Путь на север - Анук Арудпрагасам Страница 31

устраивала семинары, ради которых по выходным уезжала из Дели. Когда они все же встречались, то проводили вместе все время, порой и оба выходных дня без перерыва не покидали пределов комнаты, курили сигареты и гашиш, занимались сексом, разговаривали, читали вслух, бессонную ночь сменяло утро и день, они то дремали, то совокуплялись. Даже если они куда-нибудь выбирались — поесть, глотнуть свежего воздуха, — все равно не могли разорвать кокон, сотканный в постели, и даже когда сидели в чайных, курили сигареты, бесцельно бродили по парку, стояли лицом к лицу в вагоне метро, они словно бы скрывались друг в друге, не в силах расстаться, словно в мире не было никого, кроме них двоих, словно мир за пределами их общего кокона куда менее реален, он лишь обман, иллюзия, и это чувство, без сомнения, было связано со странным свойством, которое обретало время, когда они были вместе, поскольку, хотя это время можно было объективно измерить, по завершении исчислить в часах и минутах, оно будто бы не подчинялось величинам обычного времени, точно его продолжительность полнее и шире, чем у времени, составлявшего прочие части их жизни, точно вместе они существовали в едином бездонном мгновении, способном тянуться вечность, и пока они пребывали в нем, оно длилось и длилось, хотя потом, безусловно, кончалось. Чем больше времени они таким образом проводили вместе, почти без еды и сна, точно это совместное времяпрепровождение было чем-то вроде аскезы, тем опасней оно представлялось им, индивидуальности их размывались, собственное настроение улетучивалось, словно за время, проведенное вместе, они все дальше и дальше проталкивались в некую сферу существования или же бытия, связанную с так называемым реальным миром лишь тончайшими нитями, и чем глубже они проникали в эту иную сферу, тем больше росла вероятность, что эту нить перережут и они вдруг зависнут в каком-то другом месте, не в силах вернуться к привычным себе. Чем далее, тем острее каждому из них было необходимо хоть немного побыть одному, дабы удостовериться, что он по-прежнему существует как отдельная личность, попытаться сохранить хотя бы остатки индивидуальности — выйти за сигаретами и задержаться дольше необходимого, засесть в туалете, отвечая на сообщения, накопившиеся в телефоне. Уверившись в своей раздельности, они снова терялись в мире, который создали вдвоем; их так неизбежно, неотменимо тянуло сгинуть, раствориться друг в друге — как ни старались они сохранить индивидуальность, — что они все больше времени проводили вместе, хотя в конце концов, разумеется, все равно приходилось расстаться, в конце концов их с такою силой тянуло вернуться во внешний мир, в свои отдельные жизни, что этого невозможно было не замечать, хоть они и пытались, откладывали, а то и отменяли дела и личные обязательства, отсрочивали, отодвигали миг расставания, пусть на чуть-чуть: напоследок выкурить сигарету, выпить чашку чая или еще раз порывисто и торопливо сорвать с себя одежду, так что пять минут превращались в полчаса, а полчаса — в три часа.

Всякий раз, как им удавалось расстаться, Кришан ощущал тихое облегчение, смешанное с печалью из-за необходимости наконец обратить внимание на тот факт, что его индивидуальность странным образом исчезла; в присутствии Анджум это исчезновение представлялось ему радостью и блаженством, но стоило Кришану остаться одному, и он с досадою сознавал, что теряет себя. От усталости не в состоянии ни думать, ни чувствовать, ни делать что-то полезное, он шел домой и ложился вздремнуть; немного собравшись с силами, шел в туалет, в душ, чтобы, помывшись, хотя бы отчасти вернуть себя прежнего. После этого он занимался каким-нибудь спокойным делом, например подметал комнату, эти ритмичные повторявшиеся движения всегда его успокаивали, или читал (это помогало ему ощутить, что у него еще осталась собственная духовная жизнь) — иными словами, пытался, как мог, восполнить исчерпанные ресурсы, восстановить самость, независимость от Анджум. Но рано или поздно его охватывало желание пообщаться с Анджум, узнать, как у нее дела, получить нечто вроде внешнего подтверждения мыслей и чувств, не успевших покинуть его после их встречи, нечто вроде доказательства, что эти мысли и чувства оправданны, — получить утешение в одиночестве, снедавшем его, когда расставание их делалось ощутимее. Анджум, как правило, не торопилась откликнуться на сообщение, порой отвечала через несколько часов, а то и через день. Ответы ее бывали то милы, то сухи, но, как правило, коротки и никогда не перерастали в беседу, будто она нарочно держала дистанцию, раз уж они сейчас не в одном материальном пространстве. Кришан понимал, что такая дистанция полезна и даже необходима, дабы восстановить силы, потребные, в свою очередь, для нескончаемого труда повседневной жизни и, самое главное, для того, чтобы они снова увиделись. Он, как умел, старался не показаться ни отчаявшимся, ни навязчивым, чтобы у Анджум не создалось впечатление, будто он нуждается в ней куда больше, чем она в нем; Кришан никогда не отправлял за раз больше одного сообщения и никогда не посылал второе, не получив ответа на первое, а прежде чем ответить, обязательно выжидал час, как бы ему ни хотелось сразу же написать ей. Он изо всех сил притворялся, будто молчанье Анджум ничуть его не волнует, но, получив от нее заверение, что и она думает о нем так же часто, как он о ней, что и ей не терпится с ним увидеться, перед свиданием он начинал тревожиться, гадать, не сказал ли он или не сделал что-то не то, не надоел ли он ей, не затмили ли повторение и обыденность значимость времени, которое они проводили вместе. Конечно, такая тревога в той или иной мере знакома каждому новоиспеченному влюбленному, каждому, кто находит в другом упоение или восторг, о которых прежде и не подозревал и которые, обретя, страшится утратить. Обычно со временем эта тревога стихает — по мере того как отношения входят в привычку и каждый принимает как должное продолжительное присутствие другого; тревога Кришана со временем тоже ослабла, едва он уверился, что трансцендентность их встреч не исчезнет из-за того, что они обвыклись друг с другом. Он не сомневался, что нравится Анджум, что ей нравится не только его тело, но и душа, и то, что он говорит; не сомневался, что он интересен ей, ведь она так подробно расспрашивала его о детстве и юности на Шри-Ланке, представлявшейся ей страной далекой и сказочной. Порой она так обнимала его во сне, что он безошибочно чувствовал, насколько она откровенна с ним, насколько к нему прикипела, но хотя Анджум открывалась ему все больше, хотя даже по