Разговоры с мёртвыми - Денис Ядров Страница 32

друг он тебе или нет, если с ним в беду не попал? А вот попал – милое дело – сразу узнал, кто есть кто. Помнишь, как тебе ломали нос на втором этаже, а на первом твой друг, Андрей Краскин, стоял и ждал, когда ты спустишься, в синяках, в рваном пуховике? А как сам ты ждал, когда обратятся к тебе, а Максима в это время били? И как потом отдал деньги этим уродам? Помнишь?

Мои часы отсчитывали пятнадцатый год.

Зимой мы проводили время на горке напротив Дома культуры.

Известный бабник Гена познакомился с двумя девушками из соседнего дома. Лене было пятнадцать, Вике – шестнадцать. Что их привлекало в нас – непонятно. Обычно девочки тянутся к парням старше их.

Гене одному было неудобно дружить сразу с двумя девочками, и он познакомил с Леной и Викой меня и моего лучшего друга Андрея Краскина.

Лучшего потому, что в школьном сочинении в восьмом классе на тему «Мой лучший друг» я писал о нём. И в девятом. Учительница заметила мою постоянность и похвалила:

– Не то что Евсеев, – будущий муж Тани, – сегодня у него один друг, а завтра – другой.

Вечер начинался с горки. Мы съезжали с неё в обнимку с девчонками. Горка была предлогом пообниматься. Иначе, чтобы обнять девушку, надо было встречаться с ней. Да мы и на свидании стеснялись прикоснуться к девчонке. Разве что пока никто не видит.

С горки, мокрые от снега и растрёпанные, мы шли греться в подъезд одной из девчонок. Они жили в соседней с Домом культуры девятиэтажке, и до десяти, а то и одиннадцати вечера мы играли в карты на бетонных ступенях и травили анекдоты.

Расходились по домам, ложились спать, а утром нас ожидала школа. После неё часы только и делали, что приближали время к вечеру. А как стемнеет, мы торопились на горку.

В один из вечеров мы не застали девчонок у Дома культуры. Гена предложил зайти к ним домой. Ни Лены, ни Вики дома не оказалось, зато нам сказали, что девушки у какого-то парня на дне рождения.

Зачем мы попёрлись к этому парню, ума не приложу. Видимо, по той же причине, из-за которой я спускался на второй этаж, подглядывая за Катей.

Гена позвал Вику.

Она объяснила, что парни с дня рождения взрослые. Юбиляру исполнилось двадцать пять, у него есть жена и ребёнок. Ещё двоим: девятнадцать и двадцать. Оба они бегают от армии, а нам лучше уйти.

Прежде чем удалиться, мы решили поиграть в карты возле квартиры именинника. Курили, смеялись, играли в дурака. В дураках остались все трое.

Через десять минут знакомые девчонок захотели курить и вышли в подъезд. А тут мы – и Лена с Викой нас знают, и парни об этом почему-то знают.

Тот, что пониже ростом, три раза спросил у каждого из нас закурить. Андрей дал ему две сигареты, а карлик не унимался, обводя нас мутным, пьяным взором. У него были кучерявые волосы и внешность человека, об которого одногодки вытирают ноги. А я считал себя крутым пацаном и был уверен в себе. Именно с этого дня жизнь начала ломать меня.

– А ты развернись и ещё раз повтори, – сказал я.

Кучерявый обернулся. Повторять слова не стал, но предложил подняться этажом выше. Там царила кромешная тьма: на втором, третьем и четвёртом этажах не горели лампы. Именинник жил на первом, и никогда подростки не собираются на первых этажах, потому что там постоянно ходят люди и приходится всё время вставать, чтобы пропустить их.

С переменным успехом Кучерявый пытался ударить меня, а я увернуться от него. С горем пополам мы нашли общий язык и спустились на первый этаж. Внизу друг Кучерявого, высокий парень, убеждал Гену с Андреем в том, какой у них наглый друг. При моём появлении Гигант перекинулся на меня:

– Ну ты офигевший в конец. Это тебе повезло ещё. А если бы другие попались, а? Хотя вообще-то, слушай, пойдём-ка подымемся.

Первый удар попал мне в затылок. Гигант специально отстал и стукнул меня сзади. Голова закружилась, и я быстро перестал понимать, что происходит. В закутке, где мусоропровод, здоровяк разминал на мне кулаки, а я только хлюпал под его ударами. Ноги стали, как растянутые пружины, изображение расплывчатым, из носа потекло. Фигура в свитере напрыгивала на меня и молотила по щекам, носу и подбородку. Справа воняло мусором, позади светилось окно.

Закончилось всё тем, что именинник решил посмотреть, почему парни так долго курят. И Андрею повезло, потому что Кучерявый заталкивал его в лифт. Именинник пнул Кучерявого по заднице, наорал на него.

Гигант, услышав крики, сразу прекратил избиение, обнял меня за плечо и запел нравоучительным тоном:

– Это тебе ещё повезло. Будь на нашем месте другие, ты бы огрёб по полной.

Нос потерял чувствительность и вырастал на глазах.

Мы спустились. Я щурился от света лампы после полумрака верхних этажей. В нём расплывались пацаны, здоровенный мужик в майке и трико, и на заднем плане маячили девочки.

Увидев меня с Гигантом, именинник выдал поток отборной брани и двинул ему в ухо:

– Ты что?! Хочешь, чтобы меня опять закрыли?

Мы не стали дожидаться продолжения концерта, а ринулись к двери. Кучерявый гнался за нами, поэтому мы бежали что есть силы. Вылетев из подъезда, мы соревновались в скорости до самого дома.

Зайдя в квартиру, я, не включая свет в коридоре, скинул одежду и юркнул в кровать. Боялся, что родители будут ругаться.

Нос опух и занимал пол-лица. Я молился, чтобы он сдулся к утру.

Звонок будильника ничего не изменил.

С огромным носом я отправился в школу и отсидел все шесть уроков, включая основы трудовой дисциплины.

Никто из учителей не подал вида, что заметил, как мой нос расползается на обе щёки. Зато одноклассникам я доставил шесть уроков радости. Они спрашивали: «Зачем ты пришёл?» – И говорили: «Иди в больницу».

Я был дисциплинированным ребёнком. Без важных причин школу не прогуливал. Поедание снега, чтобы заболеть, не в счёт.

В обед я отправился в больницу, и меня сразу же определили в палату. Пуховик родители отстирали от крови и зашили. Врачи выправили нос, опухоль через неделю спала. Нос приобрёл новую форму: стал толще и на нём появилась горбинка. А ещё он с тех пор быстро замерзает на холоде. Но самое главное – с того самого дня во мне поселился страх. Я стал бояться драк, а раньше их не боялся.

Отец с братом отказались разбираться с моими обидчиками, ведь я сам был виноват. А мама сказала:

– Какой же Андрей тебе друг, если он за тебя не вступился?

Теперь я понимаю, что у Андрея в душе тоже поселился страх. И у Гены.