Одинокий волк - Джоди Линн Пиколт Страница 3

и выполз с двумя крошечными сморщенными крысами. По крайней мере, мне так показалось, пока они извивались у него на ладонях с плотно зажмуренными глазами. Он передал волчат мне, и я спрятала их под куртку, а отец вытащил еще двух. Один детеныш выглядел хуже остальных. Он не двигался, а вместо ворчания издавал редкие, еле слышные вздохи.

Я пошла за отцом в сарай за трейлером. Пока я спала, отец выбросил оттуда на снег все инструменты; пол теперь покрывал слой сена. В небольшой картонной коробке лежал пушистый красный плед из трейлера.

– Закутай их, – велел отец, и я послушалась.

Грелка под одеялом согревала не хуже теплого брюха; трое детенышей сразу же принялись тыкаться носом в складки. Четвертый волчонок был холодным на ощупь. Я не стала опускать его в коробку к братьям и снова спрятала под куртку, прижав к сердцу.

Отец вернулся с детскими бутылочками, полными «Эсбилака» – это как детское питание, но для животных. Он потянулся за волчонком, лежавшим у меня на руках, но я не смогла его отдать.

– Я покормлю остальных, – сказал он, и, пока я уговаривала свою девочку выпить каплю за каплей, три брата высосали по полной бутылочке.

Мы кормили волчат каждые два часа. На следующее утро я не стала одеваться в школу, а отец не подавал признаков, что ожидает моего ухода. Между нами висело молчаливое понимание: то, чем мы занимаемся здесь, намного важнее изучаемого в классе.

На третий день мы дали волчатам имена. Отец считал, что местные создания должны носить аборигенные имена, поэтому называл всех волков на языке племен абенаки. Самый крупный волчонок, шумный черный комок энергии, получил имя Нода, что означало «услышь меня». Хулигана, который путался в шнурках и застревал под отворотами коробки, назвали Кина, или «посмотри». Кита, то есть «слушай», держался поодаль и внимательно наблюдал за нами, ничего не упуская.

Их младшую сестренку я назвала Миген, «перышко». Иногда она пила молоко не хуже братьев, и я начинала верить, что опасность миновала, но потом снова обмякала у меня на руках, и приходилось ее растирать и прятать под рубашку, согревая.

Круглосуточное бдение полностью меня вымотало. Бывало, что на пару минут я засыпала на ходу и рывком просыпалась. Все это время я носила Миген, пока руки не начали казаться пустыми без ее веса. На четвертую ночь я снова задремала, а когда открыла глаза, отец смотрел на меня с невиданным ранее выражением.

– Когда ты родилась, я тоже не отпускал тебя, – сказал он.

Через два часа Миген начало безостановочно трясти. Я умоляла отца поехать к ветеринару, в больницу, куда угодно, где ей помогут. Я так рыдала, что он закутал остальных волчат и отнес коробку в потрепанный грузовичок, на котором ездил. Коробка стояла между нами на переднем сиденье, а Миген дрожала у меня под курткой. Меня тоже трясло – то ли от холода, то ли от страха перед неизбежным.

Она умерла, когда мы парковались у ветеринарной клиники. Я сразу поняла, когда это случилось; она стала совсем легкой у меня в руках. Словно пустая ракушка.

Я закричала. Мысль о Миген, мертвой, так близко со мной, была невыносимой.

Отец забрал ее у меня из рук и завернул в свою фланелевую рубашку. Он положил тело на заднее сиденье, подальше от моих глаз.

– В дикой природе она бы и дня не протянула. Только благодаря тебе она прожила так долго.

Если он думал, что мне станет легче, то ошибался. Я разразилась громкими рыданиями.

В один миг коробка с волчатами переместилась на приборную панель, а я оказалась на коленях у отца. От него пахло мятой и снегом. Впервые я поняла, почему он не мог оторваться от наркотика, который представляло собой волчье сообщество. По сравнению с такими проблемами, на грани жизни и смерти, разве имело значение, кто заберет вещи из химчистки или забытый день открытых дверей в школе?

Отец рассказал, что в дикой природе волчице приходится дорого платить за науку. Но в неволе, где волчье потомство появляется раз в три или четыре года, правила меняются. Нельзя просто оставаться в стороне и позволить детенышам погибнуть.

– Природа знает, чего хочет, – сказал отец. – Но нам от этого не легче, правда?

Рядом с трейлером отца в Редмонде растет дерево – красный клен. Мы посадили его летом в год, когда умерла Миген, чтобы отметить место, где она похоронена. Такое же дерево, слишком быстро летящее в ветровое стекло, я увидела четыре года спустя. В это дерево на полном ходу врезался наш грузовик.

Рядом со мной на коленях стоит какая-то женщина.

– Она пришла в себя, – говорит женщина.

Глаза заливает дождь, я чувствую запах дыма. Отца нигде не видно.

– Папа? – пытаюсь позвать я, но слова звучат только у меня в голове.

Сердце бьется не там, где ему положено. Я смотрю на плечо, туда, где ощущаю его пульсацию.

– Похоже на перелом лопатки и, может быть, еще пары ребер. Кара? Тебя зовут Кара?

Откуда она знает мое имя?

– Ты попала в аварию, – говорит женщина. – Мы отвезем тебя в больницу.

– Где… папа… – с трудом выдавливаю я.

Каждое слово отдается вонзающимся в руку ножом.

Я поворачиваю голову, выискивая отца, и вижу пожарного – он поливает из шланга шар огня, который раньше был нашим грузовичком. Капли на лице вовсе не дождь, это оседающая морось от потока воды.

Внезапно ко мне возвращается память: паутина треснувшего стекла; зад грузовика заносит; запах бензина. Я зову отца, а он не отвечает. Меня трясет.

– Ты невероятно храбрая, – произносит женщина. – В таком состоянии сумела вытащить папу из машины…

Когда-то я смотрела интервью с девочкой-подростком, которая смогла поднять холодильник, случайно упавший на маленького двоюродного брата. Там говорили об адреналине.

Пожарный со шлангом перемещается и перестает закрывать обзор, и я вижу вторую группку парамедиков, сгрудившихся вокруг отца. Тот неподвижно лежит на земле.

– Если бы не ты, – продолжает женщина, – твоего отца могло бы не быть в живых.

Позже я буду задумываться, не ее ли похвала стала причиной всего, что я сделала потом. Но сейчас я начинаю плакать. Потому что знаю, как далеки от правды ее слова.

Люк

Меня постоянно спрашивают: как ты мог так поступить? Как ты смог уйти от цивилизации, от семьи и отправиться в канадские леса жить со стаей диких волков? Как ты смог отказаться от горячего душа, кофе, человеческого контакта, разговоров? Выбросить два года жизни своих детей?

Но вы не станете скучать по горячему душу,