Правила Лебядей - Елена Ровинская Страница 36

мать. И я знаю, что в самом деле не ощущаю себя их матерью… Но я их люблю. Господи, знал бы ты, как я их люблю… У меня все внутри плывет, когда я на них смотрю, когда я их запах чувствую. Когда я вижу в их чертах твои и мои… Какая разница – как именно они меня называют?.. Влад до сих пор переживает из-за того, как ты наорал на него после поцелуя. Я тебе клянусь, Дима, ты еще раз на них наорешь, я тебя яду в ухо накапаю.

Она обернулась, пытаясь различить в полумраке его лицо. И Дима был рад, что она не может видеть его как следует. Он рассмеялся, хотя от ее признания у него был ком в горле. Он сам себе места не находил, видя, как мальчик при виде него сжимается. Протянув руку, он обнял жену и притянул ее к себе ближе.

– Я сам себе накапаю, если еще хоть раз на них наору…

Он не договорил: внизу негромко хлопнула дверь и тут же, чихнул, заводясь мотор.

– Куда он в такое время?

Ангелина хмыкнула:

– Наш Заюшка нашел себе маму.

– Маму?

– Девушку, – рассмеялась она. – Даже на кладбище ездить каждый день перестал…

Поехавшее лицо

Алена долго не открывала.

– Подожди секунду! – крикнула она пять минут назад.

Олег терпеливо прислонился плечом к стене.

Они встречались месяц. Да, уже месяц. По молчаливому договору, у нее дома. Олег приезжал к ней в любое время. Приезжал без звонка, когда сам хотел. И Алена никогда не спрашивала, откуда он. Где он шатался и с кем. Просто открывала дверь и встав на цыпочки, обнимала его за шею. Словно он был ей мужем. Словно он имел на нее права. Словно она в глубине души понимала, что ни с кем он не шляется.

И потому пускала к себе, не задавая вопросов.

За эту роскошь, порой, приходилось платить «простоями». Мало ли чем она была занята? Черного петуха линчевала, заклиная духов продлить ей молодость? Разводила сухой помет крокодила редкой спермой горных козлов, чтобы сделать маску?.. Гадала?

Его сестра и Сонечка только этим и занимались. Олег не видел разницы между ней и ними. Алена была такая же гладкая, красивая и ухоженная и он просто не понимал, что значит быть бедным. Что значит иметь проблемы, которые нельзя «порешать».

Алена порывисто распахнула дверь.

– Прости, мой Маленький! Я думала, сегодня ты не приедешь.

– Не называй меня маленьким! Ты же Стэна «мой Гномик» не называешь!..

– Хорошо, мой Большой.

В квартире было темно, как в камере графини Батори. Олег потянулся к выключателю, Алена удержала его за локоть.

– Не надо, – прошептала она, тихо клюнув его губами. Они были горячими и дрожали. – Проходи в комнату.

В комнате сиротливо горела свеча. Пахло водкой и сигаретами. Не сомневаясь, что увидит сейчас «поехавшее» лицо, что на нее напали, ее избили, – Олег с такой яростью ударил по выключателю, что чуть не сломал его. Алена вскрикнула, закрыла лицо руками. Олег шагнул вперед, ухватил ее за запястья и заставил поднять глаза.

Ее лицо было красным. Распухшим. Но не разбитым. Олег перевел дыхание. Облегчение было столь резким, что задрожали колени. Он сам не знал, что бы сделал, если бы кто-то посмел поднять руку… Наверное, разыскал бы его, распял и сделал все то, что он сделал с Толстым. Только, живьем!

Всхлипнув, Алена прижалась к его груди.

– Олег, ну пожалуйста!

Он прижался щекой к подрагивающему затылку.

– Что-то случилось?

– Нет, я смотрела печальный фильм.

– Какой?

Алена замешкалась и вновь разрыдалась; согнулась в корпусе, зажав ладонью лицо. Ей было невыносимо думать, как она выглядит. В их отношениях она всегда была как бы главной, а он был маленьким мальчиком, засыпавшим лишь прижавшись к ее груди. Она любила его, вопреки своим правилам, предрассудкам и предпочтениям. Ей нравилось быть той Самой, с которой он успокаивался. Теперь же ей самой нужен был мужчина. мужчина, способный помочь ей и защитить.

Олег таким не был.

Не в силах сдерживаться, Алена рыдая опустилась на пол и спрятала голову между своих колен.

– Какой?! Да какая разница?!! – взвизгнула она, понимая, что все равно его потеряет и от отчаяния теряя остатки рассудка. – Ты просто сопляк, которого я пустила в свою постель и ничего больше! Какая разница, из-за чего я реву?!

Сегодня Хомяк довел ее до черты. Раз двадцать заставил переписывать текст сюжета и каждый вариант обосрал. В итоге, в дневной эфир сюжет не попал, а для вечернего был слишком уж тривиален.

Хомяк орал на нее, как Гитлер по радио. Орал и брызгал слюной. О том, какая она тупая. Бездарная. Никчемная… И к тому же шлюха. Что она, мол, пришла в спортивную, надеясь подобрать себе мужика. Но здесь – редакция, не публичный дом! И здесь бы пригодились ее мозги, а не сиськи!

Алена молча слушала. Слушала и смотрела. Хомяк охрип и заткнулся, но это не помогло. Остаток дня ее сторонились, словно чумную.

Конечно же, на работе она сдержалась, не плакала. У нее и раньше, порой, случались свары на ровном месте. Но в Греции все делалось проще. Вопрос решался у менеджера. Затем, менялись либо девушки, либо клуб.

Теперь же, когда ее невзлюбил сам «менеджер», Алена просто зависла в панике. Уволиться она не могла. Перспектив не было, деньги у нее не держались. Единственным вариантом виделось разменять квартиру, но Соня, к которой она обратилась, в надежде поговорить по этому поводу с Максом, уговорила ее «пока не дурить».

Алена прислушалась.

Стриптизерши редко бывают специалистками в экономике. Очень редкая девушка не может развести клиентов на нужное количество карт и получить мерокамота – свою плату за ночь. А если не сможет, квартиру оплачивает босс клуба, а телефон полон номеров. В любой миг тебя сводят поесть, что-то выпить и искупаться.

Греки – богатые. Сводить в ресторан, для них все равно, что угостить сигаретами. Одно большое пото (напиток) в ее клубе стоило сорок евро. Обед на двоих, к примеру, стоил около тридцати. Лежа в своей квартире, пропахшей всей безнадегой мира, Алена сама не заметила, как начала рыдать.

И конечно, именно в миг, когда она плакала, приехал Олег. И получил за все, застав ее такой слабой.

– Какая разница? – вопила Алена. – Ты просто парень, который приходит покувыркаться. Какая тебе разница, что именно я смотрю?! Господи, я в жизни своей не связывалась с детьми! Я тебя умоляю: закрой свой дурацкий рот! Я сама со всем разберусь!

Олег уже видел, как нечто подобное проходит у Ангелины. Она рыдала в подушку, не желая говорить, что случилось, и все мужчины напрягались, не зная, что предпринять. Он мудро воздержался от вопроса: «У тебя месячные?» И извинился за то, что он родился не в