Нодар Думбадзе - Не бойся, мама ! Страница 33

Огромный огненный столб вдруг вырос надо мной и с гудением обрушился на пылавшую сосну.

- Осторожно! - крикнул кто-то.

Все смешалось.

- Спасайте дома!

- Стены, стены обливайте водой!

- Динамит сюда!

- Взрывайте столбы!

- Пархоменко!

- Петров!

- Луговой!

- Джакели!

- Берегись!

- Ко мне, ребята!

Я носился словно очумелый.

Хватал ведра, копал землю, валил объятые огнем столбы, что-то кричал, на кого-то натыкался.

Дождя, дождя бы теперь!

Но дождя не было. Кругом бушевал огонь... Мычали коровы, выли собаки. Отовсюду неслись обрывки русской, турецкой, грузинской, лазской речи... Вдруг меня обдало запахом паленого, нестерпимая боль охватила меня с ног до головы. Я вдохнул воздух, захлебнулся и, уже теряя сознание, почувствовал, как чья-то сильная рука схватила меня за пояс, вытащила из огня и бросила на землю.

- Накройте его чем-нибудь! Быстро! Сбейте огонь! - донесся до меня чей-то знакомый голос. "Дождя! дождя, дождя..." - билась в сознании назойливая мысль. Потом она заколыхалась огромным кровавым заревом, потом стала куда-то уплывать, уменьшаться, превратилась в чуть мигающую точку и наконец погасла...

Первое, что я увидел, открыв глаза, было заплаканное лицо Пархоменко. Он неуклюже водил по моим щекам своей огромной лапой и бормотал:

- Слышь, Джакели, как дела?.. Что с тобой, бичо?..

Людей бы постыдился!.. Ну-ка, глянь сюда! Смотри, кто тут.

Я скосил глаза и увидел... улыбавшуюся Феридэ. Рядом с ней стоял Луговой.

- Ребята... Где я?.. Что со мной? - Я приподнялся, огляделся и тут только почувствовал, что шёл проливной дождь.

- Очнулся? Ну слава богу! - обрадовался Пархоменко. - Ты на турецком дворе, вот ты где! Здесь же ты и того... пострадал малость... А дом все равно сгорел, брат...

Дотла!.. Жаль!.. Мужику-то каково без дома, а?..

Я окончательно пришел в себя. И понял все... Мы, Пархоменко, Луговой, другие наши товарищи, находились на территории Турции перед обуглившимся остовом дома.

Тут же на земле лежала и тихо плакала убитая горем женщина в черном хозяйка сгоревшего дома...

Сотни глаз с благодарностью взирали на нас. В этот тяжелый час словно исчезало расстояние, отделявшее друг от друга людей той и этой стороны... Большое человеческое горе сблизило нас.

В толпе я разглядел красивую молодую женщину с родинкой, жену учителя.

- Здравствуй, девушка!

- Здравствуй, брат!

- Ты узнала меня?

- Конечно. Ты Автандил Джакели.

- А как звать тебя?

- Мевнунэ.

- Ты не обижаешься на нас?

- Что ты, брат! Если б не вы, выгорело бы все село!

- Испугались, Мевнунэ?

- Конечно. Но теперь ничего... Обошлось... А ты как, брат? Очень больно?

- Нет, Мевнунэ, уже не больно...

- Что же это получается, брат... Нужно было случиться пожару, чтобы мы встретились...

- Пойдем, Авто! - шепнул мне Пархоменко.

Я повернулся лицом к нашему селу. Оно было тут же, в десяти шагах, такое близкое и родное. У берега ручейка стоял Чхартишвили, уставший, грязный, в истрепанной одежде. Мы медленно двинулись. С обеих сторон меня поддерживали Пархоменко и Луговой. Переправившись через ручей, подошли к майору. Он не сказал ничего, лишь одобрительно похлопал нас по плечам и внимательно взглянул на мои обгоревшие руки. Пройдя еще несколько метров, я обернулся. Наши солдаты спокойным, деловым шагом возвращались домой, уставшие, обтрепанные, черные от сажи и все же довольные и веселые. Вооруженные ведрами, лопатками, топорами, пограничники перебирались через ручей, поднимались по холмику и молча выстраивались за своим командиром... Это была удивительная картина!..

Дождь лил не переставая. Шипело, дымилось и постепенно затихало пожарище... Собаки уже не выли, собаки лаяли. Наступало утро.

В конце сентября и к началу октября побережье - по эту и ту сторону полно рыбаков. С утра до вечера стоят они словно изваяния в двух-трех шагах друг от друга. Время от времени они крутят над головой длинную шелковую снасть и ловким движением забрасывают ее в море. На конце снасти блестящая металлическая приманка в виде рыбешки и тройной крючок. Как только крючок опустился в воду, рыбаки начинают быстро и плавно выбирать снасть.

Осенью к побережью идет сарган [Сарган - морская рыба, обитает в водах тропического и умеренного поясов]. Он преследует ставриду и хамсу, гонит их к берегу. Окружив с трех сторон косяк, сарган врезается в скопище рыбы, словно голодный волк в овечье стадо. Что творится! Море бурлит и кипит, как вода в котле. Тогда и выходят рыбаки на пррмысел саргана. С веселыми громкими возгласами тащат они на берег жирную, сверкающую на солнце синей спиной и белым брюхом рыбу.

С нашей вышки все побережье видно как на ладони.

На пляже заставы у небольшого пирса стоят две лодки:

одна большая, рыбацкая, другая - поменьше, моторная.

Моторка принадлежит нам, на ней по утрам и вечерам старшина Зудов и лейтенант Королев проверяют побережье. Большая лодка - колхозная. В колхозе есть рыболовецкая бригада, которой руководит Али Хорава. Все лето лодка бригады стояла без дела у пирса. Краска на ней осыпалась, несколько досок сгнили.

Сегодня с утра к берегу привалил целый караван ставридки и хамсы. Перепуганная рыба прямо-таки лезла на пляж. Ватага ребятишек с визгом носилась по воде, пригоршнями выбрасывая- рыбу. Потом появился первый небольшой - косяк саргана. Словно опытный разведчик, они присмотрелись к скопищу мелкой рыбы и повернули обратно. Теперь начнется! Теперь жди полчищ!

Я вижу, как бригада Али Хорава хлопочет вокруг своей лодки. Двое меняют прогнившие доски, другие красят лодку в веселый белый цвет. Сам Али и Мухамед Ванилиши возятся с разостланными на песке огромными сетями. Похоже, на днях бригада соберется в море на ночной промысел. Али придет к майору, попросит разрешения - с наступлением темноты без разрешения Чхартишвили никто не смеет выйти в море. Но Али... Разве может майор отказать в просьбе Али Хорава? Али пробудет в море до утра, а утром он принесет нашему повару лучшую часть улова. Это уж как пить дать! На заставе знают:

если Али Хорава вышел в море, жди наутро уху и жареную рыбу! И потому сейчас Пархоменко и Луговой, наблюдая за приготовлениями бригады Хорава, молят бога о том, чтобы скорее собрался в поход старый рыбак Али Хорава...

- Добрый вечер, Автандил Джакели!

- Вечер добрый, уважаемый Али!

- Узнал я, ты свободен сегодня.

- Свободен, уважаемый Али.

- А послезавтра кончаешь срок службы, едешь домой.

- Еду, уважаемый Али.

- Рад?

- Очень.

Али уселся на край пирса, свесил вниз ноги, не спеша достал кисет, набил трубку, закурил.

- Пошел сарган.

- Видел, уважаемый Али. Утром, видел, играла рыба, - Сегодня ночью выхожу в море.

- С бригадой?

- Нет, с бригадой пока рано, рыба еще далеко.

- Один?

- Почему один? Ты пойдешь со мной.

- Я? Как я?

- Так сказал Чхартишвили.

- Он сам назвал меня?

- Нет, тебя назвал я. Он разрешил.

- А... Почему именно я, уважаемый Али?

- Ты нравишься мне... Хочу научить тебя своему ремеслу... К двенадцати часам будь готов... До свидания!

- Спасибо, уважаемый Али!

Али Хорава выбил трубку, медленно спустился по бетонным ступенькам, зашагал вдоль берега.

Мы плывем по светлой полосе, проложенной лучом прожектора на море. Я сижу на корме, у мотора, Али Хорава - на носу, спиной ко мне. Море чуть колышется, и брызги воды приятно освежают мне лицо. Рыба играет в свете прожектора. Иногда она подпрыгивает высоко, мелькает в воздухе серебристое ее тело и тотчас же со шлепком падает в воду.

По знаку Али Хорава я выключил мотор. Лодка по инерции проплыла несколько метров, потом остановилась и мерно заколыхалась. Луч прожектора переместился куда-то вглубь. Али Хорава развернул сверток, разложил на дне лодки жареную ставриду, мчади, бутылку водки.

- Подкрепимся, - предложил он.

- Может, после, уважаемый Али? Половим пока... - сказал я.

- Ловить еще рано, - ответил он, - рыба, пойдет к рассвету...

Он наполнил водкой крохотный рог, молча выпил, потом налил мне, затем закусил хвостом ставриды.

Я выпил так же молча и тоже закусил ставридой, - Значит, уходишь из армии? - спросил он.

- У хожу t уважаемый Али!

- Рад, говоришь?

- Рад, конечно... Но, с другой стороны, жаль расставаться...

- С кем это тебе расставаться жаль?

- Да так... Вообще... Привык я здесь ко всему. Трудно будет забыть...

- Что забыть?

Как вам ответить, Али Хорава?.. Разве сможет Автандил Джакели забыть бессонные ночи и веселые дни, проведенные здесь за эти два года? Сможет ли забыть Щербину, Пархоменко, Чхартишвили? Или ту красивую девушку учительскую жену Мевнунэ? Или дом на чужой стороне, сгоревший в ту страшную ночь? Или его самого - доброго мудрого старика Али Хорава? Или... Феридэ?.. Как вам объяснить все это, уважаемый Али? Да и зачем вам знать об этом?..