Геннадий Николаев - Вещие сны тихого психа Страница 36

К доктору мы заявились, как пара молодоженов со своими проблемами. Он велел мне лечь на диван. Затем на мою голову был водружен блестящий металлический каркас с проводами, к ним доктор подсоединил какой-то прибор с ручками настройки. Прибор включил в сеть. Галя села в кресло, которое к нашему приходу доктор освободил от книг и придвинул поближе к дивану. Доктор взял мои тетради, передал Гале, а мне в руки сунул пультик с кнопками, показал, на какую нажимать, если я решу что-то стереть из моей памяти. Галя стала бегло читать, пропуская философию, останавливаясь лишь на конкретных эпизодах. Я лежал с закрытыми глазами. Прибор на голове никак себя не проявлял, никаких неудобств или неприятных ощущений. Эпизод за эпизодом, по мере чтения, оживали в памяти как картинки какого-то приключенческого фильма. Вот Байкал, пещера, муравьи, Валентин, Папа с Толиком, огненный столб над утесом, пьяные солдатики, чудная песня, перелет из Иркутска в Москву, смерть Толика... Как можно всё это вычеркнуть из памяти?! Я пропускаю, кнопка остается нетронутой... Обезьянки, трогательная пара обреченных детей, наши с Галей хлопоты, борьба за их жизнь - оставляю! "Контур" - Папа, Валентин, поседевшая Галя, в один миг "заснувшие" коровы, моя белая лошадка, овцы, куры... Оставляю! "Досочка" в милицейском участке - начало всех начал, спасение меня Галей - да разве имею я право вычеркивать это из памяти - оставляю! "Фотографы", их нежданный "визит" - вот тут я нажимаю кнопку: ко всем чертям! Франц и Джильда - туда же! Доктор поглядывает с недоумением, дескать, стираешь несущественное, а главное оставляешь. Галя монотонно читает, не обращая на меня вообще никакого внимания. Кажется, ей важен не процесс, а результат, поставить точку в ее напряженной программе.

Итак, чистка завершена, все довольны, доктор приглашает к столу - на пятачке среди книг и бумаг расставлены закуски, рюмочки, в центре синяя ракетообразная бутылка "Горбачевской". Мы выпиваем за успех "операции". От денег доктор Герштейн отказался наотрез. Мы ему симпатичны как люди, как друзья, а с друзей он не берет! Единственное, о чем просит, - сделать ксерокопию моих записей и оставить ему на всякий пожарный случай, мало ли что...

Рано утром я проводил Галю в аэропорт, по ее совету тетради захватил с собой в полиэтиленовом пакете. Галя оставила мне денег, достаточно для жизни. И еще добавила на тот случай, если и мне потребуется прилететь в Москву. Жить, как она сказала, будет у Маришки Геллер, ее школьной подружки, и дала номер телефона. Маришка сейчас в Израиле, у родителей, квартира всё равно пустует...

И перед самым прощанием, когда уже объявили о начале регистрации, я, к своему величайшему удивлению, стал уговаривать Галю вернуться в Россию, но не в Москву, там всё выжжено, а на Байкал, в Баргузин, где жили братья Кюхельбекеры. Галя странно посмотрела на меня и неожиданно легко согласилась: хорошо, она обдумает этот вариант, а пока... Пока мы расстались. У меня остался горький, тревожный осадок от ее стремительного приезда и отъезда. Сомнения грызли меня с прежней силой, но страха - не было. Я - человек, победивший все страхи! Именно это я сказал на следующий день доктору Герштейну. Он напомнил про ксерокопии и добавил, что лучше бы назвать тетради именно так, как я сказал: "ЧЕЛОВЕК, ПОБЕДИВШИЙ СТРАХ". Доктор Матцке был бы в восторге! Но мне это казалось выспренным, с большой претензией, к тому же, помнится, такое название уже где-то мелькало. Я убежден, что человеку никогда не суждено победить страх. Тем не менее я поблагодарил доктора за ценный совет.

Я сделал ксерокопии, отнес доктору. Он снял оттиск с моей ладони, мельком глянул на него, сунул в одну из папок. Как бы между прочим передал привет от доктора Матцке и сказал, что они готовы принять меня при первой же необходимости. Меня, честно говоря, это озадачило. "Доктор, - сказал я, - а разве мы не закрыли дело пациента по фамилии Бродь-ягин?!" Он засмеялся, потрепал меня по плечу, что, конечно, не могло успокоить меня. "Почему вы уклоняетесь от прямого разговора? - спросил я с раздражением. - Могу я, наконец, знать точно, псих я или уже не псих?!" - "Голубчик, сейчас я тщательно изучаю ваши записи, вы не нашли в себе силы отказаться от прежних страхов, оставили всё в прежнем виде, поэтому гарантий вам я дать никаких не могу. Всё будет зависеть от вас и вашей энергичной супруги..." Он протянул руку, показывая, что разговор окончен, но он остается моим другом и... лечащим врачом! На прощание он попросил меня приносить ему копии новых записей, я, естественно, обещал. По его просьбе я дал ему московский телефон Гали - на всякий случай...

Вечером, после десяти по местному времени, чтобы сэкономить на телефонных разговорах, я позвонил Гале по номеру ее школьной подруги Маришки. Мне ответил мужской голос - по начальственному тембру, по четкости я тотчас узнал голос Валентина. От растерянности чуть было не выронил трубку, но голос там встряхнул меня: "Кто говорит? Что вам угодно?" Я сказал, что хотел бы поговорить с Галей... И тут услышал, как где-то там, недалеко от Валентина, она спросила: "Кто это?" И ответ - ей и мне в трубку: "Какой-то псих..." Они, там, засмеялись, связь оборвалась. Я отошел от телефона, свалился на кровать. Но тотчас вскочил и принялся снова и снова набирать тот же номер - телефон там молчал, трубку не снимали... Мне вспомнилось видение: Байкал, пещера, палатка, внутри, распластавшись на земле, Валентин, на нем верхом - Галя. Оба - голые, влажные от пота, в последних судорогах страсти... Еще один ВЕЩИЙ СОН...

Глубоко за полночь, измученный тщетными попытками дозвониться, я, не раздеваясь, прилег на тахту. Нет, не о Гале думал я - о своей исковерканной жизни. "Физики и лирики" - когда-то модная игривая формула теперь оборачивалась своей жестокой стороной. Романтика молодости, по закону "равной реакции" сэра Исаака Ньютона, превратилась в идиотизм "зрелого реализма" со всеми вытекающими отсюда последствиями. Машина или барабан СТРАХА затащили меня на свою орбиту. Возможно, БОЯЗНЬ ЖИЗНИ вообще, без занудного анализа. БОЯЗНЬ новых, непредсказуемых поворотов, взрывов, этих чудовищных ЧЕРНЫХ ДЫР... Но ведь именно КОСМОС, ЧЕРНЫЕ ДЫРЫ, ВИХРИ создали всё СУЩЕЕ и нас в том числе! Создали, подняли из ТЬМЫ и двигают дальше, по СПИРАЛИ ЭВОЛЮЦИИ. Мы что, слепые орудия СТРАХА?! Изобретатели копий, стрел, мечей, арбалетов, катапульт, пороха, динамита, атомных и водородных бомб... Если это так, то почему столь живуч в нас пещерный страх?! Если мы - дети чудовищных амбивалентных процессов. Чего бояться, коли ДУША всё равно, рано или поздно, очутится в точке ОМЕГА, где вольется в ЦЕНТР ПСИХИЧЕСКОЙ ЭНЕРГИИ для будущей новой жизни! Жизни СВЕРХЧЕЛОВЕКОВ!

Странно, но мысли эти успокоили меня, и я уснул. Утром принял душ, позавтракал, отобрал книги - это было самое трудное дело. Хотелось взять целый шкаф, но выбрал лишь те, что, как мне казалось, пригодятся до конца дней моих: Вернадский, Спиноза, Швейцер, Эйнштейн, Чижевский, Мечников, Ницше, Эккерман ("Разговоры с Гете"), Сахаров ("Воспоминания"), Библия, Тейяр де Шарден, Бунин, Фрэзер ("Золотая ветвь"), Фрейд, Винер, В. Кюхельбекер, Иосиф Флавий ("Иудейские древности"), Геродот, "Фараон" Пруса, томики Толстого, Чехова, Пушкина, Т. Манна ("Иосиф и его братья")...Чемодан мой на колесиках стал почти неподъемным. Сходил снять копии с последних страниц - вот этих самых. Далее дописываю на ксерокопии: несу доктору, суну в почтовый ящик, чтобы не беспокоить лишний раз хорошего человека. Вернусь домой, пересчитаю деньги должно хватить. До Москвы, а "далее - везде"...

ПОСЛЕСЛОВИЕ К ТЕТРАДЯМ БРОДЯГИНА

На этом записи обрываются. После прочтения и расшифровки их я не раз виделся с доктором. Оказывается, Марэн еще дважды звонил доктору. Сообщил о своем разговоре с Валентином, снова заверил доктора, что абсолютно здоров, полностью победил страх и, чтобы доказать себе, что ничего не боится, перед сном выходит погулять возле дома, но, признался, тетради на всякий случай носит с собой... Однажды, это был уже март, все цвело и благоухало, словно это не Германия, а Южный берег Крыма, Марэн вышел на свою полуночную прогулку и едва отошел от дома, как возле него, по рассказам трех бессонных старушек, ведущих свое наблюдение из окон близлежащих домов, остановилась машина, по версии одной старушки - белый "мерседес", по версии другой - зеленый "фольксваген". Но далее показания свидетелей абсолютно идентичны: кто-то из машины обратился к Марэну с вопросом, Марэн подошел поближе, вспыхнул огонек, как от зажигалки, Марэн упал, человек приоткрыл дверцу, взял из рук лежащего пакет, и машина быстро свернула в темный переулок. Старушки тотчас позвонили в полицию, через семь минут полицейские уже установили личность пострадавшего, а еще через пять минут Марэн был доставлен в клинику. Через двадцать минут доктор Матцке уже подключил действительно чудодейственную аппаратуру. Первое слово, которое Марэн произнес, когда его "вытащили", было - "ГАЛЯ". Утром доктор Герштейн позвонил Гале, она сказала, что немедленно вылетает. На следующий день она была уже в клинике... Доктор Матцке буквально вырвал Марэна из лап смерти. Промедли он, все усилия были бы бесполезны. Ну, а реабилитация прошла на удивление быстро и в полной мере, чему, кстати, сильно способствовала Галя. День и ночь она не отходила от Марэна и увезла домой, когда убедилась, что больше ему ничто не угрожает. У нее явно какое-то мощное поле, всё и все подчинялись ей. Через неделю, поставив его на ноги, она снова вернулась в Москву. Доктор Герштейн успокоился, был уверен, что у них наконец-то, после "удачного покушения", все будет в порядке. Но вдруг звонок Гали: она здесь, прилетела из Москвы, но Марэна нет, лишь записка: "Милая, родная, извини, не дождался тебя. Очень боюсь, как бы из-за меня не пострадала ты, поэтому, чтобы сбить их с толку, исчезаю - на некоторое время. Лечу в Москву, потом в Иркутск. Позвоню, когда выяснится, куда, когда и как. Хочу в Баргузин и в дацан. Очень надо!!! Наверное, я действительно псих. Но - тихий! Позвоню из Иркутска. Твой Бродяга".