Мамбо втроём - Ариадна Сладкова Страница 3

– А знаешь, Деон мне сказал, что сын Мирона стал монахом и живет в монастыре в Косово.

– Не может быть! – подумала Хельга.

– Откуда он узнал это?

Что-то странно кольнуло под лопаткой, и чуть-чуть закружилась голова.

– Пожалуй, я много выпила… – сказала она Марте.

– Может, не стоит сегодня оставаться до конца? – посетовала Марта. Но именно сегодня Хельге хотелось остаться, хотя теперь она уже ни в чем не была уверена.

– Как все оказывается непросто.

Ей вдруг вспомнился кадр из телепередачи, где она увидела разрушенный храм, миротворцев, она внезапно увидела Мирона в рясе.

– Как все это несовместимо и неразрешимо.

Они вернулись за свой столик. И снова зажигательные мелодии, и снова крепкий коктейль и игра ударника, от которой содрогалось сердце, которая вызывала восторг и отчаяние… Красавец-босниец пригласил Хельгу на танец, и это было шансом для нее привлечь внимание Мирона. Она чувствовала, что все глаза прикованы к ней. Когда-то в молодости она неплохо танцевала танго, и они плавно задвигались на площадке у сцены. Смуглый танцор, вероятно, был профессионалом, и Хельга едва поспевала за ним. Сердце в ее груди колотилось в каком-то бешеном темпе… Вокруг них возникли другие пары, и Хельга, воспользовавшись случаем, передала Мирону записку, где просила его позвонить. Липкий пот струился по спине Хельги. Ей было немыслимо жарко. Зал громко аплодировал. Босниец галантно подвел Хельгу к ее столику, эффектно поцеловал руку. Голова кружилась все сильней, и тошнота подступала к горлу. Они ушли из арт-кафе с Мартой раньше обычного, и это было так не похоже на Хельгу. Она не могла припомнить такого случая, когда бы уходила с концерта Мирона, не дождавшись окончания. Туман сгущался, и очертания фонарей и деревьев казались фантастическими. Ноги Хельги стали ватными, и она с трудом передвигала их. Их путь до отеля казался бесконечным… Больше Хельга ничего не помнила. Произошел какой-то провал в памяти.

Ее разбудил звонок телефона. Он настойчиво повторялся. Все тело Хельги сковало, и она боялась пошевелиться.

– Что со мной, – думала она.

В области сердца ощущалось какое-то странное жжение. Она попробовала приподнять голову, но она кружилась, и перед глазами мелькали мушки.

– Это же Мирон, я так мечтала, и что же?

Телефон звонил бесконечно долго. Звонки прерывались и повторялись снова. Наконец он смолк. Усилием воли Хельга дотянулась до ящика тумбочки, где лежали таблетки. Выпила ударную дозу и от сердца, и от давления, снова закрыла глаза и вздрогнула, потому что снова зазвонил телефон. Ну что она скажет ему сейчас, пусть лучше думает, что она выпила лишнего и крепко спит.

– А если все это мне не поможет, нужно вызывать скорую, ну все же еще подожду… Может, он уже стоит под окнами?

Время как будто остановилось, ей очень хотелось выкарабкаться из этого своего нездоровья, но ничего не получалось, жжение в груди разливалось все сильней. И она вспомнила про XZY. Когда-то знакомый врач порекомендовал ей этот препарат как запасной вариант при гипертонических кризах, и она решила попробовать. Но как его достать, ведь он в сейфе. Она очень осторожно начала приподниматься, стараясь дотянуться до ящика-сейфа. Казалось, этот момент решал всю ее жизнь. Это была теперь сложнейшая процедура – набрать нужный код. Сердце трепетало, в груди что-то кололо. Не раз и не два повторяла она эти замысловатые для нее телодвижения. Дрожащей рукой достала из сумочки XYZ и положила под язык.

Ей показалось, что спала она одно лишь мгновение, и снова ее разбудил звонок телефона. Снова трель повторялась множество раз. Через несколько минут в дверь постучали.

– Фрау Хельга, – услышала она приглушенный голос консьержа. – Фрау Хельга, с вами все в порядке?

– Все нормально, – ответила Хельга не своим голосом.

– Фрау Хельга, вам звонят из Берлина, перезвоните, пожалуйста, своему зятю, у вас родилась внучка.

– Благодарю вас, – громко ответила она.

– Неужели раньше срока, что могло повлиять на это? – поразилась Хельга. Она посмотрела на будильник, уже было одиннадцать часов дня. Пропущен и завтрак, и процедуры, но главное – она жива. С трудом приподнявшись, села на постель.

Нужно идти к врачу, снимать кардиограмму, и, если здоровье позволит, немедленно к дочери. Ее помощь теперь необходима, все же как-никак бывшая медсестра. Она больше не могла оставаться в Пиештянах.

– А Мирону я обязательно напишу письмо, приглашу к себе, когда все утрясется… – шептала Хельга, собираясь к врачу.

Ловушка в эндшпиле

Повесть

Посвящается Д. Ф. Л.

Тебе известны, как и мне,

Непобедимые влечения,

И мы – в небесной вышине,

И мы – подводные течения.

Часть первая

Тихо падал снег. В эти поздние вечерние часы Ясеневый переулок, что в Хамовниках, был пустынен. Редко горели одинокие фонари. Вдоль переулка тянулись низкоэтажные старые постройки, которые в этой части города еще сохранились. Тихий переулок плавно переходил в другой переулок, где располагался небольшой деревянный особнячок с мезонином – шахматный клуб. Особнячок ласкал взгляд редких прохожих: казался несколько обветшавшим, но каким-то уютным и симпатичным. Выполнен он был в стиле «деревянного классицизма»: фасад с шестиколонным портиком, большие окна, одноэтажный флигель, высокий глухой забор, резные ворота. В окнах мерцал слабый свет.

Павел Иванович Петричкин – тучный человек лет сорока, с залысинами, медлительный и осторожный, хороший шахматист, вынужденный подрабатывать сторожем, дремал на уютном диванчике, неся ночную вахту, и как опытный игрок анализировал вчерашнюю не доигранную партию. Как странно получилось, играя черными, он предполагал блокировать пешечный центр белых – защита Грюнфельда, но соблазнился идеей атаки, начал занимать диагональ и прозевал момент, когда белые начали атаку на королевском фланге. Он должен был бы не допустить этого, вновь и вновь возвращаясь к злополучному моменту, ломал голову, как мог бы избежать этого. Незаметно для себя он почувствовал, как что-то спуталось на доске, и в полусне среди фигур он увидел жену, которая как-то странно подмигивала и манила его.

– Зачем она здесь? Как это неудачно, – подумалось ему. – Уйди, – приказал он ей и начал обдумывать новую позицию этой странной партии. Жена исчезла, как бы растворилась, так же внезапно, как и появилась, но в сознании возникли родители, они также мешали, не давали ему сосредоточиться. Так было еще с ранней юности, когда влечение к шахматам превратилось в смысл жизни, он имел хорошие перспективы, подавал большие надежды, и это подстегивало его. Перед ним возник образ первого тренера (из шахматного кружка на стадионе юных пионеров на «Динамо») Юркова Владимира Николаевича, которого он очень любил, который «заразил его шахматами» на всю жизнь. Юрков научил анализировать сложные позиции, находить нестандартные приемы, сочинять этюды. Вспомнились ребята из школы Ботвинника, первые яркие впечатления, внезапно ощутил чувство удивления, когда впервые был отобран на сборы в числе двадцати сильнейших в пионерский лагерь «Орленок». Это перевернуло отношение к