Глаза Фемиды - Аркадий Петрович Захаров Страница 39

Короче говоря, в первую же зиму в незанятых угодьях Паша совсем-таки неплохо пушнины добыл: и ондатры, и белки, и куницы, и лис, и выдры, и даже соболя. Колонков и горностаев немного было, их Паша не усчитывал. По весне повез свое богатство Паша сдавать в коопзверопромхоз. Половину в коопзверопромхоз, а другую половину тайком в Сургутский аэропорт — летчикам. Они в два раза больше заплатили. От них Паша и узнал, что коопзверопромхоз на Москву, на Всесоюзную сельскохозяйственную выставку — ВСХВ и международный пушной аукцион, самолет мехами грузит. Загорелось ему в столицу, уговорил — уломал директора взять с собой грузчиком. Тот немного поупирался и согласился взять. А чего не взять — человек свой, проверенный, сам не украдет, да и другим не даст. Однако предупредил Павла, что берет его с собой только в одну сторону — а обратно, мол, сам выбирайся. Паша не раздумывая и согласился: я, говорит, в тайге не блудил, в курильских туманах не пропал, а в городе, среди людей, тем более не заплутаю, как-нибудь выберусь. Так он и попал в Москву. Я мог бы долго рассказывать о его московских похождениях и впечатлениях от столицы, но, боюсь, на это мне всей книги не хватит. Как-нибудь в другой раз и в другой повести.

Лучше послушаем их разговор с Папой Карло.

- А на вокзале чего ты делал? — продолжал приставать Папа Карло.

- Стал домой собираться. В автоматической камере хранения у меня мешок лежал с разными вещичками. Прихожу в камеру, нахожу свой ящик, набираю номер — а он не открывается! Я и так, и этак — не могу открыть, хоть волком вой. А у меня там продукты на дорогу, билет обратный и денег немного. От огорчения хлопнул я кулаком по ящику — а милиция тут, как тут. Здрасте, говорят, гражданин. Вы кто такой будете и по какому праву по ячейкам кулаком лупите? Пройдемте для разбирательства. Я, говорю, пройти, конечно, согласен, только хочу сперва забрать свой мешок, который у меня этот ящик зажилил. Мне отвечают, что мешок мой давно в отделении дожидается, по причине хронической неуплаты суточного взноса в пятнадцать копеек. А откуда мне было знать, что я автомату каждые сутки платить должен? К тому же меня на вокзале и не было — я сам не знаю где по Москве пиво пил. Значит, приводят меня в отделение на опознание мешка. Сначала заставили написать заявление о выдаче вещей и каждую вещь обозначить. Я все описал и лосятину вяленую, и кружку железную, и ложку, и шапку и все такое. Забыл только бритву новую, которую в Москве купил. «Спутник» называется, механическая — от пружины заводится. В тайге очень удобная. И деньги не указал — они же не вещь. Милиционеры мешок мой вытряхнули, каждую вещь со списком сверили и мне возвратили. А бритва с деньгами куда-то делись. Не было, говорят. Да ты и не заявлял о них. Да и хранить деньги в ячейках нельзя по инструкции — пропадают, часто случается. Так что езжай себе на здоровье восвояси, пока и билет не пропал. Хорошо еще, что не поскупились из своих запасов мне лыжные ботинки выдать: их еще зимой вместе с лыжами на платформе кто-то забыл и не объявился. И лыжи мне навеливали, да я отказался — не для тайги игрушки. А ботинки хорошие — подошва твердая как лосиный рог».

При этом Паша задрал одну ногу, чтобы присутствующие полюбовались: горнолыжные ботинки и впрямь были надежно сработаны, единственно, что чересчур великоваты.

Долго и с приключениями возвращался Паша домой. До Тюмени на поезде, до Самарово — на буксирном пароходе «Баррикадист», на который его взяли с условием подменять кочегара. И Паша усердно кидал уголь, за проезд и тарелку флотских макарон три раза в день и чай в любое время, без ограничений. Похудел, почернел, зато накачал бицепсы. В Самарово, на рыбной пристани, ему повезло попасть на самоходку, принявшую груз специй для Сургутского рыбозавода. На коробках с перцем и лавровым листом Паша доплыл как турист, загорая и бездельничая. Зато на пристани его сразу завербовали в работу: разгружать. Там ему встретился земляк — бригадир гослова, который и сагитировал Пашу в свою бригаду, рыбаком на плавной песок.

Паша, конечно же, согласился: просто деваться некуда — обезденежел вконец. А впереди зима и скоро снова на промысел, нужно и провиант охотничий закупать, и снаряжение, и продукты — муку, чай, сахар. Без соли и спичек тоже не обойтись. И на все деньги нужны — а кто их даст? Известно: деньги есть — Иван Петрович, денег нет — кобылья сволочь. И никто тебе не друг и не брат. Пригнал Паша свой обласок, кинул в него плавную сеть, да и отплыл в бригаду гослова на старый Сургутский песок, на котором еще деды его промышляли, дно реки от топляков чистили, чтобы сетей не рвать. А теперь рыбозавод это угодье под себя забрал и коренных рыбаков муксуна ловить не пускает. Как собака на сене. Так что Паше еще повезло в бригаду гослова попасть — можно и себе половить пока муксун идет, а рыбозавод промышлять собирается.

Обустроить плавной песок дело небыстрое. Сначала на берег завезли невод с лебедкой. Однако ловить нельзя — электростанции нет. А Няшину электростанция не нужна — плавную сеть распустил, сам следом на обласочке сплавился, да и поймал муксунчиков на соленье. А кто ему запретит — рыбоохрана на пески гослова не наезжает. Она тоже из рыбного министерства питается. А потому — лови, ребята.

На другой день электростанцию завезли, однако солярку для нее позабыли. Значит, опять ловить нельзя. А муксун мимо песка косяком идет. Паше грех не ловить — он и ловит всю ночь напролет. А днем муксуна пластает и солит для себя. Делать-то нечего.

Наконец, солярку завезли и брандвахту — плавучее общежитие для рыбаков подтащили. С ним и вся бригада прибыла. Настроили невод, запустили движок, сделали один замет и остановились — рыбу девать некуда: рыбоприемный плашкоут только назавтра обещают. А муксун мимо косяком идет, и Паша его для себя ловит. И чего бы ему не ловить в свободное время?

Однако всякий отдых конец имеет, и работа, наконец, настроилась.

В первую же тонь осетра вынули. Сразу же и покупатель нашелся: с