Пантелеймон Романов - Русь (Часть 1) Страница 34

XXIX

Как-то вечером мужички собрались около избы Захара Алексеича потолковать, чтобы как-нибудь выйти из неопределенного положения, бесконечного ожидания чего-то.

Пока не подошли все, общего разговора не зачинали и, по обыкновению, молча вертели папироски и молча закуривали друг у друга.

- Ведь вот, не подвернись этот чертов бугор, сейчас бы возили себе навоз и знать бы ничего не знали, - сказал кто-то.

- Коли бугра бы не было, так другое что-нибудь подвернулось бы...

- Да, видно, своей судьбы, и правда, на коне не объедешь, - заметил кровельщик, сняв с головы и рассматривая свой картуз. Он всегда верил в какие-то сверхъестественные и внешние силы и в то, что уж если есть, то так и будет, - этого не изменишь. И все, что в силах человек сделать, - это только по приметам заранее узнать, что его ожидает.

Все некоторое время молчали и уже хотели было перейти к разговору о переделе, но тут Степан что-то сказал про свои хорошие места.

- Да что это за места такие? - крикнул почти с досадой кузнец, как голодный человек, которому уши прожужжали про сытый край, а толком ничего не объяснили.

Степан вздохнул и покачал головой.

- Кабы хорошие места найтить, так горя б не видать, - сказал он, не глядя на кузнеца, который с нетерпеливым раздражением смотрел на него и ждал.

- Там, милый, все хорошо. Земля свежая, сильная, работы не просит. А прямо срубят лес, поскребут еловыми сучьями, и вырастает рожь, что человека не видать.

- Человека, говорят, не видать, - сказал маленький Афоня, повернувшись к длинному Сидору, с которым они, как всегда, стояли в сторонке.

- И собирают, говорят, по два урожая в год, - продолжал Степан.

- По два урожая?!

- И все там у них есть, готовенькое: в лесах орехи всякие, ягоды. У нас тут сады надо разводить, да смотреть за ними, да ухаживать...

- Да еще ни черта не выходит... - вставил кто-то.

- Да, - продолжал Степан, - а там все готовое господь посылает, исхитряется, и на всех хватает.

- По скольку на каждого приходится? - спросил Иван Никитич, пересевший поближе к рассказчику, как бы боясь упустить необходимые данные.

- Чего по скольку? ежели тебе нужно, пошел и достал.

- А ежели он мое достанет?

- Там, милый, этого нету - свое да мое. Зверья в лесах сколько хочешь, рыбы сколько хочешь. Все и твое и мое.

- Да где они, хоть в какой стороне-то? - спросил опять нетерпеливо кузнец, как будто он сейчас готов был в чем есть бежать туда, если ему объяснят толком.

- Кто ее знает, говорят, - туда подались, - отвечал Степан, махнув рукой направо, через голову сидевшего около него Ивана Никитича.

Кузнец и Фома Коротенький посмотрели направо.

- Трудно уж очень их найтить-то,- сказал Степан, грустно покачав головой,- хоронятся они от трудового народа. А ежели найдешь, все равно на одном месте целый век не просидишь.

- Не просидишь? - переспросил Иван Никитич.

- Нет. Народа не любят. Рассказывал мне один человек, нашел их...

- Нашел все-таки?

- Да. Так сначала, говорит, леса были, зверь всякий, рыбы сколько, и земля почесть сама рожала. Только леса повыжгут, сучьями этими покарябают, и готово.

- Вот это земля! - сказали все.

- А рыбу, говорит, не хуже нашего, отравой травили, неводами ловили. Первое время возами гребли.

- Ах ты, черт!

- Да, а потом, говорит, прошло лет пяток, что, говорит, куда делось! Голое все стало, рыба перевелась, зверь убег.

- Опять вроде нашего, значит? Что за причина?

- Та и причина, что не любят эти места народа, - сказал Степан, разминая какой-то ремешок на колене.

Все стояли молча вокруг него, уныло глядя на этот ремешок.

- Больше, говорят, пяти лет не выдерживает.

- Хоть бы пять лет попользовался, чтоб сама рожала, не гнуть бы спину.

- У нас вот тоже, - сказал Софрон, - мужики землю купили, так первые три года без навозу, без всего рожала, а потом с чего-то вся зачиврела и сошла на нет.

- Все-таки три года! Ведь вот находят люди.

- Судьба, милый, судьба, - сказал кровельщик, - ежели тебе в чем-нибудь не судьба, так хоть ты лбом разбейся, все равно ничего не будет.

- Может, слова нужно какие знать? - сказал Фома Коротенький.

- Ежели на плохие места попал, то тут хоть какие слова знай, все равно, видно, ничего не будет, - сказал Андрей.

- Что тебе господь положил, над тем и трудись, - сказал Тихон, долго молчавший, стоя сзади всех, опершись грудью и седой бородой на свою высокую палку и ни к кому не обращаясь. Кузнец с раздражением оглянулся на него, с досадой плюнул и ничего не сказал.

- Господь повелел от трудов своих и от земли кормиться. И где ты родился, там и умирай.

- Да, черт! - вскрикнул, не выдержав, Захар, - как же от нее кормиться, когда она на нет сошла и не родит ничего?

- Там и умирай! - повторил как бы про себя старик Тихон, и глаза его, не обращая внима-ния на Захара, смотрели вдаль, где синели полосы дальних лесов.

- А какой там народ-то? - спросил у Степана Фома Коротенький, которому хотелось дослушать до конца.

- Народ там всякий, только совсем другой, - ответил Степан. - Мы вот, скажем, навоз нынче не возим, потому боимся, как бы мои труды соседу не достались. А там этого не боятся: ты за меня, я за тебя...

- А сам за себя никто... - подсказал Сенька.

- ...И вот, милый, живут все дружно, по справедливости, - говорил Степан ласково. Он сидел в середине всех на завалинке и говорил это, ни к кому не обращаясь, а глядя в пространст-во. И лицо его было такое ласковое, умиленное и светлое, точно он видел перед собой не бугры, изрытые рвами, а эти хорошие места, где все хорошо и все люди хорошие и справедливые.

- И судить там тоже не судят. Если докажешь, что тебе нужно было украсть, потому что у самого нету, то тебе сейчас выдадут без всякого разговору.

- Это мое-то кровное выдадут? - спросил беспокойно Иван Никитич, отшатнувшись от Степана и с изумлением глядя на него.

- Какое твое кровное? - сказал, не понимая, Степан.

- К примеру говорю. Ежели у меня украли, то мое и отдадут?

- Нет, из общего.

- Из общего, это пускай. Только моего не касайся.

- Эх, кабы разбогатеть, мы бы и тут такие хорошие места устроили, что беда... - сказал Николка-сапожник, ударив себя сложенным картузом по колену.

- Устроим! - сказал зловеще Захар, посмотрев на усадьбы.

- На старом месте не устроишь, свежее надо, - сказал кто-то, вздохнув.

- Там все на свежих местах делают, - сказал Степан кротко, - там из-за бугра судиться не будут, а как перестала земля рожать, сейчас и переходят на свежее место.

- А часто переходят? - спросил Иван Никитич.

- Часто, - ответил Степан, - как земля начнет сходить на нет, так переходят.

- Это пока тут соберешься, у них и там все на нет сойдет, - сказал в нетерпении кузнец.

Все замолчали и долго сидели. Сумерки уже спустились над деревней. Роса сильнее пала на траву, и ребятишки уже привязывали к ракитам около изб лошадей, чтобы ехать в ночное. А мужики все сидели на завалинке, на бревнах и думали о такой земле, где работа легкая, всего много, рубежей никаких нет и работают все друг на друга, как братья.

XXX

Дмитрий Ильич, ушедший часа на два, как он сказал, к Валентину Елагину, бесследно пропал, и Митрофан в первый раз очутился в таком положении, где он должен был проявлять инициативу.

Плотника и столяра он привел, как было приказано, и велел им подождать около кухни, так как хозяин сейчас должен был вернуться.

Плотники, сбросив с плеч свои мешочки и ящички с инструментами, присели подождать и покурить, а Митрофан пошел ходить по двору с тем своим обычным видом, с каким он обычно ходил, точно искал что-то.

Предстояло привести усадьбу в хорошее состояние. Для этого нужно было произвести мелкий ремонт, вроде починки двери и карниза, потом поправить и кое-где заново поставить балясник, посбросать грачиные гнезда с берез и разделать цветник.

Чем больше Митрофан ходил, тем больше набиралось дела. Приняться за все сразу, как он обыкновенно делал, здесь не было никакой возможности. Поэтому, походив, покурив на чурбач-ке около каждого дела, он наконец встал, поплевал на папироску и на руки, потерев их одна об другую, и сделал плечами такое движение, как будто перед началом дела расправлял члены.

Начал он с самого легкого и веселого - со сломки. Ребятишек заставил лезть на гнезда и разорять их, а плотников - ломать балясник.

- Вот тут и вам кстати работа пока найдется, - сказал он плотникам, позвав их к балясин-ку, - а тем временем и хозяин подойдет.

- Это можно, - сказали плотники, сбросив на траву с плеч свои кафтанишки и тоже поплевав на руки, - работа веселая; строить охотников не найдешь, а ломать - все с удоволь-ствием.

И правда, когда они, затянув дубинушку, стали раскачивать подгнивший на своих столбах решетчатый балясник, с деревни, увидев, что тут ломают, прибежал Андрюшка босиком и в фартуке, карауливший соседний сад, потом мальчишки, и стали работать всем народом.