Последний снег - Стина Джексон Страница 32

— Так получилось. Я была очень молодой, когда родился Симон. Мне было нелегко растить его одной. Папа мне много помогал.

— Но почему до сих пор? Он же тебе житья не дает.

— Ты ничего о нас не знаешь.

— Я знаю, что ты сбегаешь по ночам из дому, как подросток, и что он подвозит тебя на работу, как школьницу. Это ненормально, Лив. И все болтают про тебя, Видара, мальчика. Стоит мне сказать, что я снимаю у вас дом, такое начинается…

— Людям нравится болтать.

— Знаешь, что про вас говорят?

Лив повернулась на бок, подтянула ноги к груди, уткнулась лицом в колени, сжалась в клубок. Йонни ерзал рядом на кровати.

— Знаешь, что про вас говорят? — повторил он.

Сердце так сильно билось в груди, что слышно было на всю комнату.

— Я хочу, чтобы ты ушел.

— Что?

Она подняла голову и посмотрела на него в темноте.

— Я хочу, чтобы ты ушел.

Йонни с подавленным видом поднялся и натянул куртку. Он не протестовал, не пытался остаться с ней. Просто вышел из дома с сигаретой в зубах и закрыл за собой дверь. Его шаги долго звучали у нее в ушах. Лив лежала в кровати, обхватив себя руками. Ей казалось, что она рассыпается на тысячу кусочков. Она заснула с ощущением безграничного одиночества.

НОЯБРЬ 2001 ГОДА

Одинокий Волк везет ее на машине мимо заиндевевших берез. Заснеженный лес словно светится. Теперь, куда бы ты ни пошел, за тобой остаются следы. У нее мерзнут руки, и он греет их в своих, сует себе под куртку, чтобы согреть теплом своего тела. Рядом с ним ей всегда тепло, и очень быстро она осознает, что любит его. Не как мужчину, а как брата. Испытывает к нему доверие. Впервые в жизни ей кажется, что она может кому-то доверять.

— У меня для тебя кое-что есть, — говорит девушка.

— Вот как?

Она ждет, пока они заедут на вершину холма. Он останавливает машину в том же месте, что и при первой их встрече. Теперь это их место. Белоснежный мир простирается в долине. Девушка достает сложенную бумагу из кармана и протягивает ему. Он долго смотрит в ее лицо, потом разворачивает бумагу. Затаив дыхание, она ждет.

Одинокий Волк, прищурившись, изучает неровные линии рисунка.

— Что это?

Нет нужды говорить, что это план отцовского дома, потому что он уже догадался. Губы у него подрагивают. Нагнувшись, девушка показывает на крестик.

— Там больше денег, чем стоила твоя земля, — говорит она.

Он бережно сворачивает бумагу и кладет в нагрудный карман.

— Что ты хочешь взамен? — спрашивает он.

— Ничего.

— Да ладно. Скажи, что тебе нужно.

— Я хочу, чтобы ты забрал меня оттуда.

Они разжигают костер, садятся рядом. Пьют из фляжки, что обычно пристегнута у него на ремне, и смотрят, как солнце плывет по небу, как капают капли с деревьев. Он скручивает косяк и медленно раскуривает. Вскоре лицо его разглаживается. Пальцы лежат на бороде. Между ними возникло напряжение, хотя раньше такого не было. В его глазах она читает любовь. Он тоже любит ее. Это любовь, которую невозможно передать словами.

Когда он высаживает ее на стоянке для отдыха, там уже стоит машина отца. Все трое выходят одновременно. На лице отца играет странная улыбка.

— Вот вы где. А я уж надежду потерял.

Глаза у него серые, как небо, когда он берет ее за плечо и награждает таким взглядом, что ей хочется сжаться в клубок. Одинокий Волк ничего не говорит. Только стоит и смотрит.

— Садись в машину, — командует отец. — А я поболтаю с твоим новым приятелем.

Голос у него мягкий как мох, но она не осмеливается возражать. Послушно садится на заднее сиденье и смотрит, как отец подходит к ее любимому. Они стоят совсем близко и о чем-то едва слышно говорят. Точнее, говорит в основном отец. Она видит, как отчаянно он жестикулирует. Одинокий Волк слушает. Лицо его багровеет, но он только кивает в ответ. Когда он поворачивается, чтобы уйти, она опускает стекло и ждет, что он пошлет ей взгляд или бросит слово, хоть что-нибудь, что даст ей надежду. Но он возвращается в машину, переключает передачу и выезжает на шоссе, так и не посмотрев в ее сторону.

Отец открывает заднюю дверцу и сует руку ей за шиворот. Ему нужна цепочка с сердечком. Резко срывает украшение с шеи и убирает себе в карман.

— Ты его больше никогда не увидишь, — говорит он. — По крайней мере, пока я жив.

Всю зиму она приходила на стоянку. Пробиралась через снег, стояла там в свете северного сияния и ждала. Молчаливые ели составляли ей компанию. Мороза она не замечала. Но Одинокий Волк не приходил. Она думала о карте, которую ему отдала, о его словах, что они все исправят. Пустынная дорога лежала перед ней.

Теперь они снова одиноки — каждый в своей берлоге. Но она отказывалась верить, что никогда больше его не увидит.

Ее разбудил голос Видара. Надрывный, он раздавался в обледеневшем дворе. Полуголая, полусонная, она вышла из дому и пошла на этот горестный крик из леса. Шла среди сосен, подсвеченных утренним солнцем, по тропинке, ведущей к озеру. Дымка над водой еще не успела рассеяться. Ей не видно было домов на другой стороне озера, но она знала, что жизнь там уже просыпается. Одинокий собачий лай метался по лесу. Невозможно было определить, откуда он идет. Под ногами хрустела подмерзшая трава. Голос Видара затих. Холод проник сквозь одежду. Ее бросало то в зной, то в холод. Сон как рукой сняло. Но ощущение, что Видар где-то рядом, не уходило. Она чувствовала, что он тут, в лесу.

Внезапно сбоку от тропинки возник дом Серу-дии, и Лив инстинктивно отпрянула назад в лес. На поляне раздавались птичьи трели. Приглядевшись, она заметила скворечники и кормушки, развешанные на деревьях как елочные игрушки. Земля была усыпана семечками и шелухой, и повсюду были птицы — звонкие и голодные. Заслышав ее, они замахали крыльями и вспорхнули на деревья.

Голос раздался из ниоткуда:

— Кто это крадется тут и распугивает моих птиц?

Среди елей стояла Серудия. Солнце светило ей в спину, делая похожей на ангела с картины. Белые волосы вырывались из-под шапки и падали на сморщенное лицо. Светлые глаза сияли.

Лив вышла из-за дерева.

— Это я, Лив. Я не хотела вспугнуть птиц. Я ищу папу. Он мне сегодня приснился.

Старуха завертела головой, пытаясь