Никто не знает Сашу - Константин Потапов Страница 38

И тогда я запел песню, что могла быть и местью ему, и лестью ему. Я запел его главный хит, его классический бардовский шлягер, что увековечит имя его у волжских костров и на сайте бард.ру, этот гимн ожиданию, сложенный классическим каноном! О, как я пел! Я пел тихо! Я пел вкрадчиво! Я пел под стук областной электрички! Я не мог петь на разрыв аорты, я не мог петь всем телом, но я пел душой, всей моей душой, что так ждала «Жигуля»… И тут, господа, он встал. Он встал и двинулся ко мне. Не двинулся – он надвигался. Да он стал надвигаться прямо на меня, прямо на всю мою жалкую, измученную, хромую судьбу, а когда он наконец надвинулся, когда навис надо мной, он изрёк:

–Прекратите.

–Простите, но…

– Я не хочу, чтобы вы пели.

Сердобольная бабушка в красной панаме, что была по мою правую руку, а по его левую, жалостно молвила:

– Ну что же ты, сынок, пусть поёт, нам не мешает…

Но он сказал:

–Не пойте эту песню. Вы ужасно поёте.

Господа! Что я мог возразить – ему. Ему, чьё имя уже увековечено у волжских костров и на сайте бард.ру? Ему, чьи песни пусть и не знакомы кругу широкому, но узкому кругу известны наизусть, что я мог ответить? Конечно, я мог бы сказать, что песня, вырвавшаяся из певца, больше ему не принадлежит! А принадлежит она народу, фонарям, гаражам, хмурым домам в лесах, череде столбов, нательным крестам пьянчуг! Я мог бы сказать, что пел я ему не из мести, а из просьбы, из мольбы, но это было бы не правдой, а полуправдой. А полуправда, как мы знаем, хуже самой лжи! Нет, я был беззащитен перед ним, последним из могикан, великим бардом, родившимся на полвека позже положенного. Я был перед ним никем, говнарём, гитаристом, алкашом и сыном покойных родителей, и верным племянником тётушки, что больна диабетом совсем не от сладкой жизни! И мне пришлось покинуть вагон номер четыре, уйти восвояси, в тамбур, пропахший аммиаком, где меня ждал печальный призрак Ксении, обрубленный хорей и ещё надпись «Не прислоняться». Но я прислонился. Всем необъятным, пылающим лбом. Я доехал до следующей станции, и вышел, и купил отвратительной тёплой «Охоты», каюсь, купил на деньги, отложенные для тётушки, дабы унять теперь не томление души моей, а унять простой, жгучий, банальный позор.

О, вкус поражения! О, тщетность мироздания! О, нечеловеческий взгляд человечества!

И пока мимо проплывал вагон номер четыре, я открыл всхлипнувшую банку «Охоты», закинул голову как пианист, и немедленно…

29. Саша Даль. Электричка «Тула – Москва»

…пришлось сидеть на вокзале ещё два часа. Утренняя ушла, следующую отменили. Ближайшая, на которой мог уехать в Москву, была в 9 утра. Вокзал был пуст, только пара бомжей спали на скамьях, закутавшись в тёмные лохмотья, заросшие, с клетчатыми баулами под головой. Резкий, почти мускусный запах – носков, мочи, немытого тела. Сначала хотел подождать на улице, быстро замёрз на мартовском утреннем холоде.

Тут и заметил, что забыл гитару. Хватился за охнувшую пустоту, замер посреди зала. Ждала в прихожей у Полли, в чёрном чехле. Дома ещё две – одна хорошая, другая не очень, но даже если бы не было дома ни одной, он не вернулся бы к Полли за этой. Попросит её выслать. Не сразу, через несколько дней. Напишет через неделю, когда всё утихнет. У него дома есть ещё две гитары.

На вокзале ещё были закрыты все лавки, даже отвратительные забегаловки с высокими столами, водкой и беляшами. Только кофе из автомата. Хотел же отказаться от кофе и сладкого после Непала, хотел жить чисто, но сейчас был таким голодным, что ткнул в «двойной сахар». Приторная, липкая жижа, горячий пластик. Выпил за пару минут, подавив тошноту.

Он согрелся на скамье, в шаткой середине: подальше от сквозняка со входа и запаха из глубины зала. Слушал объявления электричек и поездов, «ту-ду-ду-ду» и потом женский, в каждом регионе говор свой, а равнодушие одинаковое.

Он согревался весь, ноги замерзали. Теребил и обновлял ленту садящегося телефона, застарелый заусенец. Думал, что ответить. Старенький пятый айфон (подарок от неё и группы в стыдную складчину) разряжался, лениво паникуя – осталось меньше 10%.

Он открыл страницу – был удалён из друзей, и всегда теперь заходил как бы с чёрного хода, вбивая никнэйм в поиске. Уже протоптал тропинку – сеть сама подставляла её профиль на первых буквах. Ещё раз открыл её пост.

«Иногда прошлое возвращается». И селфи в лифте, московском нигде, капсуле самолюбования. Постриглась коротко, яркий маникюр, послеразводное каре, классика. Дерзкий взгляд в камеру, в кого-то конкретного по ту сторону экрана. Скорее для отвода глаз от почти подросткового текста. Ещё один ход в заочной переписке.

Открыл сообщения и нашёл её не удалённый контакт. Всегда были записаны друг у друга по имени-фамилии. Нежные клички не были зафиксированы, только из уст в уста. Не любили демонстрировать отношения на людях. Как минимум, она. Как минимум, среди своих московских друзей. Ладно.

«Привет. Видел твой пост. Можем встретиться и поговорить.»

Стёр точку, поставил «?». Стёр всё.

Низкий заряд батареи. Осталось менее 10 %. Отмахнулся от уведомления.

«Привет) Как дела? я вернулся))) Может, стоит поговорить?» – стёр сразу, как дописал.

«Прости меня, пожалуйста. Я тогда сделал всё не так. Я бы очень хотел встретиться и поговорить. Если тебе это нужно».

Долго смотрел на экран. Если откроет сейчас переписку с ним, увидит, что он набирает. Стёр «Если тебе это нужно».

Телефон вздрогнул от сообщения, он вздрогнул в ответ, выронил со шлепком на плитку, поднял, на экране появилась маленькая трещина, небольшой росток и:

«Привет! В Поволжске всё будет, мы утрясли! Даже платить ничего не надо, Ремизов тётке коньяк подогнал, накинем ему» – Алина.

«Класс! Спасибо!»

«Да не за что) Это моя работа. Я же твой менеджер;)

Как там дела, с Полли?)))»

«Слушай, еле сбежал) Даже пораньше на вокзал уехал»

«Ого! А что?»

«Да она вообще. Залезла ко мне в постель» – подумал, и стёр.

«Да она вообще. Расскажу при встрече. Всё обошлось)»

«Смотри мне) Приезжай, отсыпайся»

«Ага. Спасибо».

Наконец-то окрыли буфет напротив, и он даже смог найти там овсяную кашу, нормально позавтракать и немного зарядить телефон. Здесь было теплее и не пахло. До электрички оставалось двадцать минут, были деньги после вчерашнего концерта, он вытащил им остальные четыре города,