Божий контингент - Игорь Анатольевич Белкин Страница 30

смеются и подкалывают, лишь бы не ругали и не матерились. А вот внутри себя, в сердце, все воспринимал в штыки и против всего восставал душой. Коллективизм навязанный, строевое единство из-под палки конфликтовали в Сашкиной голове со степной вольницей и свободой быть самим собой. Но где нужны были сила и выносливость – там отыгрывался за весь казенный гнёт, туда направлял всё своё закованное в кандалы бунтарство. Пробежит дистанцию первым и отстающих дожидается, на свои часы-амфибию посматривает. На лыжном марш-броске по окрестностям – это был первый выход всего учебного пункта за пределы части – Сашка неизменно шел в авангарде растянувшейся вереницы молодых бойцов, успевая к тому же поглазеть на чудной северный ландшафт. Форсировали озеро в тихие безветренные минус двадцать, когда в три часа пополудни начинало уже смеркаться. На заснеженную гладь, разлитую во все стороны, с берегов безмолвно хмурились сопки. Косматый, в заиндевелой шкуре из мелких сосенок, шаман, выпучив валунами каменные глаза, смотрел на противоположный берег, где , укрыв хвойным пологом пару рыбацких построек, невысокая, другого, видно, племени, гора-девица зачерпывала базальтовой ладонью замерзшую воду.

За час до озера на склоне сопки был привал с костром. И у Сашки взорвалась фляга с чаем – положил на тлеющую головешку погреть, а крышку отвинтить забыл. Хлопок переполошил всех так, что подумали – граната. А капитан Иванов оказался мужик с реакцией и юмором: сразу просёк, что к чему, скомандовал "Газы!" – не пропадать же даром такому случаю! И до берега со склона бежали с лицами, обтянутыми горько пахнущей тесной резиной, надрывно трубя в гофрированные хоботы. И рядовой Сажин – быстрее всех. Только в самом низу, на льду уже, поступила команда противогазы снять. Паренек из Питера, что был у них за художника, намалевал на следующий день в боевом листке карикатуру – атомный взрыв из разорванной пополам зеленой фляжки, а рядом Сашкин портрет: воротник бушлата, над ним помидорами щеки, над щеками – испуганно вытаращенные глаза, и поверх – шапка. А вместо ног – лягушачьи лапы с перепонками, на одной из лап часы и подо всем подпись – Амфибия.

В довершение, в понедельник на разводе на плацу поглумился Демченко:

– Нам, – говорит, – даже в штабе слышно было, чуть гарнизон в ружьё не подняли! Пару нарядов бы тебе, Сажин, вне очереди, но, паразит эдакий, лучшее время показал, и всю роту за собой на первое место вытянул…

Сашке бы в самый раз на дальнюю линейную заставу, чтоб там, рядом с природой, как в деревне было – распахивал бы на тракторе контрольно-следовую полосу, в сопки бы в дозор ходил – лыжню после снегопадов прокладывал… Возили их на две недели на стажировку – понравилось. Собаки, коровы были на заставе, ребята деревенские, простые служили там и между собой и с начальством общались хоть и без особого устава, но и без дедовщинной гнили – по-хорошему, по-семейному. Помогал Санёк кочегару баню топить и парил всех подряд – своих, заставских, офицеров, – березовыми вениками. И еще – корову доил. Старшина советовал ему: "Будут распределять – просись у замначштаба к нам. Скажи – от Грачева поклон. Вместе афган прошли."

Да на беду, Демченко рядового уже приметил и виды на него имел по другому поводу: приглянулись Сашкины физкультурные успехи – особенно в сдаче нормативов – намотал на черный ус и своему другу капитану Маслюку, не так давно разжалованному из майоров за пьяный дебош в офицерской столовой, посоветовал крепкого парня взять к себе в комендантскую роту. Грядет весенняя проверка – авось снова выйдет личный состав на первые места, хотя бы по спортивным показателям – тогда глядишь, и восстановят друга в звании.

Майор Маслюк иногда сильно запивал – службе это, как он думал, не мешало – рота в периоды его возлияний держала, как могла, свой внутренний порядок, и днем, со стороны, казалось, что всё как всегда – молодцеватые, вымуштрованные солдаты, всегда опрятны, сами ходят в караул: охраняют гауптвахту, выставляют дежурных на КПП, часовой у знамени недвижим и не моргает, а рыжие тулупы в валенках и с автоматами неизменно вперевалочку двигаются – хоть часы сверяй – по периметру вдоль колючки. Майор-капитан пьёт, в ус не дует – служба идет, хороший солдатский костяк в роте подобрался – сами за порядком следят. Одни Салгалов, Сидоров и Хватов чего стоят – орлы! И теперь еще молодого да румяного Сажина из учебки подогнали – загляденье, а не солдат! Десяток бы таких!

Старослужащим "орлам" тоже хотелось, чтобы молодых было хоть с десяток, а то Сажин после того, как в каптерке растоптали его часы, вдруг вздумал "зашарить" – слушаться перестал и наотрез отказывался выполнять всё, что исходило не от офицеров.

Даже Маслюку донесли, и "капитан-майор" построил роту в казарме и принялся не то орать, не то лаять, как лают, огрызаясь, побиваемые хлыстом овчарки на спецдрессуре. Ничего было не разобрать, но общий смысл и так понятен: Салгалов – командир отделения, Сажин – подчиненный. Изволь, салага, выполнять, что прикажут!

– Слыхал, что Маслюк сказал? – "гармонист" цвёл от счастья, от собственной значимости и от предвкушения сержантских лычек.

Сашка сглотнул горечь:

– Поживём – увидим!

– Ну-ну…

Ночью его пинком разбудил Сидор:

– Иди к Салгалу, зовёт.

Сажин в полусне поднялся, пошел к салгаловской кровати:

– Чего разбудили?

– Расскажи, Сажин, дедушкам сказку на ночь, мы послушаем… – главарь садистски улыбался, подмигивая кому-то невидимому, кто притаился у Сашки за спиной.

– Не буду.

Последовал тычок в спину. Кто там озорует – Сидор или Хват? Окружили…

В селе к Сажину подойти боялись – дураков побивал, а умные не лезли. А эти – не поймешь, дураки или умные. Что подлецы и трусы – это понятно. Что делать-то?

– Расскажу, – согласился он нехотя, – Сказок я не знаю, расскажу другое…

– Давай, только чтоб интересно было.

– Про свою первую бабу расскажи, – гыгыкнул кто-то из темноты.

С подушек начали поднимать головы и другие солдаты, – послушать, что молодой говорить будет, угадать, чем весь спектакль закончится.

– Нет, про бабу перебьетесь, – огрызнулся Сашка, не к месту пожалев, что никакой бабы у него ещё и не было.

Он рисковал совсем вывести дедов из себя, но стало почему-то всё равно, что произойдёт дальше.

– Про белого бычка расскажу… Или про трёх поросёнков с комендантской роты…

– Ты чё сказал, боец? Нюх потерял? – у Салгалова получилось шепотом зловеще завизжать.

И началось…

Сзади его пихнули сапогом под колено и попытались свалить на пол, но Сажин, отмахнувшись, удержался на ногах, устоял.