Андрей Зарин - Казнь Страница 34

Вера испугалась, встретившись с нею утром. Она любила мачеху как человека, с которым она сжилась за многие годы.

— Мама, что с вами? На вас лица нет! Идите, голубушка, лягте! — сказала она участливо, целуясь с нею.

Елизавета Борисовна слабо улыбнулась.

— Нет, Вера, я просто дурно спала. Было очень душно сегодня!

— Это потому, что ваши окна выходят в цветник. Цветы душат вас, — с волнением сказала Вера.

Елизавета Борисовна согласно кивнула головою.

Анна Ивановна безмолвно сидела за столом и все время долгим испытующим взглядом глядела на нее, но в ее взоре было столько участия и ласки, что в измученной душе Елизаветы Борисовны на миг мелькнула мысль: "Вот кто бы мог быть моим другом. Она тоже страдает", и она с благодарностью взглянула на Анну Ивановну, та тихо улыбнулась ей в ответ и нагнулась к крошечной Лизе.

— Привет вам, а мне стакан чаю или кофе! — шутливо сказал Весенин, быстро входя в столовую.

— Вы? Так рано? — воскликнула Вера.

Елизавета Борисовна тревожно взглянула на него и побледнела.

— Я еще не за вами, — ответил Весенин, — мне надо зайти в контору, потом побывать еще дома, и тогда я уже к вашим услугам.

— Вы собираетесь куда-нибудь? — спросила Елизавета Борисовна.

— Да. Вера Сергеевна скучает, и я предложил ей проехать со мною в наше новое имение, там снимают сено теперь. К обеду мы будем дома.

— Ты пустишь? — с тревогой спросила Вера. Елизавета Борисовна улыбнулась.

— Уезжай! Тебе правда скучно, а мы здесь с Анной Ивановной…

Вера благодарно кивнула мачехе и радостно засмеялась. Анна Ивановна сняла Лизу со стула и взяла ее за ручку.

— Мы пойдем в сад, — сказала она, — как няня управится, пошлите ее, Вера Сергеевна!

Весенин наскоро допил кофе и поднялся тоже.

— А я в контору!

Он вышел, нарочно обошел дом и со стороны двора вошел в сад.

Лиза возилась в песке, Анна Ивановна медленно брела по аллее и не заметила Весенина.

— Анна Ивановна! — позвал он ее. — Я к вам с поручением и просьбою.

Анна Ивановна остановилась и с испугом прижала к груди руку, краска залила ее лицо, она порывисто дышала.

— Что вы так взволновались, — ласково сказал Весенин, — присядьте. Это в двух словах.

Анна Ивановна послушно опустилась на скамью.

— Ко мне приехал Николай Петрович, — начал Весенин.

Она вздрогнула всем телом, и лицо ее стало бледнее мрамора.

— Он… бежал?.. — с усилием прошептала она.

— Что вы?! Он невинен, и его отпустили на свободу.

Анна Ивановна со вздохом перекрестилась, и краска вернулась на ее побледневшие щеки.

— Он приехал, чтобы повидаться с вами, и не решился этого сделать, не предупредив вас.

— Это невозможно! — с болью ответила она.

Весенин нахмурился.

— Это необходимо, Анна Ивановна! — убежденно произнес он. — Живые сношения не прерываются так… — он подбирал слово, — жестоко!

Анна Ивановна тихо покачала головою.

— Что я скажу ему? Зачем? — прошептала она.

Весенин взял ее холодную руку.

— Все, что передумали, пережили за это время, вы должны сказать ему! Он любит вас (она закрыла глаза), и ради этого чувства к нему надо отнестись с уважением. Да и вы сами? Разве вы не хотите увидеть его, разве вы не виноваты перед ним в том, что сомневались в нем?

— Я несла этот позор с ним вместе, — ответила она чуть слышно.

— Позора нет теперь! Вы свободны оба!

— Нет, нет, нет! — с ужасом воскликнула она. — Не говорите так. Между нами — стена, пропасть!

— Пусть! — ответил Весенин. — Это все вы должны объяснить ему. Увидите его — и скажите ему. Это необходимо.

Она закрыла лицо руками и тяжело дышала. Потом отняла руки. Лицо ее стало спокойно, она встала. Встал и Весенин.

— Хорошо, — сказала она, — пусть он придет сюда. В двенадцать часов, Лиза спать будет.

Она наклонила голову и повернулась.

— Сюда, в сад? — спросил вслед Весенин. Она кивнула головою.

— Вы это откуда? — крикнула с балкона Вера, увидев Весенина, идущего по аллее.

— Из конторы. Ну готовьтесь. Я домой и за вами. Самое большее три четверти часа.

— Не опоздайте! — погрозила Вера, и Весенину опять стало весело.

Он гнал свою лошадь в карьер и через двадцать минут уже соскочил с седла у ворот своего домика. Долинин выбежал ему навстречу.

— Ну, что? Она согласна? Позволила?

Весенин кивнул ему головою. Долинин в порыве восторга обнял его.

— Как благодарить мне вас? Что она говорила с вами?

Весенин не хотел смущать его радости.

— Со мной ничего; говорить с вами будет, — ответил он шутливо, — а теперь вот что: вы верхом ездите?

Долинин кивнул.

— Ну, и отлично! Елизар даст вам лошадь и укажет дорогу. Это раз; два — вы отсюда выедете ровно через час, тогда в усадьбе никого не будет. Вера Сергеевна уедет со мною, Елизавета Борисовна уйдет купаться, вы будете одни.

Долинин благодарно пожал руку.

— Затем, — продолжал Весенин, — приехав в усадьбу, вы прямо идите в сад и ищите там Анну Ивановну. Ну, все! — окончил он. — Елизар, давай двуколку!

Елизар вывел красивого Мальчика, запряженного в легкую двуколку. Весенин взял вожжи.

— Ну, желаю вам успеха, — сказал он, пожимая руку Долинину, — и до свидания за обедом!

Он вскочил в двуколку.

— Смотрите, через час, — крикнул он Долинину и выехал на дорогу.

. .

Это был день свиданий. Долинин вошел в сад и нервным шагом шел по тенистой аллее с замирающим сердцем, ожидая каждую минуту увидеть ее. Что он будет говорить с нею, он не знал, но сердце его, истосковавшееся по ней, жаждало вылиться в мольбах, в упреках, в страстном порыве ласки или гнева. Аллея становилась все гуще и уже. Столетние ивы склоняли над нею свои корявые, золотые ветви, которые, сплетаясь, образовывали душистый свод; впереди Долинин увидел серый деревянный павильон с прогнившею крышей, с разбитыми стеклами в черных рамах. «Здесь», — подумал он и остановился в волнении. В тот же миг на пороге павильона он увидел Анну Ивановну и радостно бросился к ней…

А в этот же час по лужайке, среди густой заросли леса, недалеко от дороги и от купальни, медленно ходила Елизавета Борисовна рядом с незнакомцем, оказавшимся почтенным Косяковым.

В изящном летнем платье французского ситца, в соломенной шляпе с большими пригнутыми к лицу полями, с полотенцем и сумкою в руках, Елизавета Борисовна представляла странный контраст с Косяковым, в его белой фуражке, потрепанных брюках со вздутыми коленками и рыжих сапогах. Только сообщничество могло позволить этому господину так развязно идти подле прекрасной Елизаветы Борисовны и так фамильярно говорить с нею.

— Если бы я был один, — говорил, прижимая руку к сердцу, Косяков, — за один взгляд ваш я согласился бы…

Но гневный, презрительный жест сразу прервал его излияния, и он поспешил закончить:

— Но я только доверенное лицо и не смею…

— Поймите же, глупый вы человек, — с раздражением и отчаянием ответила Елизавета Борисовна, — что мне неоткуда достать семь тысяч. Мне и эти деньги доставать было трудно! У меня нет своих, все мужа…

— Но если муж стар и влюблен…

— Молчите! — резко крикнула она и тяжело перевела дух: "Господи, сколько унижения!" — Вот что, — сказала она, сдерживаясь, — скажите вашим: я не могу так! Я заплачу все деньги, но не сразу. Вы должны все засчитывать, и в год… меньше, я отдам их. А теперь вот! — она достала кошелек, высыпала из него все деньги и протянула их Косякову.

Тот внимательно пересчитал их и сделал презрительную гримасу:

— Сорок пять рублей! Это насмешка! — сказал он, пряча деньги в карман.

— У меня нет больше. Я дам вам еще вот это. Он стоит двести рублей, за него всегда дадут сто. Возьмите его! — она сняла с руки браслет и протянула его.

Косяков жадно схватил драгоценное украшение и стал его рассматривать.

Елизавета Борисовна с отвращением взглянула на него и горячо сказала:

— Я не спорю, мне огласка тяжела, но проиграете вы, вы одни. Ах, да вы и сами это знаете!

— Сладка месть, madame! — ответил Косяков и, кладя браслет в карман, сказал: — Хорошо, я уговорю компанию, и она согласится отстрочить. Я уговорю (он прикоснулся к своей груди), и она согласится на ваши условия. Мы все сосчитаем, но, — и он поднял корявый палец, — больше уже не допустим просрочки! Ни одного дня!

Елизавета Борисовна воспряла. Глаза ее блеснули благодарностью.

— О, ни одного часа! — сказала она с убеждением. — Только не сто рублей в неделю. Это так много!

Косяков поправил на носу пенсне.

— Я буду просить вас в следующую субботу прийти в наш городской сад. Днем, как и ранее. Имею честь кланяться, madame! — он галантно поклонился, высоко поднял фуражку и, склонив под нею свою голову, пошел по лесной тропинке.