Разговоры с мёртвыми - Денис Ядров Страница 36

Прости, Подкидыш. Я убил последнюю связь с этим миром.

Кулак умело обслуживает меня, и я невольно получаю удовольствие.

– Милый, ты такой скромный.

Из моего рта в рот шлюхи текут слюни и кровь.

Девка ускоряет движение. В паху сладкая пульсация, я не в силах сдерживаться.

– Иди ко мне, милый.

Я кручу во все стороны мёртвый палец. При этом ногти шлюхи сдирают кожу с моего солдафона.

– О, милый, – шлюха стонет.

Нестерпимо свербит в паху, тело слабеет.

– Милый.

Моё семя смешивается с кровью, и чужой язык выскальзывает из моего рта. Я валюсь на шлюху и отламываю её палец. Он хрустит, отделяясь от ладони.

Девка суёт ускользнувшее окровавленное счастье обратно в пещеру.

– О, милый, ты же не оставишь меня вот так.

Я заливаю лицо шлюхи. Она улыбается мне белыми ровными зубами.

– Трахни меня.

Отломанный палец я сжимаю в кулаке.

– О, да, милый!

Я засовываю палец шлюхи в карман и приподнимаюсь на локтях. По моему подбородку течёт липкая жидкость.

– Да, да, – девка впилась ногтями в мой зад, прижимая меня к себе. Усталый солдат орудует в мёртвом лоне, и я ничего не чувствую, словно меня обкололи обезболивающим.

– Да, милый, – стонет покойница.

Ногами она обвила мои бёдра. Ритмичные движения, девять пальцев на моей заднице.

– Ну почему ты не хочешь сделать мне приятное? Ты ведь хотел помочь мне, милый? Так помоги. Помоги же – двигайся.

Оставь меня!

– Хотел помочь – помогай.

Я сплю с покойницей. Прояви сочувствие к людям, и они готовы сожрать тебя целиком вместе с твоей жалостью.

– Не останавливайся, милый.

Я вырываюсь, сдёргиваю руки шлюхи со своего зада, кручусь в сцеплении ног.

– Ещё чуть-чуть, милый, – умоляет девка.

Она дышит рывками в моё ухо.

Я отвожу голову назад, приподнимаюсь на ладонях. Резко опустившись, бью лбом в нос шлюхи. Как же больно! Нос хрустит от удара.

– Продолжай, милый, – шепчет покойная.

Быстрые движения. Девка с силой сжимает мои бёдра ногами и двигает тазом.

– Быстрей, быстрей.

Мне ничего не остаётся, как ускорить темп. Вокруг нет ничего, кроме боли во лбу. По нему стекает тёплая кривая нить. Руки шлюхи ползут вверх по пояснице.

– Да-да! – стонет шлюха, двигая тазом.

Тяжёлое, сладостное дыхание на двухметровой глубине. Звёзды превращаются в тусклые точки, танцуют передо мной, круги вертятся, свиваясь в кольца, разъединяясь, исчезая и вновь возникая из черноты.

Шлюха кончает, впиваясь девятью ногтями в мою спину, разрывая рубашку.

– О, милый!

Ногти выходят из моей спины. Девка разжимает пальцы, ослабляет хватку и разрывает кольцо ног.

Словно пьяный, встаю, держась за стенки гроба и стены земли. В спине тысячи раскалённых игл, голова распухла, в паху ворочается зудящая боль.

С трудом выбираюсь наружу. Падаю на землю, извиваясь, натягиваю джинсы. Боль пульсирует на губах и сверлом дырявит лоб.

В следующие два часа закапываю могилу. Водружаю на неё памятник и заваливаю цветами.

Как в неправильном сне иду домой. Лес по обе стороны от меня плывёт картонными картинками.

Дома валюсь на матрас и отключаюсь.

Просыпаюсь от мысли, что в моём кармане лежит палец мёртвой девки. Я чувствую его сквозь джинсовую ткань и боюсь к нему прикоснуться.

Возле трубы сидит на стуле мой новый знакомый.

В паху пульсирует. В лоб погрузили дрель и ворочают ей, расширяя дыру.

Я опускаю веки, хотя знаю что друг Санта Клауса наблюдает за мной.

– Хочешь быть добрым, будь готов к тому, что тобой воспользуются, – говорит он. – Хочешь помочь, будь готов, что тебя распнут. Хочешь любить, приготовь запястья для гвоздей. Хочешь быть любимым, освободи место для ненависти. Чем больше я ненавижу, тем больше меня любят. Чем сильней я люблю, тем чаще мной пользуются.

В моём кармане палец мёртвой девушки.

– Я клянусь в любви, и об меня вытирают ноги, – говорит мой гость. – Я боюсь – и страх помогает мне избежать неприятностей. Я ненавижу, и поэтому убиваю врагов – мои проблемы сразу решаются. Я завидую, делаю пакости – и получаю взамен радость. Злые чувства, да? Плохие. А толку с хороших? Например, я делаю добро. Трачу свои деньги, силы, время, а попрошайки берут и берут из моих рук – всё забирают. И считают, так и надо. А за мою слабость, за мою доброту безмерную попрошайки, к тому же, презирают меня и возмущаются, если устаю их кормить. Их не интересует, откуда я беру средства. Они паразиты, я – донор. Иногда попрошаечки, правда, хвалят меня. Мол, не такие они плохие. Просто привыкли жить за чужой счёт. Их приучили такие, как я. И так проходят годы. И однажды я понимаю, что они пользуют меня и считают меня им должным. Справедливо? Нет, конечно, – отвечает гость на свой же вопрос. – Думаешь, они злые твари? Или я злой? Они равнодушные. Они как дети: им протянули – они взяли. А попробуй забери у них – кричать станут. Полюбил – не вздумай разлюбить.

Силуэт у трубы кривит губы.

– У той девчонки было последнее желание – переспать с тобой. И что ты? Не хочу, не буду. Не готов платить за жалость – не жалей. А пожалел – будь готов, что тебя поимеют. Зачем ты лезешь к ним? – спрашивает силуэт.

– Они зовут меня. Помочь просят.

– Не зовут они никого, – говорит гость. – И ничего не просят. Они балдеют от самосожаления. Ты здесь ни при чём.

Пах пульсирует. Дрель вгрызается в лоб, и распухший язык застрял во рту сухой тряпкой.

– Смерть – такое спокойствие, которое ты и представить не можешь. Посмотри на человека в последние секунды, и поймёшь, как ему становится хорошо.

Ты всё лжёшь, лжёшь.

– Кто лжёт? Ты никому не нужен. Ни друзьям, ни родителям, ни учителям, ни мёртвым – никому. Друзьям ты нужен, пока им плохо или пока им нечем заняться. Как только появляются дела, они тут же тебя кидают. Родители тебя любят, пока ты маленький. А вырос – вон из дома. И дело не в тебе. Всем плевать на всех. Ты за дверь вышел, и тебя уже забыли. Умер, и все спокойно живут дальше.

В одиннадцатом веке жена покойного добровольно обрекала себя на смерть и сгорала живьём.

Мой злобный приятель курит в темноте, выдыхая дым в потолок. Луна заглядывает в окна, шарит по стенам и, не дотягиваясь до меня, царапает брус в двух сантиметрах от моего лица.

В тело вползает сонная кошка, растекается по рукам и ногам, расходится жирной кляксой в голове, и я проваливаюсь в глубокую воронку.

Мне снится мёртвый палец в кармане. Он ворочается, царапается, разрывая ткань. Красный лак на ногте лоснится ухоженностью. Мертвеца отправляют на тот свет в лучшем виде. Лучшая одежда из мертвецкого гардероба, лучшая причёска, ухоженные ногти, накрашенные губы и красиво подведённые глаза.

В каком виде попадёшь в загробный мир,