Дмитрий Красавин - Микеланджело из Мологи Страница 35

Пару остановок он вел автобус молча и, наконец, восстановив душевное равновесие, не отрывая глаз от дороги, ответил "тетке":

- Запоминай. Григорьева Марфа Ильинична, подруга моей матери. Как заедешь в Юршино - шестой дом слева, наличники на окнах голубые. Скажешь, мол, Славка просил помочь. Я к ней завтра с утра сам заеду, привезу закатку для банок, что прошлой осенью обещал.

- Значит, тебя Вячеславом звать?

- Ага.

- А меня Светой, - представилась "тетка".

Они еще немного поговорили о погоде, о светлом будущем Рыбинска, а на конечной остановке в Переборах условились, что Света непременно дождется завтра утром Вячеслава и никуда из дома Марфы Ильиничной до его приезда не исчезнет.

От Перебор до Юршино посланницам Блинова помогли добраться двое колхозников, возвращавшихся на телеге домой из Веретья. О женщине, похожей по приметам на мать Насти, они ничего толком сказать не могли. Может, и заезжала к кому на селе. Ноне, в связи с переселением, много незнакомых людей туда-сюда мыкается. Марфу Григорьеву они знали хорошо и доставили своих пассажиров прямо к ее дому.

Весь остаток дня до ужина Настя с "теткой" в сопровождении Марфы Ильиничны ходили по домам колхозников с расспросами. Попутно, как водится, разговаривали и о жизни в целом, и о переселенцах из Мологи, и о потрясшем деревню прошлой осенью пожаре, в огне которого сгорела местная контора НКВД. Свидетелями пожара была почти половина жителей деревни. Каждый добавлял свои подробности. Иногда сведения, полученные от одного очевидца, противоречили рассказу другого, но в целом картина вырисовывалась довольно четко.

За ужином, когда вернулся с работы муж Марфы Ильиничны, Григорьев Савелий Яковлевич, гости выложили на стол хозяйке привезенные якобы из-под Пскова сыр и колбасу, а также коробку московского печенья. Хозяйка растрогалась от такой щедрости, достала из буфета домашнюю наливочку, и разговор о пожаре, как о самом ярком событии последних месяцев, вспыхнул с новой силой.

- Если бы не Юрка Зайцев, пасынок Конотопа, то мологжане всю б деревню пожгли, - убежденно стучал кулаком по столу Марфин муж.

- Да, с такими героями нас никто не одолеет, - вторила ему "тетка".

- Я сам видел, как они от арестантской к центру деревни бежали, а Юрка из нагана с колена обоих уложил. Потом подошел. Видит, шевелятся, и со злости еще по пуле каждому всадил. Один двоих, как гадин, раздавил.

На этом месте рассказа Марфин муж отодвинул в сторонку стакан с чаем и, прижимая ноготь большого пальца к столу, показал, как пасынок Конотопа давит мологжан.

- Потом Юрка крикнул: "За мно-ой!" - разгоряченный воспоминаниями и наливочкой, продолжил рассказ Савелий. - Бросился в огонь спасти своего отчима, а у того уже нож в сердце торчит, и только рукоятка от жара качается.

"Тетка" в восхищении взирала на Марфиного мужа, как будто это он сам, а не Юрка Зайцев, бросился в пылающую избу.

Вспомнив про нож в сердце Конотопа, Савелий из уважения к личности погибшего чекиста отпустил голову на грудь и трагически, исподлобья оглядел присутствующих дам.

Дамы по очереди потупили взоры.

Возникла пауза.

- А кто ж диверсантов-мологжан из арестантской выпустил? Или охрана с ними заодно была? - наконец нарушила затянувшуюся минуту молчания "тетка".

Савелий поднял голову, тяжело вздохнул и пояснил:

- Главарь ихний - художник из Мологи.

- А с ним что?

- Убег. Увидел, как Юрка его подельщиков пристрелил, испугался и убег.

- И никто не мог догнать?

- Так его ж никто не видел! - раздосадованный женской непонятливостью, вспылил Савелий. - Как тут догонишь? Хитрым, бестия, оказался.

На следующий день с утра, когда Марфа Ильинична еще занималась в хлеву со скотиной, а Савелий после вчерашней наливочки сладко посапывал на лавочке в горнице, Светлана записала на клочках бумаги показания и фамилии опрошенных ею свидетелей и зашила бумажки в подол платья. Настя в это время дежурила у дверей, чтоб никто случайно не застал "тетку" за ее занятием. Потом они попили предложенного Марфой Ильиничной молока, отведали пшенник и, не дожидаясь приезда Вячеслава, пошли искать попутчиков, чтобы поскорее вернуться в Рыбинск, а оттуда отправиться на Слип: "поспрашивать о Настиной матери у ее земляков-молгожан". В саму Мологу им хозяйка ехать отсоветовала - не ровен час, поймают наркомвнутдельцы, разбираться долго не будут, определят в "Волглаг", и никому ничего не докажешь.

О предстоящей встрече с земляками на Слипе, в Новой Мологе - как называли это место корреспонденты, Настя думала с замиранием сердца. Возможно, удастся поговорить с кем-то из подруг. Интересно узнать: кто куда пошел учиться или работать после окончания семилетки. Да и увидеть своими глазами, как строится социалистический город будущего, о котором уже сегодня с таким восторгом пишут газеты, было более чем любопытно. Наверное, и клуб, и кинотеатр современный запроектированы. И школа, и техникум... И все это уже переносится с чертежей на строительные площадки... И все это она скоро увидит!

От избытка переполнявших ее чувств Настя по дороге от автобусной остановки до пристани даже подпрыгнула несколько раз на одной ножке, чем несколько озадачила Светлану: для потерявшей мать дочери такая резвость совершенно неуместна. А если кто наблюдает за ними?

Однако "теткины" беспокойства оказались напрасны. Радость от предвкушения встреч с "обласканными заботой партии" одноклассниками и подружками улетучилась быстрее, чем Настя и Светлана добрались до района застройки. Уже на перегруженной "Пчелке", умудряющейся еще тянуть за собой от Рыбинска до Слипа набитый людьми и повозками паром, из разговоров пассажиров начала вырисовываться довольно мрачная картина быта переселенцев. Одна женщина жаловалась собеседнице, что третий раз ездила в Рыбинск, чтобы попасть на прием в горисполком и добиться разрешения на перенос отведенного ей под застройку участка поближе к участку матери (в Мологе дома стояли рядом, а при нарезке участков на Слипе чиновники разбросали их по противоположным концам поселка). Два раза, простояв по пять часов в очереди, она на прием не попала. Чиновники принимают мологжан только по понедельникам и четвергам с 10 до 13 часов. Пришлось ночевать перед зданием исполкома, чтобы на третий раз быть в числе первых. Сегодня, наконец, удалось поговорить с начальником отдела, но безрезультатно - он же еще и отругал женщину за то, что своими дурацкими просьбами об изменении плана застройки она только отвлекает внимание занятых государственными проблемами людей. Ее собеседнице "повезло" меньше: она на прием не попала. Придется ехать в Рыбинск еще раз, чтобы определиться, куда везти сваленные после сплава на берегу Волги бревна ее дома. Не менее безрадостными были разговоры других пассажиров. Кто-то печалился, что полученные от государства в качестве льготного займа деньги все истрачены, а дел еще невпроворот. Кто-то вспоминал, как прошлой зимой, переходя по льду Волгу, утонули отец и двое сыновей. А всего, сказывают, за зиму двенадцать человек в полыньи затянуло. У берегов реки в районе переправы лед зыбкий. Чтобы безопасное место найти, надо крюк в несколько километров делать. А люди спешат. Мороз подгоняет. Идут, где ближе. Зимой темнеет рано, светает поздно. Другой раз в темноте идут, на ощупь. Где она, полынья, из-под снега явится своим черным зевом? Поди, угадай. Одна интеллигентного вида дама утверждала, будто ей известно из достоверных источников, что Мологу передумали затапливать, но разбирать уже поставленные на Слипе строения и обратно вверх по Волге тянуть до Мологи никто не позволит...

На месте застройки Новой Мологи ни театров, ни школ, ни техникумов , ни больших фундаментов под общественные постройки Настя не увидела. Не увидела она и рядов электрических фонарей. Не увидела и тротуаров, которые несуществующие фонари должны были освещать. Вместо дороги между домами петляла развороченная колея. Повсюду виднелись лужи: глинистая почва никак не хотела впитывать оставшиеся с весны вешние воды. Впритык к разбросанным по разные стороны колеи домам, жильцы разбили огороды, но зелень на них была чахлой и низкорослой. Большинство домов еще не были собраны. Тут и там мелькали знакомые лица. Настя не помнила или не знал большинства имен, но со всеми мологжанами одинаково вежливо здоровалась. Наконец, возле груды сваленных сбоку от колеи досок она заметила свою школьную подругу, Зину Акаткину. С коромыслом и двумя ведрами Зина собиралась идти за водой в деревню Лосево (1,5 км. от Слипа), так как ближе никаких колодцев с питьевой водой не существовало. Подруги обнялись. Настя, с разрешения "тетки", тут же вызвалась помочь Зине, а "тетка" осталась поговорить с Зининой матерью.

Несмотря на юный возраст подруг, разговор по дороге до Лосево и обратно они вели взрослый. Груз забот, взваленный на их плечи, напрочь вытеснил из еще детских головок все мысли о шалостях, играх и проказах. Все это осталось далеко-далеко, в нереальной, почти не существующей уже Мологе. Семилетку Зина не смогла закончить - всю весну пришлось помогать матери с переносом дома. Скотину на Слип перегоняли дней десять. Вещи из Мологи только за три ходки перевезли. А главное - строительные работы. "Волгострой" коробку помог поставить, а дальше все пришлось делать самим47). Шутка ли, двум женщинам такой объем работ осилить! Тут уж не до школы. Да и тем, у кого семьи побольше, забот с переселением хватает на всех. Из общих знакомых весной в школу никто не ходил. Удастся ли окончить семилетку на следующий год? Скорее всего, что нет. Корову пару недель назад сдали на мясо, так как для ее содержания нужны хорошие выпасы, а тут кругом почва глинистая, трава скудная. Деньги от продажи коровы все на дом ушли. А чем питаться без коровы да без огорода (разве здесь на глине что путное вырастет?), неизвестно. Работы поблизости никакой нет. Придется в Рыбинске устраиваться. А туда зимой через Волгу пешком часа два дороги да обратно столько же... Настя тоже начала было рассказывать подруге, как они с матерью ютились зиму у тетки, как с хлеба на воду перебивались, но осеклась: рассказывать правду, что мать осталась в деревне, было нельзя, а обманывать подругу она не хотела. Вернувшись через час с водой к дому Зины, они посидели минут десять на завалинке, поплакали на прощание. Настя с "теткой", уже побеседовавшей к этому времени с некоторыми из переселенцев и получившей информацию о личной жизни и работе застреленных в Юршино мологжан, отправились назад на пристань, а Зина осталась со своей матерью "строить город будущего - Новую Мологу48)".