Кани Джеронимо - Имена Страница 31

- Ладно, хватит, - остановил избиение незнакомец. - Поднимите его.

Гошу рывком поставили на ноги и прижали к кирпичной стене.

- Это моя территория. Здесь мой рынок. Я много отдал, чтобы здесь работать. Еще раз узнаю, что ты торгуешь у меня - убью.

На прощанье незнакомец ударил Гошу в живот. Быки отпустили его, и он, со стоном, повалился на землю.

- Говно, - сказал незнакомец.

Голоса стихли. Гоша перевернулся на спину. Все тело болело, каждое движение отдавалось тупой болью в боку. Он полез в карман за мобильным телефоном, как оказалось, расколотым на две части.

Телефона не было. Людей тоже. Оставалось добираться до скорой своими силами. Надежды на то, что кто-нибудь подбросит Гошу до больницы - не было. Никто не остановится, увидев его в таком состоянии. Все сделают вид, что ничего не видели и утопят педаль газа в пол.

Так и получилось. Спотыкаясь, Гоша брел вдоль дороги, а машины притормаживали возле него и сразу набирали скорость, стоило их водителям увидеть избитого человека в черном костюме, перепачканном пылью и кровью.

В приемный покой Гоша вошел с той стороны, откуда подъезжают машины скорой помощи. Пройдя по холодному коридору, залитому больным желтым светом, Гоша остановился перед стеклянной стеной с надписью "Регистратура". Девушка с той стороны смотрела большими глазами на шатающегося человека с перепачканным лицом и с запекшейся кровью над верхней губой.

- Да, слушаю вас, - сказала она.

- Я... Я упал, - неубедительно соврал Гоша. - Мне нужна помощь.

- Как вас зовут?

- Гоша, меня зовут.

Очнулся Гоша в общей палате, где было много людей, и каждый стонал и звал медсестру. С правой стороны кровати, на стуле лежали сложенные Гошины вещи. Часы на противоположной стене показывал четыре двадцать утра. Гоша сосчитал, что прошло около двух с половиной часов с тех пор, как его избили.

Палата напоминала стонущий муравейник. Постоянно привозили новых больных, а старых увозили. До вечера Гоша ничего не делал. Ему начало казаться, что он сходит с ума. Трижды ему мерили температуру; один раз привезли рисовую кашу, слипшуюся комками, с вареной колбасой и компотом из сухофруктов. Каша Гоша не стал есть. Щека порвалась изнутри, во рту было много крови. От этого пища приобретал металлический привкус. В остальное время он либо пялился в окно, сквозь которое ничего не было видно по причине того, что его давно никто не мыл, либо изучал больных. Уснуть, же можно было и не пытаться. Постоянные стоны и нытье просто не давали это сделать. После ряда бесплодных попыток отключиться от мира хоть на пару часов, Гоша оставил эту затею.

Ближе к вечеру появилась другая медсестра. На ней был надет тоненький чистый халатик, - не такой, как у всех медсестер, - сквозь который просвечивались черные трусики, и были видны очертания упругой груди. Таня не была создана для этого дома покалеченных и убогих. Глядя на ее изящную походку, создавалось впечатление, что она сейчас оторвется от земли и полетит.

- Тебя, как зовут? - спросил Гоша у медсестры, когда она подошла к нему, чтобы измерить температуру.

- Таня, - застенчиво ответила она.

- Таня, помоги мне. Мне надо уйти отсюда.

[20]

Таня ничего не ответила. Измерила Гошину температуру, занесла цифры в бланк и полетела дальше по палате.

Вскоре она вернулась. Наклонилась, - от теплого дыхания над головой Гоша заволновался, и его бросило в пот, - и прошептала:

- Возьми свои вещи, и выходи в коридор.

От радости Гоша подскочил на кровати, но сразу же пожалел об этом боль громко аукнулась во всем теле. Он лег и застонал, отчего ему стало стыдно за свои мысли на счет остальных стонущих в этой палате. Вторую попытку он предпринял, когда боль немного стихла. Он медленно, не делая резких движений, сел на постели; изрядно помучавшись, вставил босые ноги в туфли и вышел в коридор, где его ждала Таня.

- Пойдем, - сказала она.

Она завела Гошу в ординаторскую, чтобы он там оделся. Сама Таня к тому времени успела переодеться.

На улице шел теплый, весенний дождь. Крупные капли падали на лицо, стекая по щекам на шею. Гоша почувствовал себя намного лучше. Он забыл о том, что его избили, о боли в теле. Ему было приятно стоять под дождем с красивой девушкой.

- У тебя деньги есть? - спросила Таня.

- Да, - безразлично ответил Гоша.

- Пойдем, такси надо словить.

- Постой, - Гоша взял Таню за руку. - Почему ты мне помогаешь?

- Не знаю, - пожала плечами она.

Наверное, люди должны делать глупые поступки. Иначе мир станет пустым.

Таксист попался молчаливый. Он не задавал параллельных вопросов. Видимо решил, что девушка везет избитого дружка домой. По сути, что-то в этом было, только знакомство их длилось меньше часа.

Переступив порог своей квартиры, Таня не стала зажигать свет. Она разулась, и велела сделать то же самое Гоше. Он послушно снял туфли, помогая себе при этом то одной, то другой ногой.

Таня повела его в единственную комнату в квартире. В свете окна стояла расстеленная кровать. Таня присела на краешек и стала расстегивать воротник Гошиной рубашки - в спешке он застегнулся на все пуговицы.

- Что ты делаешь? - спросил Гоша.

Таня легонько прикрыла его рот ладошкой. Сам не понимая, почему он это сделал, Гоша поцеловал ее длинные пальцы.

Рубашка упала на пол вместе с пиджаком. Таня расстегнула ремень на Гошиных брюках. Пуговица была оторвана, а молния не застегнута, поэтому брюки сами упали на пол. Таня потрогала эрегированный член. Плоть дернулась от нежных прикосновений.

Уложив Гошу на постель, Таня сама сняла с себя джинсы и трусики, оставшись в тоненькой кофточке. Она целовала Гошину грудь, живот, ушибленные ребра. В этом месте он дернулся. Откинув волосы назад, Таня посмотрела на него. Ему было больно и хорошо одновременно. Она взяла его соски в рот, несильно пососала их, и так же несильно прикусила верхушку каждого. Гоша застонал. Не от боли, а от удовольствия. Когда они занимались сексом с Даной, обычно он ласкал ее. Она не умела этого делать. И все же, ему было хорошо с ней.

Несколько раз Гоша хотел поцеловать Таню в губы, но она, улыбаясь, каждый раз успевала увернуться. Она вообще не давала трогать себя.

На ночном столике возле кровати, в шкатулке, обитой синим бархатом, лежали презервативы. Таня взяла один и сама надела на эрегированный Гошин член. Она села на него сверху. Садилась Таня медленно, чтобы почувствовать и успеть насладиться, каждым сантиметром мужской плоти внутри себя. И двигалась она так же медленно, не позволяя резко входить в себя. В самом конце, когда они оба подходили к завершающему этапу, Таня начала двигаться быстрее, полностью опускаясь на член.

Все, что происходило, было ничем иным, как пассивным изнасилованием; впрочем, очень приятным изнасилованием как для избитой накануне жертвы, так и для симпатичного насильника женского пола.

Гоша с трудом разлепил левый глаз и обвел комнату взглядом. Ему понадобилось какое-то время, чтобы вспомнить, где он находится.

В комнате кто-то одевался. Гоша разлепил второй глаз. Это получилось сделать, прилагая меньше усилий, чем в первый раз, но картинка все равно стала мутной, и очень захотелось закрыть оба глаза.

Слева у шкафа, спиной к кровати, стояла девушка и застегивала лифчик.

- Таня, - позвал ее Гоша.

- Доброе утро, - ответила она, не оборачиваясь.

Холодная нотка в голосе не обещала ничего хорошего.

- Ты уходи, - надев вчерашнюю кофточку и повернувшись, сказала Таня. Дверь захлопни на нижний замок.

Гоша смотрел на нее детскими, ничего не понимающими глазами котенка, которого собираются топить. Таня заметила это, и ее голос немного подобрел:

- Ты хороший. И очень красивый. Но я не хочу быть с тобой рядом в следующий раз, когда с тобой случится, что-нибудь посерьезней. В холодильнике есть сыр и колбаса. На плите кастрюля с водой. Я воду в ней уже посолила. Свари себе макароны. Я поставила их там... Рядом с хлебницей. Ты увидишь. И пожалуйста, уходи.

Гоша открыл рот, чтобы что-нибудь сказать, но в голову не пришла ни одна хорошая мысль. Он в самом деле не знал, что ему говорить. Таня пришла ему на помощь:

- Только ничего не говори. Просто уходи.

Входная дверь по-женски хлопнула. Гоша лежала на чужой постели, устремив взгляд в потолок. Есть люди, которые всегда сами по себе. Они не одиноки. Они просто одни.

Даже если бы Гоше было чем почистить зубы, ему все равно не удалось бы сделать это достаточно тщательно. Порванная щека воспаленно пульсировал изнутри. Поэтому он стал под душ, подставив под теплые струи воды избитое тело. От теплой воды боль немного утихла. Можно было наполнить ванну горячей водой и полежать в ней с полчасика, но Гоша решил, что это было бы свинством. Он пообещал себе, что первым делом, когда окажется дома, примет горячую ванну.

После душа, приблизив лицо к зеркалу, Гоша отклеил пластырь, приклеенный к брови. Размокшая корка крови отстала от кожи, и теперь из раны сочилась полупрозрачная жидкость. Гоша непроизвольно сморщился и приклеил пластырь обратно.