Плоская катастрофа - Анна Кутковская Страница 3

Официантка пожелала ему приятного аппетита и растворилась в недрах кафе. Георгий Николаевич, предвкушая всю прелесть обеда, вооружился ложкой и придвинул к себе тарелку с наваристым борщом, но вдруг его отвлек какой-то звук – очень неприятный, надо заметить. Он огляделся по сторонам и понял, что звук издает мужчина за соседним столиком – он чавкал. Да–да, вот так просто и вульгарно – чавкал как свинья.

Георгий Николаевич попробовал абстрагироваться от этого звука, но не получилось. Чавканье и хлюпанье отвлекало его и лишало аппетита. Раздосадованный, он бросил ложку в борщ, запятнав белоснежную скатерть, рубашку и галстук, и крикнул соседу:

– Уважаемый! Прекратите чавкать! Вы, в конце концов, в приличном обществе! И вообще, – вдруг осенило Георгия Николаевича, – зачем вы придвинули свой столик к моему? Я же могу дотянуться рукой до Вашей лысины! Это самоуправство! Я буду жаловаться!

Чавкающий мужчина, к сожалению, оказался и сам не промах поскандалить, поэтому между мужчинами завязалась перепалка, едва ли не перешедшая в драку. И видели бы вы Георгия Николаевича! Все те эмоции и чувства, которые подспудно зрели в нем, насильно скрываемые в глубинах души, вырвались наружу. А уж матерным конструкциям, которыми он, простите за косноязычие, обкладывал своего оппонента, позавидовала бы любая базарная торговка.

Однако через некоторое время, когда соперники поняли, что ни один не выйдет победителем в этой словесной дуэли, свара как-то сама собой утихла. Опустошенный, но в то же время как будто освеженный, Георгий Николаевич покинул кафе, не забыв, при этом, доесть обед и оставить чаевые – чуть больше, чем обычно, как компенсацию за учиненный скандал.

***

Следующим утром случилось то, чего так сильно опасался последнее время Георгий Николаевич, – комната сузилась настолько, что он, упираясь руками в бока, задевал противоположные стены локтями. Методично осмотрев весь дом, он понял, что сузилась не только спальня. Так, в гостиной он еще мог стоять, вытянув руки в стороны, а вот в уборной, ванне и коридоре приходилось протискиваться, плотно прижав руки к телу.

«Не может быть! Я схожу с ума!» – билась в его мозгу предательская мысль. Но нет, действительность была такова, что мир Георгия Николаевича сужался, но видел это только он. Софа Аркадьевна худела все дальше и дальше, становясь все у́же и у́же. Да и сам он почти не мог разглядеть себя в зеркале – если только в профиль, сильно скосив при этом глаза.

Испуганный этим невероятным происшествием, он не знал, кому можно довериться. Если даже рецептурные лекарства не помогали, то кто мог помочь? Бродя из угла в угол по своему кабинету, он бормотал что-то себе под нос, вздрагивал и отчаянно потел. Стоит заметить, что консультаций сегодня не было, поэтому ни один пациент не потревожил его размышлений. А бумажная работа – да никуда она, в общем-то, не денется!

Окончательно измотанный попытками расставить все на свои места, Георгий Николаевич с облегчением заметил, что подоспело время обедать. Скинув с плеча белый халат, он захватил портфель и пошел знакомым маршрутом в кафе.

Отобедав, но не почувствовав вкуса еды, он с тяжелым сердцем отправился в обратный путь. Во дворе клиники он увидел Семёна. Тот стоял на парковке рядом с машиной и, воровато озираясь, докуривал сигарету. «Вот! Вот кому можно довериться! – осенило Георгия Николаевича. – Мы же с ним огонь, воду и медные трубы прошли». Но как-то упустил он из виду, что с Семёном они были знакомы чуть более полугода. А все их огонь, вода и медные трубы состояли в том, что однажды они вдвоем, без помощи санитаров, смогли связать и утихомирить буйнопомешанного.

Георгий Николаевич радостно бросился к Семёну, сладко замирая при мысли о том, что скоро, когда он поделится с другом своим открытием, ему станет не так одиноко и страшно нести этот груз знаний.

– Семён, привет! – закричал он издалека, размахивая руками. – Подождите, пожалуйста.

Семён не испытывал симпатий к своим коллегам. Он считал, что дружба абсолютна неуместна на рабочем месте, так как мешает работать. Но, глядя на озабоченное лицо Георгия Николаевича, решил, что дело действительно важное. Именно по этой причине он терпеливо дождался коллегу и приготовился выслушать его.

– Спасибо, что подождали, – пыхтя проговорил Георгий Николаевич. – Сёма, послушайте, я обращаюсь к Вам как к наиболее адекватному здесь человеку. Скажите, пожалуйста, не доводилось ли Вам замечать последнее время, что мир немного изменился?

– Ну, да, замечал, – нехотя ответил тот. – Как-то цены поднялись, знаете ли, а вот зарплата до сих пор нет. Дорого жить стало.

– Да я не о том, – нетерпеливо махнул рукой наш Георгий Николаевич. – Не кажется ли Вам, что мир наш стал у́же?

И, не замечая оторопелого лицо собеседника, он начал заговорщицки шептать приятелю на ухо, что мир стал в буквальном смысле слова сужаться.

– Нет, нисколько, – в конце концов пожал плечами Семён. – Мне кажется, Георгий Николаевич, Вам нужно просто отдохнуть.

– Погодите, погодите, – кипятился тот. – Пойдемте, я покажу машину!

И под протестующее мычание Семёна Георгий Николаевич поволок его к своей машине.

– Вы только посмотрите! – горячо шептал он ему в самое ухо. – Раньше я не мог дотянуться до противоположного окна, а теперь я даже могу дверь открыть с той стороны, стоя здесь. Разве Вы не видите, что машина стала у́же, чем раньше? Да вот хотя бы и Ваша – сами посмотрите.

С этими словами он повлек Семёна уже к его машине, но тот воспротивился и, кое-как отодрав от себя цепкие пальца Георгия Николаевича, со всех своих теперь уже тощих и узких ног бросился в здание клиники – к спасительному упорядоченному миру графиков, карточек и списков. Оставшись в одиночестве, Георгий Николаевич еще немного повздыхал, но был вынужден вернуться в свой кабинет.

Там его ждало полное разочарование, потому что Бог, или кто бы там ни был наверху, решил подшутить над ним, и ниспослал ему пациента. Заглянув в личное дело, Георгий Николаевич увидел, что подсуропили ему опытного беглеца. Ему удавалось раз за разом сбегать от длинных, ловких и цепких рук карательно-восстановительной психиатрии. Впрочем, с годами он, наверное, потерял сноровку, так как последний раз его пребывание в клинике растянулось на полтора года. Пациент изо дня в день нес какую-то чушь о людях с жабрами, которые по ночам тайно посещают его и проводят над ним социальные эксперименты.

«Да он же просто чокнутый, – думал Георгий Николаевич, не слушая пациента. – Не может быть такого, чтобы…. Хотя, мир тоже не может становиться узким и плоским, однако же я это вижу. Но я не могу сойти с ума». Он уже давным-давно потерял нить повествования пациента и кивал