Геннадий Николаев - Вещие сны тихого психа Страница 30

Утомленный бессонной ночью и приключениями, я всё же прилег на кровать. Но не успел задремать, как в палату вошел доктор Герштейн. Он еще раз напомнил, что ждет от меня записей из детства, юношеских лет, - не стесняйтесь, пишите всё как было. Ему можно довериться, как самому себе. Я заикнулся было о муэдзине, дескать, откуда он поет, но доктор спешил, извинился, сказал, поговорим в следующий раз. Он быстро снял оттиски с моей ладони и вышел.

Меня насторожила его торопливость. Что это с ним? И ни слова о моей попытке бегства!

(Из секретных записей.

Странно, таинственно, непостижимо, но я всё же каким-то образом побывал в Москве! Хорошо помню удивление Гали и Ольги Викторовны. Кстати, она перекрасилась и из жгучей брюнетки превратилась в яркую, интересную блондинку. Думаю, для того, чтобы замаскировать седину. Ну, это простительно, с кем не бывает, в смысле седины... Помню, их сильно рассмешило мое одеяние больничная пижама и тапочки. Галя всё стремилась переодеть меня в приличную одежду, но я категорически воспротивился, ибо у нас было слишком мало времени. И действительно, мы с Галей буквально бегом кинулись к лифту, миновали лифтершу и дежурного милиционера, причем, хорошо помню, Галя, по давно заведенной традиции, сунула им какие-то купюры, кажется по десятке, и мы выскочили из подъезда "сталинского" небоскреба - прямо в открытые дверцы черной "Волги". И понеслись - через всю Москву, к черту на кулички.

Был ли это я, материальный, или мой разумный фантом, затрудняюсь сказать. Но все, что с нами происходило, помню отлично, что и подтверждаю сей записью.

Подмосковный лес - сосны, березы, осины, кустарники, рябина с подмороженными ягодами - оранжевыми гроздьями. Широкая поляна, снег вытоптан, кругом колючка - в виде круга-загона. Внутри загона - лошади, коровы, овцы, козы, клетки с кроликами, обезьянами (опять они, бедолаги!), птицами. Два военных крытых грузовика с антеннами и кабелями, проброшенными прямо по снегу к входу в загон. Два "мерседеса" - белый и черный, важные люди в штатском. Папа - какой-то сутулый, потерянный, жалкий - стоит одиноко, в стороне от всех. Ба, да тут и сам товарищ Баржуков! Единственный - в форме генерала: каракулевая папаха, сине-зеленая шинель, сапоги-дутыши. Морда - красная от коньяка и свежего воздуха. Коровы мирно жуют сено, овцы и козы ходят вдоль загона, козлы пробуют колючку рогами, но что-то их пугает, они отпрыгивают, словно их бьет током. Обезьянкам холодно, забились в самые уголки клеток, помигивают глазками, вытягивают ручки, просят какой-нибудь еды. Мы с Галей отводим глаза - снова видеть эти создания выше наших сил. Папа смотрит на нас потухшими глазами, лицо - застывшая маска. Мы догадываемся, что избавиться от Валентина не удалось, более того, здесь главный "надсмотрщик" генерал Баржуков со всей своей свитой толстопузых генералов! А в кустах, за колючкой, видим белые полушубки с черными ремнями автоматов! Значит, Папу обложили по всему кругу! Нетрудно догадаться: наш домашний разговор с Папой попал в уши Валентина и - далее везде. Сбываются мои самые худшие опасения! Ведь предупреждал: мы все под колпаком, нет, какая-то поразительная беспечность высокономенклатурных снобов! И Гали - в том числе! Теперь "Контур" - по признанию Папы, самое чудовищное, что он изобрел, - будет использован, вопреки желанию автора, - для нового витка "цивилизованного" варварства на планете. Дело за немногим: сконструировать генератор достаточной мощности, придумать загоны для солдат потенциального противника, этакие замаскированные гетто, обнесенные "Контуром", и - без всяких бомб, пулеметов, шума и дыма - нажатием кнопочки все живые существа, находящиеся внутри, тихо лягут там, где стояли или сидели. Остается проблема утилизации "отработанного живого материала" проблема Третьего Рейха...

Всем командует Валентин. С мегафоном в руке, этаким длинноногим козлом бегает внутри "Контура", дает команды, подбегает к Баржукову, вытягиваясь, докладывает, генерал пожимает Валентину руку, тот несется к зеленому фургону. Оттуда раздается его зычный командирский голос: "ПРОШУ ВСЕХ ПОКИНУТЬ КОНТУР!" Он повторяет команду трижды. Мы стоим в загоне, чуть в стороне от животных. Вдруг от лошадей, державшихся табунком, выходит молоденькая лошадка светлой масти, с белой кокетливой челочкой, с белым передничком на груди, с белыми яблоками на крупе и белыми "повязочками" над прозрачными, словно из агата, копытцами. Она подбегает ко мне, в карих бездонных глазах страх, мольба о пощаде и еще что-то невыразимое, что-то потустороннее... Я обнимаю ее за шею, она нервно фыркает, вырывается из моих рук, кидается к Гале, но тут завывает сирена, и Валентин через динамик еще раз настойчиво просит всех покинуть "Контур".

Мы выходим из загородки, солдаты надежно закрывают калитку, завинчивают гайки контактов. Лошадка с тревожным ржанием бежит вдоль загородки, мечется из стороны в сторону, пытается перепрыгнуть через ограду из колючей проволоки, но ограда слишком высока для нее, а разбежаться как следует негде... Папа отворачивается и понуро уходит в лес. Мы с Галей идем было за ним, но он нетерпеливым жестом останавливает нас, и мы замираем там, где он нас остановил. Раздается легкий хлопок, и в небо взлетает красная ракета, веером рассыпается в догорающие искры. Солдаты отползают в глубину леса. Хлопок вторая ракета. Машины разворачивают антенны, сдают чуть назад. Люди заходят за металлические экраны - просто щиты, укрепленные чуть наклонно и обтянутые мелкой сеткой. Какие-то лейтенанты торопливо заводят нас за эти щиты, бегут в лес, приводят Папу, он не сопротивляется, видно подавлен, испытания не в радость. Хлопок - третья ракета рассыпается над нами. Валентин высовывает из кабины грузовика красный флажок, взмахивает им, и в тот же момент, как подкошенные, животные в загоне валятся на землю. Что происходит в клетках с обезьянами и птицами, не видно, но, похоже, и там - эффект тот же. Хлопок - в небо летит зеленая ракета: конец эксперименту. Валентин бегом несется от машины внутрь контура. С хищной жадностью снимает всё на кинокамеру, потом трогает ногами туши лошадей, коров, овец, коз. Перебегает от клетки к клетке, удостоверяется, что и там система сработала как надо. Делает крупные планы, приседает, встает на цыпочки, как заправский оператор. Следом идут ветеринары, биологи, инженеры - с приборами, датчиками, самописцами. Генерал Баржуков подходит к Папе, тянет растопыренную пятерню - с поздравлениями! Папа отшвыривает его руку, круто повернувшись, машет нам и направляется к своей черной "Волге". Я не спускаю глаз с белой лошадки - она лежит отдельно от всех, совсем близко от входа в загон. Я вбегаю внутрь, останавливаюсь над ней, мелкая дрожь сотрясает ее тело. Я приседаю, пытаюсь заглянуть в ее приоткрытый глаз. И вдруг он открывается, и на меня веет холодом космоса. "Что? Жива?!" слышу над собой возбужденный голос Валентина. Он вытаскивает из кармана пистолет, передергивает затвор, но я успеваю резким рывком сбить его с ног, пистолет отлетает в снег. Я хватаю его и готов пристрелить Валентина, если он приблизится хоть на шаг. Так мы стоим, как мне кажется, целую вечность. "Ну, что тут у вас?" - раздается сиплый бас Баржукова. "Не убивайте эту лошадь, кричу я, - иначе стреляю!" Баржуков делает знак Валентину удалиться. И когда тот уходит, протягивает руку за пистолетом. "Вы обещали, товарищ генерал", говорю я и отдаю ему пистолет. Галя уже рядом, хватает меня за руку, тащит из загона. Лошадь смотрит мне вслед каким-то мутным, сонным глазом. Галя запихивает меня в машину, и мы тотчас уезжаем. По дороге, перед самой Москвой, нас обгоняет "мерседес", Валентин из кабины делает знаки, чтобы мы остановились. Мы останавливаемся за его машиной. Он подбегает, странно растерян, как бы даже помят. Изогнувшись дугой, докладывает Папе о результатах первых обследований. "Они - живы! - сдавленно хрипит он с возмущением. - Все, абсолютно все живы. Но - в странном состоянии, похожем на летаргический сон!" Папа задумывается, говорит, чеканя каждое слово: "Значит, так угодно Богу!" И дает знак шоферу, чтобы ехал дальше...)

Лежу и думаю, что бы всё это значило? Если животные действительно живы, но находятся вне сферы сознания (летаргический сон?!), то не означает ли это, что Папина идея есть способ отсасывания сознания, не лишая живых существ их жизней?! Безумная мысль! "Такого не может быть, потому что не может быть никогда!" Если "Контур" действительно отсасывает сознание, то куда оно перемещается? По закону сохранения в природе ничто не исчезает, лишь идут превращения одного в другое, меняются формы, преобразуется содержание, подчиняясь закону единства формы и содержания. Бог ты мой! А может, сознание животных - их души - уже соединились где-то там, в немыслимых сферах, о которых пытался втолковать человечеству Тейяр де Шарден - в конвергентной точке ОМЕГА?! Куда со временем переселятся души вообще всех живых существ. И составят новый центр концентрации психической энергии, из которого возникнет и разовьется новая спираль жизни, возможно, более высокая, совсем иная, фантастически-невообразимая! Невыносимо горько становится от мысли, что те люди, кого Бог одарил талантом открывать новое, вынуждены либо служить правящим режимам, либо претерпевать страшные мучения в борьбе против него. Да и когда служат, разве совесть их остается в покое?! И почти всегда, и в том и в другом случае, судьба их оказывается трагичной! И почему наука, ученые, открывая нечто новое, проявляют слабость и по требованию "времени, обстоятельств, интересов народа, нации" превращают свое открытие в новый "Освенцим"?! Почему становятся столь кровожадными, что либо сходят с ума, либо кончают жизнь самоубийством, либо уходят в мрачное затворничество, бросая занятия наукой и постепенно деградируя? Это что, тоже некий закон природы изобрести нечто такое безумно-разрушительное, чтобы запугать всех врагов за бугром и прочими холмами и утвердить свое господство над миром? Диктовать свою волю другим: живи так, как мне хочется, признавай меня самьм сильным, самым умным, самым-самым. Неужто этот комплекс из пещерных времен непреодолим? Господь наделил людей гордыней, значит, это в природе человека, неискоренимо! Выход, как, возможно, справедливо писал Тейяр де Шарден, в вознесении всех душ в некую точку ОМЕГА, где, возможно, из универсума возникнет новая, более совершенная жизнь. Следовательно, все эти мировые побоища, освенцимы, супербомбы, "контуры" и тому подобные "изобретения" продиктованы свыше и являются лишь средством РОКА отъединить души всех живущих на земле от их временных оболочек, чтобы стало возможным воссоединение всех в одной точке для рывка в более высокие сферы жизни... Получается, что сама жизнь, наша, современная, "задумана" лишь для того, чтобы, развиваясь, довести себя до финиша, который называется "переселением душ"... Абсурд, бред, оправдание войн и жестокостей! Нет, дорогой товарищ Тейяр де Шарден, не нужна нам ваша точка ОМЕГА, нам и на земле хорошо, пока не бьют палками по башке и не распинают на "досочке". Мы - люди, Хомо Сапиенс, разумные, и созданы не для всемирного "Освенцима", и души наши нужны нам самим, а не каким-то будущим невообразимым существам, которые неизвестно кто, что и зачем. Так что лично я с теми, кто, подобно Сахарову, Папе и многим-многим другим ученым, осознав то, что дошли до критической глубины понимания, бросили дьявольские дела, а некоторые стали даже борцами против того, что сами же с таким энтузиазмом создавали! Понимаю, что в этом моем пафосе сказался мой советский менталитет, "энергичный оптимизм", но что делать, если это суть моей натуры, моя "точка ОМЕГА", моя ДУША. Однако в смущении должен заметить: как сильно советский "энергичный оптимизм" похож на "энергичный оптимизм" нацистов, американцев, китайцев... Все мы одним миром мазаны, даже противно стало после таких размышлений! Боже, освободи мою голову от всей этой ужасной каши! Я просто погибаю, тону в ней. Кто может помочь, если там, наверху, пусто? Может быть, действительно, доктор Герштейн?