он понял, что и глаза ее, вопросительно глядящие на него, прекрасны, и губы ее прекрасны, что вся она прекрасна и что если он сейчас же не избавится от этого наваждения, то ее красота сломит его и родит нежность в его сердце...

- Андрей! - вдруг громко крикнул с улицы Сашка, и этот спасительный зов вырвал его из странного сна. - Андрей, тут Николай еще пивка принес, не хошь освежиться?!

Шварц вскочил:

- Лена, знаете что...

По совести, он понятия не имел, что ей сказать. Он вдруг почувствовал, что мог бы болтать с ней бесконечно и отвечать на все ее вопросы... Это не пугало, но как-то странно волновало его...

- Давайте лучше завтра договорим... Надо бы унять этих молодцов, а то разошлись что-то. - Он улыбнулся, пытаясь сообразить, прошло наваждение или все это было только предупреждением ему. - Это бывает с ними... Мужики ведь...

III

Она не могла, конечно, не заметить впечатления, которое произвела на этого человека, о котором за пару дней ей столько разного уже довелось услышать. Полночи перед отъездом она ворочалась, все думая, что это будет, хотя надо было спать, но потом вдруг рассудила, что будь что будет - но уж, во всяком случае, теперь (хотя еще ничего не случилось) Юрочкина власть над нею кончилась, а значит, вся эта затея с практикой на Камчатке имела хотя бы этот, главный, освобождающий, смысл, ибо теперь она знала, что, если надо, она отдастся даже Сашке Романову, только бы посадить пятно на всю эту подлую беловоротничковую Юрочкину философию и навеки избавиться от него.

Про Шварца она впервые услышала в редакции, когда Мальцев, расстегнув рубаху, показал ей две темные ямочки на плече, похожие на следы от ветряной оспы.

- Видала? Со Шварцем поосторожней. С ним оглянуться не успеешь, как влипнешь в какую-нибудь историю...

Она кивала, ничего толком не понимая. След от браконьерской дроби был для нее такой же экзотикой, как снежные конусы двух вулканов над городом и крабовое мясо в магазинах, но ей хотелось одного: прочь! Подальше от города, подальше от памятника Лаперузу, подальше от братской могилы времен Крымской войны, а главное, подальше от редакции, где молодые камчатские журналисты с утра тащили ее в бар, а потом предлагали ехать в Паратунку, купаться в термальных источниках, а когда она не соглашалась, потому что клеили ее слишком грубо, они просто начинали грузить по полной программе. Но в результате в голове так ничего и не осталось, кроме какого-то крошева из орланов, каланов, медведей, гейзеров, вертолетов, рыбки под названием принцесса-лосось и потрясающих фотографий, в каждую из которых хотелось войти и не возвращаться. Остались еще названия: Опала, Унана, Эссо, Тигиль, Авача, Кроноки, Кихпиныч... Но что обозначали они - реки, горы или поселки, скрытые за реками и за горами, - Лена не помнила. Все, что она видела своими глазами, - это засасывающую бездну из ледяных хребтов и голубых долин меж ними, куда ей так хотелось проникнуть.