Г Кунгуров - Албазинская крепость Страница 31

На чистом листе пометим сокровенную тайну двора богдыханова, о ней с великой утайкой да оглядкой сказывал нам Адам Шаль; об этом слыхали мы и от князя тунгусского Гантимура, вставшего под всесильную руку государя нашего. Поведали нам, что-де император Серединного царства, нареченный "Сын неба", не китайских кровей. О, горе, горе китайцам, прогневили всевышнего, в правители себе нарекли иноземца из разбойных маньчжур, кои повоевали Китай и стоят на царстве твердой ногой. Всюду китайцам лихо: богдыхан благоволит маньчжурам, непокорных китайцев казнит мечом и огнем; землепашцев, работных людишек нещадно теснит, давит поборами. Оттого ремесленники голы, землеробы голодны, купцы мелки - нищает царство; шатание и брожение в нем морскому ветру подобно, коль налетит, спасения не жди. Китайцы точат ножи, острят пики на богдыхана, его зловредных родичей да на тех ублюдков - вельмож китайских, кои продались маньчжурам, радиво им служат. Кровь льется многая.

Отпишем со слов того же Адама Шаля скорбное диво: в южной стороне Китая есть города на воде - то вместилище злосчастных бедняков. Река сплошь усеяна лодками с шатрами, лодки стоят густо, борт о борт, и в тех лодочных городах живет рыбацкий люд. Китайцы, однако же, самые искусные рыболовы на белом свете. На берегах им места не отведено ради малоземелья, потому на воде и родятся и умирают.

Но великому чуду подобно, что все те строения на воде сияют в зелени цветов, плодов и деревьев... Китайские землеробы стараниями безмерными возвели на реке плоты многие, а на плоты наносили земли, и земля та сама, питаясь водой из реки, дает столь зрелые плоды, что описать не можно. Ели мы с тех плотов лук, по сладости с яблоком русским сходен, а ростом велик, больше репы. Дыни слаще меду, цветы чудные: и пригожи и душисты, а от того цветного духу, от всех огородов и садов разносится благовоние на многие версты...

А китайцы землепашцы славные. Уронив в землю зернышки, вырастят из них, ползая по полю и перебирая землю руками, сам-двадцать, а то и более. Оттого сеют заместо нашего лукошка из бамбуковой дудочки. Дудочка та искусно сделана, зерно кладет ровной тонкой нитью, лишнего не обронит, семя дурной травы в себе задержит. Китайские землеробы - истинные трудолюбцы полей: и в жару палящую и в дождь резучий в земле копаются неотлучно... Соки у земли норовят отобрать до отказа и, чтоб вернуть земле силы плодовитости, удобряют, поливают, чистят и холят ее пуще, чем дитя родное. О земле говорят ласково и детей с малолетства к тому же клонят. Помнят завет древневекового мудреца, имя его запамятовал, слова его праведны: "Пот и слезы людей - кровь земли. Отдай ей это, иначе она умрет, а с ней умрут и люди..."

Плоды китайские землепашцы выращивают чудесны: крупны, сочны, в еде сладки, однако не в единой стране таковых не сыщешь.

Люд же китайский, хоть от земли плоды берет во множестве, беден и нищ без меры. Усмотрели мы такое лихо, оно тем горше, чем больше видишь законы богдыханова царства. Простой люд почитается у них хуже животин. Фердинанд Вербист видел один китайский обычай, страшный, кровавый.

Когда умирает богдыхан аль близкий его родич, мертвеца несут в священную рощу, впереди идет сто ножовщиков, они убивают всякого, попавшего на пути. Когда умер старший дядя богдыханов, было велено покойника нести не дорогой, а полями, где трудилось множество хлебопашцев. Ножовщики зарезали десять тысяч мужчин, женщин и детей. Поля покраснели от крови, трупы мешали шагать, рыдания и вопли огласили горы и долины. Богдыхан сказал: "Я рад, что десять тысяч чистых душ будут служить в раю у трона моего дяди..."

Июля 1 дня.

Пропишем еще о чудесах рыболовных. Китайцы разным наукам обучены, однако в рыбной ловле всех народов опередить смогли. То истинно. Есть у них птица домашняя, схожа по образцу с нашим бакланом, шея у нее долгая, клюв большой, глаза жадны. Ту птицу китайцы научают, и она рыбу ловит, как собака зайцев. Чтоб птица рыбу от жадности не глотала, кладут ей на шею кольцо железное, и то кольцо рыбу в глотку не пускает. Птица же, поймав рыбу, бросает в лодку. Когда же в реке рыбы идут на икромет табунами, птицы-рыболовы свирепеют и друг друга рады расклевать... За тех птиц китайцы дань богдыхану платят, столь эта птица по хозяйству доходна. Окромя ловли рыбы, китайцы славно ее плодят. В мае месяце на судах рыбаки мальков доставляют и продают, а люд, купив мальков, пускает их в озерца и кормит, пока не вырастут.

Посчитаем за должное описать строение больших судов, ибо много мудреного в них есть. Те суда сделаны словно палаты превысокие, деревянные, по сторонам разделены на чуланы, и там стоят столы и стулья. Двери и окна вырезаны искусно, расцвечены красками, золотом и серебром. А вместо слюды врезаны гладкие раковины морские, а для светлости и блеска шелковая ткань, варенная в воске, а по шелку пригожие писаны птицы, рыбы, цветы и иные красоты. А по бокам суда перила столь мудрены, решетчаты, диву дивишься...

Обрели мы счастье и оглядели китайских жонок и девиц, они прячутся с большим старанием в хижинах.

По обличью скуласты, желты, узкоглазы, ростом мелки, телом тонки. Есть иные и пригожи, белят мелом щеки и губы пунцуют. Одеяние носят чудное: штаны долгие шелковые, телогрейку короткополую, все расцвечены листьями, цветами, рыбами, птицами и иными пригожестями. Кроены и шиты смешно. Волосы черней смолы, сплетены пречудно, ни в одной стране не видывали мы таких. У иных жонок вверх заплетены, схожи с башней высокой, у иных - широкое сито; у иных жбану квасному уподобились, есть такие, что носят на голове целую копну... Зачески те драгоценны и трудами жонок возводятся единожды в полгода, а у иных в год. Чтоб не нарушить такую прическу, жонки китайские спят, под голову полено подложа.

Довелось нам увидеть и обед китайский. Столы низкие, а сидят китайцы на полу, на ковриках. Ложек не имеют, а едят искусно палочками, как тонкими спицами. Кушанья варят разные: рис, рыбу, мясо мелкокрошенное, огородну зелень. Заместо хлеба едят лепешки и лапшу.

Но любимая еда китайцев - рис. Рисовую еду почитают они за великую благодать, а потому при встречах никто не скажет другому здравствуй или как поживаешь? Встречный, низко голову наклоня, промолвит: "Чила фань?" что на наших словах будет: "Кушал ты рис?" Посчастливилось нам разглядеть одну китайскую поварню. От зависти мы на нее глядели долго, сколь просто и мудро она сделана. На огне кипел котел, в нем китаец варил свиную похлебку, на котле стояло бамбуковое решето, в нем паром варился рис, сверху - еще решето, в нем - лапша над лапшой - опять решето, в нем огородные плоды, схожие с нашей репой. Котел кипел, и варилось четыре перемены еды зараз. Сколь ладно надумано!.. Фердинанд Вербист говорил нам, что иные умудряются варить шесть перемен. У важных китайцев - купцов, бояр, князей - любимая еда: похлебка из ласточкиных гнезд, похлебка из плавников акулы, жареные черви. Тот же Фердинанд Вербист с горечью сказал: черная беднота, босой, рваный и нищий люд о переменах еды не помышляют, а едетят все, что родит земля и вода: змей, ящериц, червей, саранчу, траву речную и морскую, листья, улиток и иную погань. Обычаи у китайцев при еде круты. За столом сидит только мужской пол: старики седовласые и юнцы с черными косичками на затылках. Женщины же, и молодые и старухи дряхлые, чинно стоят за спиной у мужчин и только смотрят. Когда мужской пол насытится и уйдет, женщины хватают чашки и с жадностью доедают остатки. Обычай этот премного суров, хуже, чем на Туретчине...

Но это в описании китайских жонок - цветики, а плоды зрелые впереди, и на своем месте в описании нашем старательно помечены будут, ибо пальцы худо перо держат и ум от усталости мешку пустопорожнему подобен. Оттого писание прерываем.

Июля 2 дня.

Обещанное сотворим и опять начнем писать о китайских жонках. Оглядев со старанием ходящих по улице китайских жонок, дивимся мы невиданному... Шагают китайские жонки мелко, шатаются в стороны, словно утицы подбитые, и руками хватаются за прохожих и строения, а чаще по две ходят, чтоб не упасть. На ногах слабы, ребенку малолетнему уподобились. И узнали мы причину тому лиху и вздыхали много, а юноша наш, Николай Лопухов, так громогласно возопил, что китайцы посчитали его за скудоумного. У китайских жонок ножки дитяти-малолетки, и столь они малы, что обуты в крошечные башмачки. Китаянки за честь и гордость почитают такие ножки. А как родятся у них те ножки, то в превеликой тайне держат. Нам же тайны открыл Фердинанд Вербист. А пометы о том в писании класть сил наших нет, ибо слеза падает и в сердце холодит, столь страшны муки принимают китаянки, чтоб поимать те малюткины ножки. Едва родится девочка, ножки ее малы; приходит злосчастная бабка-повивалиха, взяв лоскут бычьей кожи, в него зашьет ножку, а поверх холстиной крепко окутает, и те повязки не снимают до старости. Дитя растет, а ножки, как были у малютки, так и остаются. Фердинанд Вербист сказывал: девочки в муках корчатся, жалобно стонут, особливо в лета с пяти до двенадцати от роду. Однако чем меньше ножки у китайской жонки, тем пригожее она почитается. Самые малые ножки, с полтора вершка не более, велика честь и радость китайских жонок. И такие ножки назвали они Хуа-Цзинь-Цза - Золотая лилия.