Константин Леонтьев - Одиссей Полихроніадесъ Страница 3

«Говорю я со старухой, разсказывалъ послѣ отецъ, а самъ все однимъ глазомъ на вдову взоръ косвенный бросаю. И что́ эта женщина ни сдѣлаетъ, все мнѣ нравится! Кофе подастъ и станетъ ждать, головку на́ бокъ, съ подносомъ; кофе вкусенъ. Сапоги стала снимать, сердце мое отъ радости и стыда загорѣлось; и въ очагѣ же дрова такія сухія большія поставила, и сухими сучьями такъ хорошо и скоро ихъ распалила, что и я вовсе распалился! Слово скажетъ… и какое жъ слово? Великое какое-нибудь? — ничтожное слово: «на здоровье кушайте», напримѣръ, аманъ! аманъ! Пропалъ человѣкъ! и это слово человѣку медомъ кажется!»

Ночью отецъ совсѣмъ заболѣлъ; у него такая сильная лихорадка сдѣлалась, что онъ въ этомъ домѣ двѣ недѣли прожилъ и пролежалъ.

Старушка и невѣстка ея доктора ему привели и смотрѣли за нимъ какъ мать и сестра. Онъ и стыдиться предъ ними вовсе пересталъ. И все ему въ этомъ домѣ еще больше прежняго начало нравиться, особенно когда послѣ болѣзни ему весело стало.

Попросилъ отецъ какихъ-нибудь книгъ почитать. Старушка сходила къ священнику и къ учителю, къ богатымъ сосѣдямъ и принесла ему много книгъ.

Читалъ мой отецъ, лежалъ, гулялъ по дому, и все ему было пріятно. Вдова сама попрежнему служила ему. Она даже сама ему вымыла два раза ноги и вытерла ихъ расшитымъ полотенцемъ.

«Судьба была!» говорилъ отецъ. Онъ уже не могъ оторваться отъ услужливой и красивой вдовы.

Разъ поутру помолился онъ Богу и, увидавъ на столѣ Библію, съ глубокимъ вздохомъ раскрылъ ее, желая подкрѣпить свое рѣшеніе какимъ-либо священнымъ стихомъ.

Онъ до конца своей жизни считалъ это гаданіе свое истиннымъ откровеніемъ. Три раза раскрывалъ онъ, крестясь, св. Писаніе, и вотъ что́ ему выходило изъ Евангелія, апостоловъ и притчей Соломона.

Первый разъ: «Представляю вамъ Ѳиву, сестру нашу, діакониссу церкви Кенхрейской. Примите ее для Господа… ибо и она была помощницей многимъ и мнѣ самому».

Потомъ: «Сія есть заповѣдь Моя, да любите другъ друга, какъ Я возлюбилъ васъ».

А въ третій разъ, раскрывъ на удачу Ветхій Завѣтъ, отецъ встрѣтилъ въ притчахъ Соломона нѣчто еще болѣе ясное: «Человѣкъ, который нашелъ достойную жену, нашелъ благо, и онъ имѣлъ милость Всевышняго».

Чего же лучше! Послѣ этого отецъ уже не колебался и женился на молодой вдовѣ.

Однажды, чрезъ мѣсяцъ послѣ свадьбы, сидѣли они вмѣстѣ у очага. Мать пряла шерсть, а отецъ курилъ наргиле и разсказывалъ ей о томъ, какъ и гдѣ настрадался онъ на чужбинѣ, и привелъ между прочимъ ей одно мусульманское слово насчетъ благоразумія и терпѣнія человѣческаго.

«Не будь никогда разгнѣванъ переворотомъ счастья, ибо терпѣніе горько, но плоды его сочны и сладки. Не тревожься о трудномъ дѣлѣ и не сокрушай о немъ сердца, ибо источникъ жизни струится изъ мрака».

А мать моя на это и сказала ему:

— Да! ты на чужбинѣ страдалъ много, а теперь вотъ со мной веселишься, а я еще безсмысленнымъ ребенкомъ была, когда меня убить хотѣли, и однако спасъ меня Богъ.

И сказавъ это, передала отцу моему, какъ выкинулъ ее изъ окна одинъ мальчикъ и какъ она пеленками зацѣпилась за кустъ.

Упалъ у отца тогда наргиле изъ рукъ отъ изумленія, и сказалъ онъ только: «Предназначеніе Божіе!»

И въ самомъ дѣлѣ благословилъ Господь Богъ и старушку добрую, которая невѣсткѣ все имѣніе свое отдала, и отца съ матерью, которые старушку покоили. Заботъ у нихъ и горя было много въ жизни, но раздора между ними не было никогда. А это, ты знаешь, самое главное. При домашнемъ согласіи и несчастія всѣ легче сносить.

Два года не могъ отецъ мой разстаться съ любимою женой, которая такъ умѣла ему угождать. Хотѣлъ было остаться торговать въ Янинѣ, но на Дунаѣ тогда было слишкомъ выгодно, и такъ какъ и я уже родился къ тому времени, отецъ мой рѣшился уѣхать, чтобы пріобрѣсти побольше для дѣтей.

Разлука была очень тяжела; но и старушку было бы грѣшно оставить одну послѣ столькихъ ея благодѣяній.

Отецъ уѣхалъ въ Тульчу; но пріѣзжалъ каждые два года на три или четыре мѣсяца въ Загоры.

Незадолго до восточной войны, однако, пользуясь тѣмъ, что родной братъ киры Стиловой возвратился съ большими деньгами изъ Македоніи и остался жить уже до конца жизни въ родномъ селѣ, отецъ мой рѣшился взять съ собой на Дунай и мать мою и меня.

Братъ киры Стиловой былъ докторъ практикъ, имѣлъ хорошія деньги и двухъ большихъ сыновей, которыхъ онъ вскорѣ и женилъ на загорскихъ дѣвицахъ, такъ что старая сестра его не оставалась никогда безъ общества и безъ помощи по хозяйству.

Когда между Россіей и Турціей возгорѣлась война и русскіе вступили въ дунайскія княжества, отецъ мой испугался и хотѣлъ насъ съ матерью отправить на родину въ Эпиръ; но скоро раздумалъ. По всѣмъ слухамъ и по секретнымъ письмамъ друзей онъ ожидалъ, что въ Эпирѣ вспыхнетъ возстаніе. И тамъ и здѣсь грозили опасности и безпорядки. Но отецъ разсудилъ, что на Дунаѣ будетъ безопасно.

На Дунаѣ слѣдовало ожидать настоящей правильной войны между войсками двухъ государей; въ Эпирѣ чего можно было ожидать?.. Грабежей, пожаровъ, измѣнъ, предательствъ, безурядицы. Волонтеровъ эллинскихъ отецъ мой боялся столько же, сколько и албанскихъ баши-бузуковъ, и ты согласишься, что онъ былъ правъ.

Шайка Тодораки Гриваса оправдала его опасенія; увы! ты это знаешь, паликары наши уважали собственность и жизнь людей никакъ не больше, чѣмъ мусульманскіе беи.

Еще надѣялся отецъ и на то, что русскіе однимъ ударомъ сломятъ всѣ преграды на нижнемъ Дунаѣ; онъ думалъ, что борьба съ турками для нихъ будетъ почти игрою, и первые слухи, первые разсказы, казалось, оправдывали его. Извѣстія изъ Азіи были побѣдоносныя; имена князей Андроникова и Бебутова переходили у насъ изъ устъ въ уста. Турки казались очень испуганными, старые христіане вспоминали о Дибичѣ и о внезапномъ вторженіи его войска далеко за Балканы.

Эти надежды, воспоминанія и слухи приводили въ восторгъ моего отца, который до конца жизни боготворилъ Россію, и мы остались, ежедневно ожидая и прислушиваясь, не гремитъ ли уже барабанъ россійскій по нашимъ тихимъ улицамъ. Но въ этомъ отецъ ошибся.

Тульчу взяли русскіе, но гораздо позднѣе и съ большими потерями. Множество воиновъ русскаго дессанта погибло въ водахъ Дуная, переправляясь на лодкахъ противъ самыхъ выстрѣловъ турецкой батареи…

Потомъ мой бѣдный отецъ долженъ былъ сознаться, что турки на Дунаѣ защищались какъ слѣдуетъ, и до конца жизни дивился и не могъ понять, отчего русскіе распоряжались такъ медленно и такъ неудачно подъ Ольшаницей, Читате и Силистріей… Онъ приписывалъ всѣ неудачи ихъ валашскому шпіонству и предательству польскихъ офицеровъ, которыхъ было, по его мнѣнію, слишкомъ много въ русскихъ войскахъ.

Онъ никогда не могъ допустить и согласиться, что и нынѣшніе турки отличные воины, и всегда дивился, когда сами русскіе консулы или офицеры старались ему это доказать. «Что́ за капризный народъ эти русскіе! — говорилъ онъ нерѣдко. — У многихъ изъ нихъ я замѣчалъ охоту, напримѣръ, турокъ защищать и хвалить. Отъ гордости большой что ли, или такъ просты на это?» спрашивалъ себя мой отецъ и всегда дивился этому.

III.

Семейство наше много перенесло, и больше отъ худыхъ христіанъ, чѣмъ отъ турокъ, потому что худые христіане, всегда я скажу, гораздо злѣе и лукавѣе турокъ.

Первое дѣло, почему отецъ мой пострадалъ. Когда въ 53 году переправились русскіе черезъ Дунай, всѣ у насъ думали, что они уже и не уйдутъ, и всѣ радовались, кромѣ нѣкоторыхъ липованъ и хохловъ бѣглыхъ изъ Россіи, но и тѣ разное думали, и между ними были люди, которые говорили: «наша кровь!» Отецъ мой тогда обрадованъ былъ крѣпко и русскихъ всячески угощалъ и ласкалъ…

У насъ въ тульчинскомъ домѣ русскій капитанъ стоялъ, и при немъ человѣкъ пять или шесть простыхъ солдатъ.

Скажу я тебѣ про этихъ людей вотъ что́: куръ, водку, вино, виноградъ и всякій другой домашній запасъ и вещи, и деньги береги отъ нихъ. Непремѣнно украдутъ.

Но если ты подумаешь, что за это ихъ у насъ въ Добруджѣ ненавидятъ, то ты ошибешься.

Въ 67-мъ году, когда одно время ожидали русскихъ, весь край какъ будто оживился. Что́ говорили тогда всѣ, и греки и болгары, и простяки-молдаване сельскіе въ бараньихъ шапкахъ?.. И даже, повѣрь мнѣ, жиды и татары крымскіе, которые у насъ цѣлый городъ Меджидіе построили… Что́ говорили всѣ?

— Аманъ! аманъ! придутъ скоро русскіе! Вотъ торговля будетъ! Вотъ барышъ! Офицеру билліардъ нуженъ, ромъ, шампанское, икра свѣжая. Платитъ и не торгуется! А если казакъ курицу украдетъ, такъ онъ тутъ же продастъ ее офицеру и самъ деньги не спрячетъ, а въ нашихъ же кофейняхъ истратитъ на вино или на музыку. Такой народъ веселый и щедрый! Прибить человѣка онъ можетъ легко, это правда, но никто за то же такъ утѣшить и такъ приласкать человѣка не можетъ, какъ русскій. Все у него — «братъ» да «братъ», и злобы въ сердцѣ не держитъ долго.

Такъ говорили мнѣ въ 67-мъ году, вспоминая то, что́ видѣли въ 53-мъ.