Спокойной ночи - Алексей Редькин Страница 35

Тут я задумался. Быть может он такой как раз из—за того, что он нуждался в матери? Но станет ли ему легче, если я незаметно подкину её замену? Точно не знаю, но очень сильно на это надеюсь.

– Завтра сходим к ней, – прошептал я, когда вокруг уже неприятно запахло сыростью.

– Хорошо, – с трудом ответил Сора.

Когда все Слёзы выплакались, я провёл Сору в ванную. Он промыл глаза холодной водой, а я снял сырую футболку и одел чистую. После этого мы пошли, приготовили зелёный чай, выпили в тишине, да и разошлись по койкам.

Лёжа на диване, я смотрел на потолок.

Не уверен, что это лучшая идея. Лгать им двоим – отвратительно. Может было бы лучше, если бы я всем сказал всё так, как есть. Горькая правда лучше сладкой лжи. Но всегда ли? Уместно ли это в случае, когда два психически слабых человека невыносимо страдают? Слишком сложный вопрос. Думать долго над ним я не могу. Чем больше времени идёт, тем сильнее их жизни угасают и теряют первозданный истинный облик. Соре нужна мама. А тёте Бритни – сын.

И с того дня чудовище продолжает меня преследовать. Питаться мною оно больше не способно, но я стал отличной игрушкой. Игрушкой, с которой можно делать всё что только пожелаешь и всё равно она будет цела. Так оно и дёргает за ниточки, сплетённые вокруг меня.

Но пора осознать, что мне не плевать на то, что чудовище творит со мной. Пора разорвать нити, спасти себя и всех, кто находится рядом со мной. Пускай уничтожить его нельзя, но можно освободится от его власти.

23 декабря

Утром мы как обычно смастерили несложный завтрак, съели его. После этого мы снова разошлись по комнатам. И так до вечера мы с Сорой не виделись. Он всё время сидел у себя в комнате. Его понять можно. После того, как я соврал, что познакомлю его с мамой, он наверняка старается подготовится к этой важной для него встречи.

Я тоже готовился к этому. Как никак, а всё это подстроил я. Лишь бы всё прошло успешно. Тогда счастливыми останутся все.

В половину первого я вышел на прогулку. Прогулялся, по прилегающим районам, нашёл пекарню. Там я купил булочку с корицей и по дороге счавкал её.

На пути мне повстречались две девчонки. Сам я не придал этому никакого значения, пока они не стали пристально вглядываться в моё лицо.

– О, погодите, – остановила меня одна из девиц. – А мы с вами раньше не виделись?

Вторая подошла и тоже вгляделась в моё лицо.

– Точно! Мы ведь гуляли вместе летом. С вами ещё был паренёк с длинными розовыми волосами. Помните?

Только после уточнений второй я понял кто они. Если бы они меня не узнали, я бы никогда не догадался, что это те весёлые девчонки.

– Да, вы правы, – с неловкой улыбкой ответил я им. – В Золотых садах?

Девочки расхохотались.

– Именно! – в унисон произнесли они.

– Это ведь так далеко… Не думал, что вы проживаете где-то здесь.

– А мы здесь и не проживаем, – с лисичьей хитростью опровергла мои слова одна из них.

– Тогда что же вы здесь делаете?

– К подружке идём. У неё день рождения, – девушка пониже показала пакет, который всю дорогу держит в руке.

– Понятно. Ну, хорошо вам отметить.

– Спасибо. Если хочешь, можешь с нами пойти, – сказала одна.

– И друга своего приведи, – дополнила вторая.

– Учту ваше приглашение. Если сможем, придём.

– Ага, – после этого девица пальцем указала на второй от поворота на лево дом. – Мы там будем.

Я ответил кивком.

Они помахали ручками на прощание и широко улыбнулись. Я ответил им тем же. Медленно выдохнув, я сдвинулся с места.

Вернувшись, я засел в зале. Всё, что было рядом это белое пианино друга. Сперва у меня появилась мысль сесть и потренироваться в игре, но поднеся пальцы на четверть метра от белоснежных клавиш, я передумал. Для меня эта идея мигом показалась плохой.

Ну так и весь день. За пианино не садился, музыку не включал, из дому больше не выходил. От силы прогуливался из зала до кухни, да обратно.

Время доходило до девяти часов. Я уже успел приготовить яичницу и поесть в одиночестве, рассматривая серый пейзаж за окном.

Не смотря на всё, время не проходило скучно. По сотни раз обдумывал все за и против своей идеи. Что, честно сказать, глупо. Я ведь уже всё принял и положил начало. Идти назад было нельзя. Как бы это было? Сора, прости, но вчера я соврал тебе и твою мать я не нашёл. Да и она на самом деле мертва. Неловко вышло, правда? Нет. Поздно уже.

Я услышал, как в дали открылась дверь. Через пару секунд на горизонт вышел Сора. Тихонько он вылез из угла и подошёл ко мне. Подошёл и присел рядом.

– Я готов, – тихо сказал он.

Я кивнул. Залпом опустошил стакан воды, помыл посуду и собрался. Сора за это время позвонил водителю.

Мы выбрались из квартиры, сели в уже ждущую нас чёрную Шервале.

Во время поездки Сора выглядел встревоженно. Это нормально. Внутри него сейчас бушует страх. И ведь даже нельзя этот страх сформулировать в нечто конкретное. По крайней мере, человеку, испытывающему ураган в сердце, очень сложно увидеть, что же находится внутри всего этого бедствия.

Я представил себя на его месте. Ужасное время ожидания этого момента, словно высасывает из тебя все силы. И чем ближе подходит время, тем сильнее оно растягивается, чтобы продлить нытьё в груди. Это жестоко и от этого некуда скрыться.

И метр за метром мы приближались. Временами машина останавливалась на светофоре, но, как и от приближения, лучше не становилось. Сомневаюсь, что хоть что-то могло успокоить душу Соры. В такие моменты иначе как испытывать волнение и тяжесть в груди попросту невозможно. Обязательное условие.

И вот машина остановилась. Около пяти метров было между машиной и дверью ничем не примечательного магазина.

Сора глубоко выдохнул. Так выдыхают, чтобы изгнать из головы все страхи, что так усердно шепчут тебе на уши.

– Всё пройдёт хорошо, – тихо подбодрил я друга.

Ответил он лёгким кивком. Затем схватился за ручку и открыл дверцу. Я вышел в месте с ним. Водитель никуда не уезжал – продолжал молча сидеть за рулём.

Мы с Сорой стояли возле дверей магазина. Самые обычные – даже родные – для меня двери, которые я видел на протяжении последних лет. Но не для Соры. Он здесь никогда не был. И для него они не были обычными. Для него эти двери – нечто отделяющее его от важного ему человека.

В конце концов я