Елена Ткач - Странная фотография Страница 30

— Ну, будет придумывать, тоже мне… фантазии в тебе много. Ладно, спи, а я лечиться пойду.

Кашель стал глуше, глуше… Сеня спала.

Рано утром, когда девчонка, умывшись, зашла на кухню, она застала маму за странным занятием: мама сметала пыль из углов в старый лапоть и приговаривала:

— Дедушка домовой, властитель дворовой, вот тебе сани, поезжай с нами!

— Мам, ты чего делаешь? — воскликнула Сеня.

— Я… да, вот видишь — домового зову.

— А где ты этому научилась, и лапоть откуда у нас? — у Сени в голове не укладывалось, что мама вдруг вспомнит о домовом…

— Лапоть? В Измайлове на толкучке нашла. А заговор этот из фильма, я его с детства помню: кажется, это трилогия про детство Горького. Там его бабушка потихоньку эти слова нашептывает — у меня в памяти очень ясно все отложилось. Давай быстренько хватай тостик горячий, вот тебе чай, уж вот-вот машина придет.

И точно — через две минуты раздался звонок в дверь. Машина пришла, последний рейс! Все забегали, засуетились… Притопал Слон, чтоб помогать грузить вещи, все погрузили, присели в опустевшей гостиной… поднялись, тронулись, мама в дверях не выдержала, обернулась… и не смогла сдержать слез.

Бабушка с дедом уже уехали на такси, чтобы не видеть этих голых стен, этого гулкого пустого пространства… не рвать сердце в последние минуты прощанья.

— Как человека хороним! — обронила тихонько мама, когда машина тронулась со двора.

— Лелька, выше голову! — крепко обнял её папа. — Считай, все плохое кончилось, все хорошее впереди. Дом у нас теперь светлый, большой, просторный, такая будет и жизнь. Ты мне веришь?

Вместо ответа мама папу нежно поцеловала, Слон с Сеней весело поглядывали на них: ужасно приятно было смотреть… Слон поглядел на Сеню с таким видом, будто нацелился последовать папиному примеру, она смутилась и отвела взгляд… Мимо них проносилась Москва… Москва!

Прибыли, перетаскали вещи, кое-как побросали в просторных комнатах и сели чай пить. Всех ждал сюрприз: рядышком с Костей на новой кухне сидела… Люба. Она появилась, едва все приехали, ужасно стеснялась, все не решалась войти, но Костик ухватил её за руку и решительно втащил в комнату.

— Мам, вы ещё не знакомы… Это Люба.

— Очень рада, Люба, — мама и в самом деле радовалась: Костик выглядел повзрослевшим и несказанно счастливым. — Пойдемте чай пить.

А Сеня потихоньку улизнула от всех и пробралась в свою новую комнату. Из окна внизу виднелась серебристая гладь пруда, по бульвару ползли машины, как разноцветные жучки, — высоко, двенадцатый этаж! Она поднялась на цыпочки и закружилась по комнате — радость переполняла ее… Внезапно, точно напоровшись на незримую стену, девочка остановилась. А Проша? Как он, где он? Решился ли переехать с ними?

Внезапно ей на глаза легли чьи-то ладони.

— Петя?

Он! Подкрался неслышно, притянул к себе и… поцеловал. У неё даже голова закружилась — так это было непривычно и неожиданно. Она никак не думала, что первый поцелуй случится в пустой залитой солнцем комнате, а не вечером где-нибудь в парке, когда ничего не видно, в том числе её сияющих глаз…

— Ох! — Петя вдруг дернулся и схватился за голову.

Один из плафонов люстры, которую дедушка повесил с утра, отчего-то рухнул Пете на голову. Тюкнул его по затылку в самый неподходящий момент от такого запросто заикой сделаться можно! При этом плафон соскользнул на пол и притих там, покачиваясь, — целехонький, без единой трещинки!

Оба замерли ошеломленные, глядя на это диво. На голове парня, как на дрожжах, росла здоровенная шишка. Он стоял, потирая больное место, растерянный и смущенный. А Сене не нужно было долго раздумывать, чтоб догадаться о виновнике этого странного происшествия.

— Надо же! Дед его плохо закрепил, наверное… она потрогала шишку на голове парня и покачала головой. — Пошли, я тебе лед приложу.

— Да, не надо, ерунда, само пройдет.

— Ну, хоть йодом намажу. Иди в ванную, Петь, ну пожалуйста… я сейчас приду.

Он с неохотой поплелся выполнять указание, а Сеня, фыркнув, уперла руки в боки.

— Ну и что, ты думаешь, это хорошее начало, да? Зачем парня калечить? Он, что, тебе козел отпущения? Будешь на нем вместо прогнатого тренироваться?

— Не сердись, Колечка, — прогнусавил совершенно простуженный голос. Не удержался я. Чего он руки распускает? Ты за него не боись, я его трогать не буду, только знай, что если он чего лишнего будет себе позволять, я того… не сдержусь. Домовой я все-таки или кто?

— Сеня, что с Петей случилось? — заглянул в комнату дедушка. Говорит, плафон соскочил. Странно, я же люстру как надо прилаживал. Дай-ка посмотрю.

— Погляди, дедушка. А с Петей… здорово его приложило, конечно.

— Ничего, до свадьбы заживет! — появился сияющий Слон, от которого за версту несло йодом — мама уже поработала!

— Все к столу, пирог разогрелся! — крикнула мама.

Дед приобнял Петра за плечи и повел дегустировать фирменный мамин пирог с рыбой. Сеня на минутку задержалась в комнате. Она достала из своего рюкзака небольшой сверток, развернула… это была фотография бабушки Дины в красивой старинной рамке с подставкой. Она глядела на внучку и улыбалась. Сеня поставила её на подоконник, вздохнула…

— Неужели же так бывает? — шепнула она в пустоту. — Я и не думала, что жизнь такая чудесная!

— Что ты, Ксенечка… — прошелестел простуженный голос, — на самом деле в ней больше чудесного, чем в самом волшебном сне!