Сказки о любви - Зульфия Талыбова Страница 36

– Да… Неужели это правда!? –воскликнула она. – Ты настоящий мудрец, Габи! Я бы не разобралась без тебя! Думаешь, я всё-таки умею любить по-настоящему?

– Конечно, умеешь, – он старался быть убедительным, – просто выбирай, кто тебе нравится, а не того, кто выбирает тебя. Ну, это вообще-то взаимно должно быть! Я имею ввиду, не надо дружить с тем, кому ты приглянулась, если не чувствуешь того же! Они изначально тебе неприятны, а ты игнорируешь себя истинную, и продолжаешь с ними дружить, но неприязнь увеличивается, а потом, накапливается настолько, что ты готова их уничтожить…

– А я думала, что это страсть такая, но на самом деле это действительно ненависть!

Бобби села на корточки и схватилась за голову.

– Придумала себе какую-то дьявольскую игру…

Ещё и философию красивую подвела, мол, я настоящая демоница и люблю как бес, но на самом деле просто не умею по-другому… Габи, – тихо позвала она, – про нарочито взбалмошных снаружи, но ранимых и робких внутри, это про меня на самом деле…

«И про меня…» – у Габи ёкнуло в груди.

– … я, наверное, хочу найти родственную душу… поэтому и мечтаю о таком – снаружи взбалмошным – внутри ранимом…

– Удивительно, а ведь если не разобраться, можно действительно подумать, что ты испытываешь к своим экспонатам прямо-таки огнедышащую страсть и вожделение!

– Это не так, и меня это не устраивает! Я другого хочу! Другого, понимаешь?! Все жру и жру (именно жру, другое слово не подходит!), но наесться не могу, хоть и страдаю! Все как в тумане! Уже и не помню, сколько их там в моей коллекции!

– Скажи-ка… – задумчиво прищурился Габи. – Почему тебе стало скучно в камине?

Габи уже знал ответ, но хотел услышать его от Бобби.

– Сожрала всех хорошеньких, точнее всех, кто ко мне лип! – невинно пожала она плечами.

– Понятно, – вздохнул Габи, – а почему ты при знакомстве не ответила на мой вопрос?

– Какой? – нахмурилась Бобби.

– Точнее, не так. Ты сказала, что не знаешь кто ты. Разве так бывает?

– Ах, это… – вздохнула она. – Я имею ввиду, что эта коллекция угольков-камешков больше не радует меня, а пугает. Я сбежала из камина, но на самом деле, от себя. А благодаря тебе, остановилась и поняла, что со мной! Но я ведь чертиха и должна мучить всех подряд! А теперь я словно на перепутье! Надоело так «любить», но по-другому не пробовала, а только мечтаю…

– Понятно…

– Ты извини, я тебя загрузила своими таракашками! Может, покажешь мне местные достопримечательности?

***

Проходили дни. Бобби узнала прозвище Габи, но они никогда это не обсуждали. А Габи за глаза называл Бобби «чертихой-ангелихой» ведь только он знал, что она выдает себя за другую.

Оба притворялись адскими бесами, коими на самом деле не являлись.

Но для окружения было очевидно, что Габи очередной вкусный уголёк для чертихи с чудесатыми наклонностями, и сплетни летали по всей печке, но ни Габи, ни Бобби не осмеливались об этом заговорить.

Все же Габи, как и прежде вел себя странно, хотя и принял свою плюшевость, но теперь, когда появилась Роберта, поведение его становилось совсем уж неприличным для чёрта. По несколько раз на дню он менял прическу: то плел косичку, то распускал свои иссиня-черные волосы. Переодевался на завтрак, обед и ужин. И всем своим видом показывал, что он кровожадный и злющий демон. Бобби же забавляло поведение нового друга, она подолгу задерживала на нем взгляды и, бывало, так долго смотрела в его глаза, что Габи чудилось, будто она увидела, как за вычурным и адским образом прячется его трепыхающееся и робкое сердечко-уголек…

… В глубине печки было небольшое отверстие – случайно вывалившийся во время топки кирпич – чертята закрыли его чьей-то высушенной грудной клеткой – импровизированным окошком.

Габи и Бобби любили усесться на ребра и, свесив ноги, наблюдать, как горели дрова. Отсюда был очень красивый вид! Габи нервно расчёсывал пальцами свои волосы, а Бобби хохотала над чертенком, который хвостиком собирал из пламени крохотные угольки и жонглировал ими.

– Тебе больше идут собранные волосы! – неожиданно сказала она, не отрывая глаз от чертенка-циркача.

Габи замер.

– Ты такой мужественный, когда у тебя открыто лицо и скулы! Такие красивые зелено-карие глаза, как у тебя, нельзя прятать!

Габи весь съежился, и сильнее вцепился руками в скользкие ребра. Надо сменить тему, и как можно быстрее!

Но тут совсем близко послышался шорох, и через мгновение, к ним кубарем скатился упитанный чертёнок.

– Люся?! – едва сдерживая смешок, опешил Габи, но вдруг признался себе, что рад его внезапному появлению.

– Попрошу не называть меня так при даме! – важно молвил он, поправляя корону.

– Эх, Люс… – Габи запнулся, – Люцифер, Люцифер, ты когда-нибудь перестанешь паясничать?!

– Сдурел?! Как это я откажусь от того, что люблю?! Разве это возможно!? Роберта, вы бы, например, отказались от своего драгоценного мешочка?

Бобби устало заглянула в глаза Габи, и, не отрывая взгляда, ответила Люсе:

– Не могу и не хочу, – она театрально пожала плечами. – Я умру, если откажусь, как я могу отказаться от того, что люблю?

Она все глядела в глаза Габи, а он не понимал, о нем она говорила или о мешочке?! Она привычно притворялась жестокой, демонстрируя Люсе маску, или так витиевато признавалась Габи в чувствах?!

– Понимаешь, Люцифер, – говорила она, уставившись в глаза Габи, будто что-то ища в них, – я нахожу вторую себя в моих съеденных чертятах. Я не чувствую одиночества, я словно обретаю родственную душу! – Бобби замолчала и теперь только глядела на Габи со слезливой нежностью.

«Обрела? Прямо сейчас?» – мелькнула невысказанная мысль у Габи.

– А бывает, если чертёнок, зная, что ты его сожрешь, выбирает уйти? – спросил Люся.

Бобби задумалась.

– Да, было как-то…

– А ты не хочешь, ну, например, очаровать его, дабы он всё-таки отдал именно тебе своё сердце-уголек? – ехидно спросил Люся.

– Ещё чего! – встрепенулась она и дотронулась до руки Габи. – Если он изначально не очаровался, я никогда не стану выпрашивать любовь! Это унижение для меня! Корона только у меня! Ежели не так, интерес пропадает! Я чувствую страстное желание, чтобы по мне страдали, убивались, с ума сходили, душу в рай отправляли, и никогда не забывали, меня можно ненавидеть, но забыть – никогда! Я хочу оставлять след в душе, я хочу, чтобы обо мне помнили.

– А иначе?

– А иначе меня нет. Я мёртвая, будучи не в аду.

Бобби вдруг вся сжалась, обхватила себя руками, уставилась в одну точку и даже не моргала.

– Настоящая ведьмочка! – восхищённо молвил Люся.

– Бобби, ты живая, – осторожно Габи коснулся ее плеча.

– Да, живая, – встрепенулась она. Прикосновение Габи будто вернуло ее душу в тело, – спасибо! Как я устала от этого притворства… – прошептала она, – но концерт не закончен.

Бобби посмотрела на Люсю.

– А, знаешь, что самое прискорбное? – спросила она. – Я с самого начала говорю об этом…

– О