Добрые люди - Сергей Степанов Страница 37

макияжа на юных фасадах – простеньких и аккуратно-панельных, или наоборот, многоэпатажных, безбашенно-пятнистых, или строгих, выдержанных, достойных, в общем, рекламы местного муниципалитета. На каких-то участках ещё только росли серые скелеты будущих красоток, и вокруг них озабоченно кружились мускулистые подъёмные краны, поблёскивающие на солнце дикими взглядами кабинных стёкол. Коренастые ЛЭПины, опутавшие всё это дело несметными диковаттами энергии, гордо упирались в бока, довольные проделанной работой… Всё росло, цвело и строилось… Забег был в самом разгаре, как и утро нового дня… Номер наших друзей был не менее уникальным, чем прочие… Сливаясь в одно неохватное желание, всё самозабвенно стремилось к цветущей, волнующей цели… И была такая надежда, такая уверенность в этом едином стремлении вперёд, что представлялся безусловно ошибочным и необычайно избирательным тот полусонный и заоблачный взгляд проезжего отпускника, которому в этой обыденной и полной умысла суете мерещилось то бездумное душное стадо, то задыхающийся от желаний забег, то скучающая в безысходном русле река. Цель точно была. Не могло не быть леденящей дух, взлетающей в восторженную лазоревую бездну, неодолимо влекущей к себе такое количество столь разных людей цели!

Зёма на автомате запустил дворники – из чистого неба удивительным образом вылилась капля и гулко ударилась о стекло. Тут же из динамиков издевательством зазвучало подробное, смачное описание пробок. Он переключил канал, но вослед раздавшейся ритмичной музыке никто не закачал головой, не задвигался в такт. Молчали. Какая-то странная лень, какое-то безнадёжное смирение и вправду ощущались в салоне. Сокóл был погружён в себя, вернее, в экран своего смартфона. Зёма, сжимая тонкие губы, устремлял взгляд вперёд в ожидании спасительной зелени указателя. И если Сокола здесь уже и любой бы обличил в мягкотелости и созерцательности (уж с таким радостным страданием на лице, с таким аппетитным причмокиванием он отрывался от экрана, закончив читать очередную оппозиционную гадость (напоминая даже мазохиста, получившего исключительно удачный шлепок по попке)), то вот на мужественном лице Зёмы покоилось спокойно-напряжённое выражение, какое может быть только у человека, полностью осознающего свою цель и уверенно к ней стремящегося. При взгляде на его лицо становилось легче и светлее, словно раскрывалась ровная и чистая дорога, в конце которой уже почти различим был величественный контур…

Едва вырвавшись на магистраль, Зёма поначалу втопил так, будто улепётывал от оголодавшего людоеда… Но очень скоро прервал ветросвистную гонку, остановился перед зданием заправки, заглушил двигатель и торопливо скрылся в дверях.

* * *

Говорят, желание выделиться из толпы – фишка современного мира. Эдакая универсальная цель любой жизни. Отсюда толпы фриков, веганов, правозащитников и всяких прочих меньшинств (ну а если попроще – любителей красиво приодеться или сфоткаться «там, где никто»)… Говорят, что в нашем конвейерном, заштампованном мире это – единственная отдушинка, малюсенькая свободка, оставленная винтику, чтобы он хотя бы в её рамках мог ощущать себя личностью, мог радоваться и не быть одиноким… Конечно, так!.. может быть… На протяжении всей истории – пещерным людям, все усилия направлявшим на борьбу с природой, рабам, под палящим солнцем возделывавшим рис, китайским… да что там китайским-то, нашим русским крестьянам, из поколения в поколение выцарапывавшим у природы жалкий свой урожай, – всем им явно было не до самоопределения, не до самолюбования… Да вот только как же тогда греческие горожанки, хвастающие коллекциями олисбов, и римские матроны, торгующие телом в плебейских кварталах? Как восточные правители, которым прямо по штату полагалось обжираться в знак богатства страны и оплодотворять тысячные гаремы в знак своей силы? Как, в конце концов, Содомы с Гоморрами, «Пиры Валтасара» и все прочие эпикуры? Если всех их представить, не станет ли похожей эта «современная фишка» на огромную коллекцию фишек, таких золотых, с портретами императоров фишек, скопившуюся в музеях за тысячи лет нашей истории? Не может ли статься так, что, взгляни на себя здоровый, сытый, обеспеченный человек, упивающийся собственным телом и потому измождающий его диетами, проколами, татуировками и содомией, взгляни он на себя с какой-то другой, на порядок большей высоты, – и он тут же почувствует, что его «личность» – это и совсем даже не то, что он каждый день наблюдает в зеркале. Что желание выделиться – следствие какой-то другой несвободы… Да только редко кто на ту высоту подымается… И не только теперь, а всегда так же было. Было б оно по-другому, к нашим временам вся планета кишела б монастырями, а мирские городки скучали бы, позабытые в глухомани… Ну, оно и понятно: лезть туда сложно и долго… и ветра там промозглые дуют постоянно… и диван с холодильником – не на произвол их бросать ведь… Насколько проще: покрасить в зелёное прядь, да в носу дырень покрупнее проделать. Поднять, так сказать, трепещущее знамя свободы…

Тянется трасса навстречу… Долгий путь впереди… Здесь, в замкнутом уютном пространстве – спокойная музыка и мерный скрип сиденья… Там, за стеклом, – бесконечная необъятная природа. От неё никуда не убежишь, от неё не спрячешься. Проплывает мимо, обволакивает, словно вода в реке. Как-то сама собой, неотвратимо, рождается мысль: «Почему всё – там, а я – здесь?» И пальцы непроизвольно сжимают своё тёплое тело, усталый взгляд направляется в боковое зеркало и долго наблюдает себя…

Ты едешь… Оглядываешься, а и вокруг все куда-то спешат. Трудишься… Глядь, а ты посреди огромной толпы… И ты любишь, любим!.. так же точно, как и все из века в век плодящиеся миллиарды… Словно воодушевлённый писатель, собравшийся написать новое и уникальное произведение, с каждой новой попыткой всё более изумляясь и охладевая, ты натыкаешься на фразы, интонации, на целые тексты, которые всем до боли известны, которые тысячу раз уже были… «Кто же я?» – утомлённая шепчет мысль… Но вместо ответа только кто-то огромный нависает над тобою. Смотрит… Молчит… И стоит лишь испуганному взгляду на миг отвернуться от зеркала, как пальцы тут же со злостью начинают грызть плоть, рвать своё тело… И ты, лишь бы только отвлечься от этого ужаса, приникаешь к себе, впиваешься в себя глазами и с этого момента себя только чувствуешь, о себе только думаешь.

И знаешь, ведь чуть по чуть привыкаешь… И со временем уже не воспринимается как ловушка спёртое пространство салона… И кажется, что можно и так: в достатке и в мире куда-то всё ехать, ехать… Строить, копить, починять… И детей своих тому же учить – покупать им помягче диван да побольше телевизор… Внутри задыхаясь, но оставаясь спокойным наружно с липкой, натренированной за долгие бессонные ночи ухмылкой вещать: о бананках и замках, о бэтмэнах и о танках. Выставлять напоказ